Минуют дни, недели. Под палящим солнцем пройдено много километров, пересмотрено множество логовищ каракуртов. Но настойчивые поиски камбаса безрезультатны. Черная оса стала редкой, о ее славе местное население забыло и не помнит даже само слово «камбас». Нет этого слова и в словарях. Вокруг часто встречаются ближайшие родичи камбаса — черные осы-помпиллы, изящные, стройные, иссиня-черные, с нервно вибрирующими усиками. Но они не обращают внимания на каракурта, а камбаса нет…

Наступила новая весна, отзвенела песнями жаворонков пустыня. Когда все выгорело и каракурты перебрались в новые жилища, мне неожиданно встретился камбас. Маленький, совершенно черный, он сидел у входа в логовище каракурта и так энергично чистил ногами свои блестящие черные крылья, будто только что закончил тяжелую работу. Подобраться к осе с сачком было невозможно, а едва я к ней протянул пинцет, как она вспорхнула, мелькнула черной точкой на светлом фоне пустыни и бесследно исчезла.

Каракурта в логове не оказалось, свежевыплетенный кокон висел без хозяина. Сомнений быть не могло: черная оса, истребившая паука, и была камбасом. Ведь паук никогда не отлучается из своего жилища.

Осторожно слой за слоем разгребаю почву. Вот среди комочков земли показалась черная спинка каракурта. Паук недвижим, только слегка вздрагивают его ротовые придатки. Он парализован осой. На брюшке его прикреплена маленькая личинка. Скорее поместить находку в банку с землей! Личинка тотчас же слиняла, как бы выскользнув из своей старой оболочки, погрузилась в тело паука. Судя по всему, внутри паука она будет питаться, окуклится к концу лета, перезимует и к тому времени, когда появятся каракурты, вылетит оса-камбас. Теперь, зная в чем дело, надо обыскать все логова, из которых исчезли каракурты. Вскоре в банке с землей покоится уже десяток парализованных камбасом пауков. Но это не все. Надо еще посмотреть на охоту чудесного парализатора. Не пойти ли следом вот за этой маленькой черной осой? Она так похожа на виденного в логове камбаса!

Оса вся в движении. Она заползает во всевозможные щелки, норки, часто вспархивает и, тогда, напрягая зрение, приходится бежать за нею со всех ног. Оса явно кого-то разыскивает, и упустить ее нельзя. Поиски недолги: тенета ядовитых пауков растянуты чуть ли не через каждые пять-десять метров. Осторожно и ловко оса взбирается на тенета. Крупные щетинки на ее лапках, отстоящие под прямым углом, помогают ей свободно бегать по паутинным нитям. Паук не реагирует на пришельца: он его не видит, а легчайшее сотрясение паутины ничем не напоминает отчаянные движения пытающейся освободиться из ловушки добычи. Оса забирается в логово чуть выше паука и замирает. Теперь каракурт может легко расправиться с маленьким смелым охотником, достаточно бросить в него каплю липкой жидкости. Но паук равнодушен, неподвижен. Видит ли он сейчас осу? В темноте логова оса неразличима, к тому же у паука плохое зрение.

Проходит несколько минут. Оса все еще неподвижна, будто ждет подходящего момента, примеряется к громадной туше хищника, лениво висящего книзу спиной на нескольких паутинках. Нападение совершается внезапно. С молниеносной быстротой оса вонзает в рот паука длинное тонкое жало. Еще два-три удара в то же место — мозг паука поражен, и смелая охотница, отскочив в сторону, раскачивается на тенетах, потирая ноги. Тело каракурта конвульсивно вздрагивает, на конце брюшка появляется маленькая серовато-белая капелька паутинной жидкости: паук не успел воспользоваться своим оружием. Потом распростертые в стороны ноги паука вяло прижимаются к телу, и каракурт безжизненно повисает на паутине.

