— Хм, да, — то, как она это сказала, кажется мне странным, но не стоит об этом раздумывать. Мне нужно понять, что не так с этой Маргарет, а не её младшей сестрой. Прежде, чем объяснить всё маме, я бы хотела понять, какой помощи нужно попросить сначала.
Поэтому я продолжаю осматривать дом. В кухне все предметы немного странные, или слишком маленькие, или слишком большие, с закругленными углами и снова на раковине фурнитура, которая говорит о том, что мы не в Калифорнии. Мы, должно быть, в Азии, но где? Конечно, обеденный стол завален бумагами, на которых напечатаны или написаны ручкой формулы, которые не очень много мне говорят. Но погодите, это...?
Я поднимаю Нобелевскую статуэтку, тяжёлый диск из литого золота. Профиль Альфреда Нобеля смотрит в пустоту, надеясь, что человечество запомнит его из-за этого, а не из-за изобретения динамита. Мама и папа уже удостаивались Нобелевской премии во Вселенной Триады, это значит, что здесь — второе измерение, где я вижу одну из главных наград человечества в качестве пресс-папье.
— Есть новости из других измерений? — кричу я маме. Если они получили награду за изобретение технологии, или по меньшей мере за доказательство теории, она поймёт, что я имею в виду. Так будет проще объяснить.
Но мама, нахмурившись, появляется в дверном проёме.
— Милая, у тебя всё хорошо? — она подходит ко мне и прикладывает руку мне ко лбу. — Ты спрашивала про тайленол. У тебя жар?
— Нет, просто... я объясню через минуту, — очевидно, мама не понимает, о чём я говорю.
Если они получили премию не за изучение параллельных измерений, тогда за что?
Должно быть, они снова океанографисты, думаю я, заходя в большую гостиную, где на всех окнах тяжёлые занавеси из белой ткани, и, кажется, в горшках растёт ещё больше бамбука. В отдалении урбанистический пейзаж. Или может быть мама и папа занимаются чистой математикой.
Гостиная более обычная, чем столовая, на стенах тонны моих картин. Кажется, я даже занимаюсь скульптурой, если судить по глине для лепки на полке. И на клочке стены между окнами я вижу журналы в рамке с лицами мамы и папы. Одна из обложек — только рисунок, огромная сдвоенная спираль, обрамлённая с двух сторон одинаковыми профилями. Наверху, под названием журнала, жирный заголовок: "ЭРА КЛОНОВ".
Клонов?
— Семь часов, — говорит голос, который кажется знакомым и странным. — Значит, время ужина, так? Ты выпустишь меня из тюрьмы, или мне нужно голодать?
Я оглядываюсь, и вижу маму в столовой, она упёрла руки в бока и смотрит на очень злую... меня.
— Тюрьма, — вздыхает мама. Она совершенно не поражена тому, что только что вошёл мой двойник. — Честно, ты уже слишком взрослая для...
— Знаешь, для чего я слишком взрослая? Для того, чтобы со мной обращались как с нашкодившим ребёнком, — отбривает другая я. На ней юбка и футболка, почти идентичных оттенков синего.
— Очевидно, ты не слишком взрослая для того, чтобы так себя вести, — отвечает мама. Я просто стою и пялюсь.
Нас двое. Две меня. Мы однояйцевые близнецы, или...?
Я смотрю обратно на заголовок. "ЭРА КЛОНОВ". Потом я замечаю строчку внизу, которая гласит: "Что означает семья Кейн для нашего будущего".
Я — клон. Мы — клоны. Другими словами, в этой вселенной больше, чем один человек с Жар-птицей будет считаться мной. Здесь существуют несколько версий меня, что означает, что более, чем одна Маргарет может прийти в это измерение одновременно...
Вбежав обратно в столовую, я смотрю на другую версию себя. Конечно, в вырезе её футболки я вижу цепочку от Жар-птицы.
Когда я захожу, она тоже удивлена, так же шокирована увидеть меня, как и я её. Но потом она тоже понимает.
Мы с Ведьмой наконец-то встретились лицом к лицу.