Глава 13

Муж Нюты маленькой Глеб жил напротив разрушенной церкви. Она не давала ему покоя, зудела как заболевший зуб, выводила из себя. Ему даже пришлось передвинуть кухонный стол и садиться спиной к окну только бы не видеть её тёмной громады. Плотные шторы не спасали. Сквозь них просвечивал золотистый контур. Игра воображения, он знал это, но никак не мог избавиться от наваждения.

Церковь крепко-накрепко привязала его к себе. Глеб грозил ей кулаком, плевал в её сторону, разбирал на части. От неё почти ничего не осталось — лишь невысокие осыпающиеся стены да устремлённая в небеса колокольня. На потускневшем куполе вместо креста торчал кусок арматуры.

- Чтоб ты провалилась! - кричал он, проходя мимо.

Ему ужасно хотелось написать куда следует о том, чтобы сровняли с землёй ненавистную церковь, чтобы и следа её не было, чтобы не мучила. Но Глеб был трусоват и нерешителен. Становился смелым только с теми, кто слабее его самого. Потому и писать боялся. Мало ли что выйдет. Не поймут там, наверху, и самому достанется. Словом Глеб владел плохо, писал неразборчиво. Всякое могло приключиться.

Как-то раз поздним вечером Глеб не выдержал, схватил что под руку попалось — то ли кувалду, то ли лом — и побежал крушить ненавистные развалины. Светила луна. В углах мерещилось что-то тёмное и дьяволоподобное. Оно скалилось, подбадривало. Глеб поднял своё орудие и тут же свалился на землю. Инфаркт.

Спасло его чудо. Меньшого среди ночи потянуло помолиться на святом месте. Он и пошёл. А ещё на счастье, или на чудо какое оказалась в деревне скорая. Сто лет её здесь не видели. Вызывали редко, а коли вызывали, так ждали сутками. А тут -  вот она! Ложный вызов. То ли вызвали в шутку, то ли заблудилась. Повезло Глебу. Младшой утвердждал, что Бог спас.

Восстанавливался долго, а как поднялся с постели, приковылял к старикам, достал из кармана пачку денег и сказал грубо:

- Вот! Надо её заново строить... церковь эту. Сил нет, измучила. Пусть лучше целая стоит.

Младшой просиял. Чуть ли не руки целовать кинулся. Только не вышло ничего. Деревня пустела, и мало кому из оставшихся нужна была церковь. В Васильевке есть — и хватит.

На развалины мы, дети, ходили сначала из любопытства: манили остатки церковной росписи, едва угадывающиеся на полуобвалившихся стенах. Став постарше, забирались повыше, демонстрируя навыки скалолазания.

- Слабо по стенке пройти? - кричал сверху Мишка Савельев, балансируя на краю на уровне третьего этажа. Ловко словно обезьяна пробежал он по узкой кирпичной дорожке. Оказавшись на противоположной стороне, победно вскинул руки и показав язык, быстро спустился вниз.

- Ну, что зассали? Слабаки! - выкрикнул он.

Таня усмехнулась:

- Дурак ты.

- Да я не тебе, - сказал Мишка. - Ты ж понятно, девчонка. Куда тебе! Все вы девчонки слабачки. Тебя Морозова это тоже касается.

Я не стерпела и храбро полезла наверх.

- Перестань! - попыталась остановить меня Таня.

- Может, не надо, а? - Тошка аж побледнел.

Вдвоём они схватили меня за футболку и принялись стаскивать вниз. Я вывернулась и продолжила лезть. Ноги у меня тряслись, внутри я проклинала себя, Мишку, церковь, людей, превративших прекрасное здание в руины. Проклинала, но всё-таки лезла.

- Не смотри вниз! Не смотри вниз! - шептала я, проходя по краю стены.

Спустившись, села на землю. Меня не держали ноги.

- Класс! - восхитился Мишка. - Не ожидал от тебя.

Таня обозвала меня дурой и сказала, что отныне и навеки вечные не хочет со мной общаться.

- Сама же говорила на литературе, что нужно преодолевать свой страх, всегда идти вперёд. Риск — благородное дело. Про подвиг ещё что-то. Ты тогда «пятёрку» получила, - возразила я. - Врала значит?

- Ничего и не врала. Просто это надо делать ради чего-то, а не по глупости, чтобы кому-то что-то доказать.

Мы часто ходили в разрушенную церковь. Кто-то курил тайком от взрослых, пил пиво в тёмных её углах. Таня терпеть не могла пьющих и очень расстраивалась, находя на полу храма пустые бутылки. Она не знала, что здесь мы с Тошкой впервые попробовали покурить, а после торжественно поклялись никогда больше не брать в рот эту гадость, так противно нам стало от сигаретного дыма.

Мы любили лежать на полу и смотреть на небо. Где-то там, в самй вышине жили голуби. Красивые белые голуби с мохнатыми лапками. Скорее всего это были голуби старика Пахомыча, умершего ещё до нашего рождения. Говорили, что когда он умер, голубиная стая слетелась к его могиле и долго потом кружила над старым кладбищем, будто прощаясь.

Так вот если долго-долго лежать на полу, всматриваясь в кусочек неба, то можно увидеть пролетающих голубей. На ясном голубом фоне это смотрелось особенно красиво. Тошка утверждал, что голуби всегда к счастью.