Оса ощупывает свою жертву усиками, затем скрывается. В рыхлой земле тенистого углубления логова она поспешно делает небольшую норку. Во все стороны летят комочки земли. Иногда энергичная строительница, прерывая работу, подбегает к добыче, как бы желая убедиться в ее сохранности. В приготовленную норку она затаскивает паука, проявляя при этом не только ловкость, но и изрядную силу. Затем прикрепляет к его телу тут же отложенную личинку, засыпает норку и, кончив дела, принимается за чистку своего блестящего костюма. Не упустить бы осу! Но, ловко увернувшись от сачка, она улетает…

Опять продолжаются поиски камбаса. Нужно добыть хотя бы одну осу, чтобы узнать ее название. Скорее всего, она еще никем из энтомологов не была поймана и неизвестна науке. Временами хочется бросить долгие и утомительные поиски. Ведь в банке с парализованными каракуртами растут личинки камбаса. Но сохранить насекомых в искусственных условиях трудно.

Счастье копится! Опять повстречалась оса. Она только что подлетела к логову каракурта. Пора ее изловить. Но так хочется еще раз посмотреть на ее охотничьи подвиги!

Обежав со всех сторон жилище паука, оса останавливается под тенетами, замирает на несколько секунд и неожиданно начинает быстро-быстро колотить усиками по паутинным тенетам. Проходит еще несколько секунд. Во входе логова появляется черный паук. Он нехотя шевелит длинными ногами, перебирая паутинные нити, пытается определить, откуда сотрясение, кто попался в тенета, сейчас паук будет нападать. Но что с ним стало! Куда делась стремительность его движений во время охоты? Как-то нерешительно, семеня и вздрагивая ногами, толстый паук лениво приближается к осе. До нее осталось несколько сантиметров. Сейчас он очнется от лени, брызнет паутинной жидкостью. Но каракурт апатичен, продолжает трусливо вздрагивать. И вдруг камбас срывается с места, взлетает над пауком и молниеносно наносит удар своим «кинжалом», паук побежден. Легко перебирая ногами паутинные нити, оса спешит вниз, чтобы выбрать место для погребения своей добычи.

Два камбаса — два различных способа охоты! Быть может, есть несколько видов ос, истребляющих каракуртов, и каждому из них свойственны свои, испокон веков унаследованные от предков, приемы охоты? Но с чудесными охотниками на ядовитых пауков мне больше не удается встретиться, и вопросы остаются без ответа. Погибли и личинки камбасов в банке с парализованными пауками. От излишней влаги там все проросло грибками.

Несколько лет, хотя попутно и урывками, продолжаю кропотливо изучать врагов ядовитого паука каракурта. Среди них оказался какой-то воришка, таскающий яйца паука из коконов, при этом оставаясь неуловимым. Воришка обладал острыми челюстями, так как умел ловко прогрызать кокон. Он проделывал дырки в коконе всегда снизу, чтобы легче высыпать из него яйца. Самого каракурта он боялся, и поэтому опустошал в первую очередь те коконы, хозяева которых почему-либо погибли или исчезли. Видимо, был очень ловок, мог, не запутавшись в тенетах, тайно проникать в логово чуткого паука и, когда требовалось, быстро убегать от опасного хозяина коконов. Он не был большим, иначе не смог бы пробираться между густыми нитями паутины незамеченным, но и не был маленьким, так как сразу съедал содержимое целого кокона. К добыче своей он был очень жаден и всегда подбирал все до единого яичка, выкатившегося из кокона на землю. Вот только с обонянием у воришки обстояло не совсем хорошо, и отличить коконы свежеприготовленные с яйцами от старых с маленькими паучками он не мог. А паучков он не любил и, вскрыв кокон с ними, тотчас же бросал его.

Воришка всегда делал лишнюю работу и прогрызал много коконов с паучками, прежде чем добирался до любимых им яиц. Впрочем, и этим он наносил большой вред каракуртам. Паучкам, вышедшим из яиц, полагалось зимовать в коконах и только весной выходить из них для самостоятельной жизни. Из надгрызенных коконов они преждевременно еще осенью покидали свое жилище, разбредались по сторонам и вскоре гибли.

И еще одна черта поведения воришки. Он начинал свой разбой не сразу, как только каракурты принимались изготовлять коконы, а с некоторым запозданием, в конце лета. В общем, поедатель яиц оказался отчаянным врагом для каракурта, а для меня — большой загадкой. Никак не удавалось его поймать или хотя бы взглянуть на него. Сколько было пересмотрено жилищ каракурта, сколько перебрано ограбленных коконов! Неуловимый воришка не попадался. Очень обидно, узнав многое о нем, не повидать его самого.