«Ты можешь исцелить болящий разум,
Из памяти с корнями вырвать скорбь,
Стереть в мозгу начертанную смуту
И сладостным каким−нибудь дурманом
Очистить грудь от пагубного груза,
Давящего на сердце?»
Макбет, акт 5, сцена 3 − я читала эту пьесу, когда мне было восемь. Не понимала, но читала. Если я захочу, то смогу процитировать ее целиком. Вот сколько полезных и бесполезных знаний я несу с собой. Я могла бы прочитать что−то один раз и повторить его несколько часов, дней или лет спустя. Даже если бы я не хотела этого.
И это совсем не странно. О нет.
Что со мной? Для сравнения, идея, что я какой−то специально обученный агент на миссии, чтобы найти этого таинственного студента Х − это странно, но имеет смысл. Вроде. Вот эти другие вещи? Никакого смысла. У кого есть отличная память вроде моей? Это ведь невозможно.
Я закрываю глаза, желая, чтобы безумие ушло, а теплые пальцы смыкаются вокруг моей ладони. Они посылают импульс в сердце, и я открываю глаза.
— Ты в порядке? − спрашивает Кайл. — Еще воспоминания?
— Да, но ничего полезного. − Этот промежуток времени, хотя я бы не стала классифицировать воспоминания об АнХлоре или о странной слежке за Кайлом настолько полезными, насколько разоблачающими. В основном из вещей, о которых я не уверена, что хочу знать.
Часть меня вновь испытывает желание напасть на Кайла с вопросами, но что−то заставляет язык остановиться. Еще один учебный инстинкт, предполагаю. Кайл не понимает, что я кое−что знаю о нем. Сохранить это воспоминание для себя может быть полезно.
— Что−то должно быть лучше, чем ничего, − настаивает он.
Лифт звенит и двери открываются, помещая нас на случайный этаж. Декор в этой части здания очень разный. Вместо теплых коричневых тонов, стены белые и стерильные. И не могу не думать, что они испускают недружелюбную энергетику — вроде лаборатории. Мне вообще плевать на эту секцию.
— Ты все еще злишься на меня? − спрашивает Кайл.
Мы прижимаемся к стене в то время как техник проникает внутрь. Она толкает какую−то машину на колесах, и я жду пока она пройдет, прежде чем ответить. Ее фиолетовый халат выглядит совершенно веселым и неуместным.
Хотя я абсолютно уверена, что не должна ему доверять, все равно показываю Кайлу слабую улыбку.
— Я не сержусь. Просто разочарована, и прости, что тогда накричала на тебя. Я помню, когда ты пригласил меня на свидание. У тебя был листик в волосах. Ты знал это?
Я не знала. Не знала, пока слова не вышли из моего рта. Почему приятные воспоминания не возвращаются обратно настолько подробно, насколько неприятные? Жизнь так несправедлива.
— Он был там? − Кайл ерошит волосы, потом вроде осознает, что он делает. − Это унизительно.
— Мне понравился лист. Это был сувенир, напоминающий о совместном катании по траве. − Мозг тоже этого не помнит, не осознанно. Но вау — тело точно помнит.
— Да? Ну, мне понравилось кататься по траве вместе. − Он берет мои руки, неуверенно, как будто боится, что я снова выкручу их за спину. И потом, внезапно он стоит так близко. И становится все ближе. Моя спина достигает стены, и я рада, что она есть, поддерживая меня.
Неправильно ли это, что, в данный момент, мне плевать, если Кайл — это мой безымянный враг? Я хочу привлечь его ближе к себе. Прижать губы к его и тело к моему. Заставить себя забыть все неприятные вещи, о которых я начинаю вспоминать и создавать новые, лучшие воспоминания. Я горю в своей одежде и мне плевать на все остальное.
Его нос касается моего. Расстояние между нами сейчас меньше, чем когда−либо. И все же пока я задерживаю дыхание, оно до боли глубокое.
Затем дверь внизу зала открывается, и мои глаза открываются.
Беги.
Мои губы задевают губы Кайла на долю секунды, и этого достаточно, чтобы нервы начали танцевать. Тогда инстинкт дает о себе знать. Я отталкиваю Кайла подальше и отхожу. Он же в ответ бормочет все проклятия, о которых сама думаю.
Мужчины сначала свернули не туда, но они быстро осознают свою ошибку. Я слышу их позади нас, в то время как мы приходим к новому перекрестку. Кайл тянет меня вокруг пустой каталки и открывает дверь рядом с ней. У меня есть достаточно времени, чтобы прочитать подслушанный шифр — Блок Нейронных Технологий — прежде чем мы проскакиваем и опускаемся на пол, так что нас не смогут увидеть через окна зала ожидания.
— Как они нашли нас? − шепчет Кайл.
— Они, должно быть, заметили, как мы вошли в лифт прежде, чем двери закрылись, и смотрели, на каком этаже он остановился.
В то время как Кайл хмурится, я осознаю, что пара людей в зале ожидания на нас смотрят. К счастью, стойка регистрации оставлена на данный момент, и большинство пациентов или членов их семей не обращают на нас никакого внимания. Пытаясь казаться нормальной, я прогуливаюсь до стойки с брошюрами и притворяюсь, что просматриваю их названия, пока продолжаю смотреть в окно.
