На задней стороне парковки аптеки я вижу запряженную лошадьми коляску с традиционным навесом. Все это украшено красными, белыми и синими серпантинами для парада. Мальчик-подросток нервно топчется рядом с ней, наблюдая за всем вокруг. Его глаза расширяются от страха, когда я подхожу с пистолетом в руке.

– Я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль. Пятьдесят баксов за то, чтобы я одолжил твою коляску.

Я вытаскиваю из кармана купюру.

Малыш сглатывает, его кадык резко дергается.

– Я... я не могу. Она моего дедушки. Я обещал, что верну ее.

– Сто баксов за десять минут. Я уеду не далеко.

Мы должны убраться отсюда подальше. До моего внедорожника около мили. Как только окажемся там, мы сможем добраться куда угодно.

Подросток открывает рот, чтобы ответить, затем его взгляд падает на Софи. И его глаза расширяются от узнавания.

– О, боже мой! Вы...

– Держи это в секрете, – шиплю я. – Пожалуйста.

Софи хватает его за руки.

– Мне нужно выбраться отсюда в целости и сохранности.

– Я отвезу вас, – торопливо настаивает он, качая головой.

Мой первый инстинкт – отказаться. Я не хочу рисковать этим ребенком, у которого впереди так много жизни, но если он не одолжит коляску, у меня нет другого выхода из этого места, я должен пойти на компромисс.

– Ты уверен? – спрашиваю я. – Это может быть опасно.

– Я...я не боюсь.

Очевидно, он напуган и не хочет казаться напуганным перед Софи.

– Тебе не нужно изображать героя, малыш.

Он хмуро смотрит на меня.

– Меня зовут Дастин, и мне только что исполнилось восемнадцать.

Так что он обиделся из-за того, что он взрослый. Понял.

Я поднимаю руки вверх.

– Прости. Тебе решать.

Может, упрямство этого ребенка – хорошая вещь. Если стрелок увидит его, у него не будет причин связывать Дастина с нами.

Софи сжимает его пальцы.

– Тебе не обязательно вмешиваться.

– Стрельба была по вам? – спрашивает он.

Я киваю.

– У меня есть идея.

Парень наклоняется и поднимает крышку отсека, спрятанного под ним, затем достает одеяло. Он протягивает его мне.

– Можете прикрыться этим.

Здесь чертовски жарко, но это еще один способ спрятаться.

– Хорошая мысль.

Я показываю Дастину перекресток, где припаркован мой внедорожник.

– Провези нас как можно ближе.

Я поворачиваюсь к Софи.

– Поднимайся.

Она кивает, и я помогаю ей сесть в коляску. Когда она устраивается на черном кожаном сиденье, я запрыгиваю рядом с ней, накрываю нас одеялом и призываю ее присесть на корточки. Я натягиваю одеяло на наши головы, когда подросток запрыгивает на водительское сиденье и щелкает вожжами.

Лошадь срывается с места, и коляска карабкается по улице, лавируя между запуганными папами, убитыми горем матерями и плачущими детьми, все еще спасающимися бегством. Я слышу ужас в их быстрых шагах.

– Я справлюсь, – уверяет Дастин. – Сядьте поудобнее.

Больше мы ничего не можем сделать.

Я поворачиваюсь к Софи. Она все еще тяжело дышит. Под этим клочком шерсти чертовски жарко и влажно. Наши лица в нескольких дюймах друг от друга. Ее губы мягко приоткрыты. Ее дыхание сладкое. Ее взгляд прямой.

– Ты хоть представляешь, что происходит?

– А ты ? – возражаю я.– Ты получала какие-либо угрозы убийством?

– Не в последнее время. Во всяком случае, ничего достоверного.

Но тот факт, что она вообще их получила, нервирует. Зачем кому-то хотеть причинить боль Софи?

– Можешь придумать причину, по которой кто-то мог иметь что-то против тебя?

– Кроме сердитых мам, которые отчитывают меня за то, что я больше не пою полезную музыку, или фанатов, ругающих меня за то, что я покачиваю бедрами и пою о сексе, потому что они убеждены, что я принадлежу им, нет.

В каком жутком мире она живет. Я не могу представить, чтобы люди чувствовали себя настолько правомочными или безумными, что, несмотря на то что они незнакомы, они искренне верят, что могут указывать артисту, как делать свою работу. Но я не шокирован. Есть много психов, которые так и не научились принимать слово «нет».

– Но в последнее время никаких конкретных угроз не было?

– Если только Дэвид знает что-то, чего не знаю я, нет.

Она поднимает интересный вопрос, и я вернусь к нему позже, но сейчас просто киваю.

– У тебя было запланировано еще одно выступление сегодня вечером?

– Нет. У меня перерыв до выхода альбома в следующем месяце.

Хорошо. Ее с меньшей вероятностью хватятся, так что у нас будет больше времени разобраться в этом.

Затем она прикусывает губу, губы сжимаются в мрачную линию, которая говорит мне, что она борется со слезами.

– Я боюсь.

Она имеет на это право.

Я сжимаю ее руку.

– В тебя когда-нибудь стреляли?

– Нет.

И выражение ее лица говорит мне, что она задается вопросом, почему кто-то хотел ее смерти.

– Ты никогда не была угрозой, так что такая злоба не имеет для тебя смысла.

Она кивает.

– Я всего лишь пыталась сделать мир счастливее своими песнями.

При этих словах она разваливается на части. В этом нет ничего неожиданного. Она чувствует себя преданной насилием, исходящим от людей, которых она пыталась развлечь. Плюс, выброс адреналина – та еще сука.

Прижавшись ко мне, она дрожит всем телом. Я прижимаю ее ближе и обнимаю одной рукой. Я ничего не говорю. Пустые заверения бессмысленны. Я не могу обещать ей, что смогу вытащить ее из этой передряги целой и невредимой; я могу только пообещать, что сделаю все, что в моих силах.

Мы остаемся так долго, что начинаем потеть вместе. Никого из нас это не волнует. Она кладет голову мне на грудь. Ее согнутое колено скользит по моей ноге. Кажется, я автоматически беру ее обнаженное бедро в свои объятия и притягиваю ближе. Медленное движение коляски ритмично прижимает наши тела друг к другу. Она, наверное, чувствует каждый дюйм моей реакции на то, что она так близко. Я тверже, чем когда-либо, блять, помнил. Софи потерялась в собственном страхе, и я подлец даже за то, что хочу ее прямо сейчас, не говоря уже о том, чтобы развлекаться мыслями о сексе, которые продолжают закрадываться. Но я ничего не могу с этим поделать. Она потрясающая. Хотеть ее – это мучительно.

Я стискиваю зубы и страдаю молча.

Наконец Дастин замедляет ход запряженной лошадьми повозки.

– Впереди группа полицейских. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Оставайся под одеялом, – шепчу я Софи, затем осторожно выглядываю.

Как он и сказал, мы находимся в сотне футов от баррикад, первоначально установленных для парада. Они не разрешают ни въезжать, ни выезжать никаким транспортным средствам. Блять.

– Подвези нас как можно ближе, не привлекая внимания. Я позабочусь об остальном.

– Ладно.

Мгновение спустя коляска останавливается. Дастин ничего не говорит и не делает, но я чувствую его панику.

– Они пялятся.

И он не знает, что делать. В любой момент они могут подойти и сказать ему, что он не может пройти через баррикаду без допроса. Не могу утверждать, что ни Софи, ни я нуждаемся в медицинской помощи. Они вызовут скорую помощь, которая опровергнет наше оправдание за то, что мы покинули этот район.

Я должен придумать План Б.

– Что происходит? – спрашивает Софи из-под одеяла.

– Теперь тебе лучше?

– Немного. Спасибо. Извини.

– Не извиняйся. У нас проблема. Мы должны быстро убраться отсюда... и у меня есть только одна идея, как это сделать.

– Что?

Может, это потому, что у меня секс на уме, но…

– Просто подыграй, хорошо?

Затем я откидываю одеяло до талии, прижимаю ее к своей груди и целую.

Сначала она застывает, потрясенно втягивая воздух. Затем она смягчается и открывается мне, один вдох, одно мгновение. Потому что она помнила нашу ситуацию? Или потому, что ей это нравится? Я не могу делать себе мозг, отвечая на этот вопрос. Прямо сейчас я должен сосредоточиться на том, чтобы доставить ее в безопасное место.

Но так трудно не прижаться глубже к мягкости ее пухлых красных губ. Господи, они как подушка для моего ищущего рта. Она – искушение, перед которым я не могу устоять.

Это перебор в данной ситуации, но я раздвигаю ее губы и погружаюсь внутрь. Затем переступаю еще дальше черту и погружаюсь глубже.

Срань господня.

Софи такая сладкая. Я улавливаю легкий привкус вишни, который не могу не прогнать языком. Она чувственна, когда прижимается своими губами к моим. Когда она открывается мне, приветствуя, сжимая плечи с хриплым стоном, я обнимаю ее крепче, притягиваю ближе, полностью погружаюсь в ее ждущий рот, отчаянно желая быть внутри нее.

– Какие-то проблемы?

Я слышу глубокий, незнакомый голос.

– Эм... – хрипит Дастин. – Я просто подвез этих людей, которые, ах...

– Хотят побыть наедине, – говорю я, неохотно отрываясь от сочных губ Софи и утыкая ее слишком знакомое лицо себе в плечо. – Мы можем проехать? Пожалуйста, чувак. Пожалуйста.

Он бросает на меня неодобрительный взгляд.

– Вы видели стрельбу? Или кого-нибудь подозрительного?

– Нет. Я был, эм... увлечен своей девушкой.

Я баюкаю голову Софи, закрывая ее лицо.

– У вас есть какие-нибудь документы?

Я притворяюсь, что похлопываю себя по карманам, а затем фыркаю.

– Черт! Я оставил свой бумажник в машине.

– А как насчет твоей девушки? Она получила водительские права?

Софи мудро качает головой, но не поднимает ее и не говорит ни слова. Вместо этого она притворяется, что интересуется мной, проводя губами по шее.

Все, что я могу сделать это не отвлекаться от игры, чтобы не дрожать от удовольствия. Но я чувствую ее прикосновение всем позвоночником.

– Она не взяла с собой сумочку. – Я снова обвиваю ее руками. – Чувак, серьезно. Я просто хочу побыть наедине с девушкой. Ты же знаешь, как это бывает. Давай… Если бы я что-нибудь знал, я бы тебе сказал.

Молодой полицейский замечает, что у меня на коленях полуодетая блондинка, и вздыхает, поворачиваясь к своим коллегам-офицерам.

– Пропустите их.

Когда другие копы начинают сдвигать баррикады, я прижимаюсь щекой к Софи.

– Мы почти выбрались отсюда.