«Нервная технология и АЛЬС. Нервная технология и мышечная дистрофия. Нервная технология и болезнь Паркинсона. Нервная Технология может помочь с болезнью Альцгеймера? Забота о членах семьи с неврологическими внедрениями.»
Коридор кажется чистым, и я позволяю руке запнуться за одну из брошюр, поскольку я расслабляюсь. Они все произведены компанией под названием Прометей 3.
Это название что−то зажигает в моем мозгу как зуд, и я непреднамеренно царапаю заднюю часть шеи. Очевидно, у меня там другой порез, и также перевязанный, как и на лбу. Что я сделала с собой ранее?
Игнорируя рану, все еще болезненную, когда к ней прикасаешься, я открываю одну из брошюр.
«Нервная технология была введена впервые и запатентована учеными из биотехнологий Прометея 3. Прорыв в медицинской технологии, Нервная Технология объединяет ультрасовременные методы в мозговом исследовании и информатике. Мозговая и нервная система работает через электрохимические сигналы, посланные от клетки до клетки. Нервная технология внедряет работу вдоль тех же самых электрических сигналов. Это означает, что внедрение Нервной Технологии может стимулировать нормальное функционирование мозга, когда естественные биологические процессы терпят неудачу. Благодаря нервной технологии захватывающее новое лечение теперь доступно пациентам, страдающим от множества неврологических условий.»
Далее следует краткая диаграмма насоса иона калия−натрия, и множество диаграмм внедрений, взаимодействующих с ним. Оттуда, брошюра продолжает определенно информировать, как внедрение работает над кем−то страдающим от АЛЬСА.
Но не берите в голову диаграммы, которые лишают дара речи до абсурда. И не берите в голову, откуда я знаю, что диаграммы − лишают дара речи, даже при том, что у меня нет сознательной памяти об изучении чего−либо в таком роде.
Важно, то, что это зажигает другое воспоминание…
Это неразработанная технология. Она до сих пор используется в медицине, но общественность не готова к полному ее потенциалу, который мы имеем. Человеческое тело — это биологическая машина; его мозг воздействует на двоичную систему счисления. Нейрон либо стреляет, либо нет. Включает или выключает. Несомненно, это немного сложнее. Связи меняются — каждая постоянно делает новую обмотку — и уровень, по которому варьируется огонь нейронов. Но в конце, это − все нули и единицы, и это − самый современный компьютер в мире. И теперь у нас наконец есть интерфейс, через который мы можем программировать его.
Я рывком возвращаюсь в настоящее и бросаю брошюру в слот. Этот голос в моей памяти − один из ассоциирующихся у меня с человеком, которого я называла отцом. Папа, который не мой папа. Связан ли он как−то с биотехнологиями Прометея 3? Кайл говорил, что я рассказывала ему, что тот работал на правительство.
Меня настигает приступ головокружения. На этот раз, клянусь, я буквально чувствую, как бессвязные обрывки воспоминаний в голове безуспешно пытаются собраться воедино. Хочется кричать от разочарования. Иди! Покончи с этим! Верни мне себя!
Читай Харриса!
Черт побери, мозг. Кто, твою мать, такой Харрис?
Я переворачиваю брошюру и читаю каждый кусочек текста, но в них нет вообще никакого упоминания о Харрисе.
Кайл трогает меня за руку.
— Соф, мы попали внутрь.
Содрогнувшись, я бросаю взгляд туда, куда смотрит Кайл. Один из мужчин на хвосте вернулся и направляется к двери.
Бежать или драться — единственные наши варианты. Как бы я не устала от бега, боевые действия посреди тишины зала ожидания будут худшим из двух вариантов. Для побега есть лишь одна дорога.
Я наспех открываю дверь на противоположной стороне комнаты и оказываюсь в деловом конце блока. Кайл нервно оглядывается. Эти люди попытаются нас остановить. И вероятно они могут сделать это в любую секунду.
За закрытыми дверьми машины гудят, шумят и трутся со скрипом. В прихожей стоят пустые носилки, стойки для перфузии и компьютеры на тележках. Санитары в белых лабораторных халатах снуют из комнаты в комнату, и я надеюсь, что они слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание.
— Давай, — говорю я и начинаю бежать вниз по коридору. Там должен быть еще один выход.
— Извините! — пожилая женщина выходит из комнаты напротив нас и протягивает руки, как преграду. — Вы не можете здесь находиться.
Я не сбавляю скорости.
— Простите! Мы ищем нашу сестру, — кричу ей через плечо.
— Она берет телефон, — говорит Кайл, пока мы заворачиваем за угол.
Отлично. Теперь у нас на хвосте еще и охрана больницы.
Топот ног раздается где−то позади нас. Интересно, это и есть наш хвост? Нам нужен третий вариант: спрятаться и перегруппироваться.
Один знак выхода, три лестничных пролета и восемь минут спустя я тяну Кайла в какую−то случайную комнату из пустынного коридора. Здесь темно, и наши шаги отдаются эхом на кафельном полу. Мы находимся глубоко в недрах больницы, но я не имею ни малейшего понятия, где точно.