Сорокин слушал, разглядывая исподтишка кабинет: огромную картину Боголюбова в золотой раме на стене, модель странной, еще не виданной им лодки с зализанной рубкой и стремительными обводами корпуса, большой глобус в углу, лоции на низеньких столиках, транспортир и циркуль, брошенные на карту Северной Атлантики…
На какие-то секунды он потерял нить разговора и тут же мысленно выругал себя. Сейчас не до эмоций. Сейчас нужно не забыть ни слова из сказанного здесь.
— Дело это многотрудное, — продолжал главком, — я не побоюсь столь выспренного слова, если хотите историческое. — Главком словно размышлял вслух, как будто убеждая в чем-то не только его, Сорокина, но и еще кого-то, кто находится далеко за стенами этого кабинета. — Да, да, историческое!
Нам посчастливилось жить во время небывалой революции в военно-морском деле. Я не хочу умалить подвига флота в Отечественную войну. Но как далеко ходили тогда корабли? Где воевали? Черноморцы — у Констанцы. Балтийцы — у берегов Германии. Северный флот — у Исландии и Лофотенских островов. Правда, были у нас и плавания, когда лодки перебрасывались с Тихого океана на Север. Но это было исключением.
Сейчас создается новый флот. Океанский, ракетный, атомный. Крейсер или подводная лодка, вооруженные ракетами с ядерными боеголовками, способны решать не только тактические, но и стратегические задачи.
— Даже политические, — добавил начальник политуправления.
— Да, и политические тоже. Шестой и седьмой американские флоты не зря находятся в Средиземном и Тихом. Там, где они появляются, либо зреет черный заговор, либо готовится война, либо уничтожается демократический режим. Плавающие жандармы… Их словами не уговоришь.
Главком подошел к Сорокину:
— Учтите, Анатолий Иванович, это новый флот с новыми задачами. Нашим атомным лодкам придется освоить все моря и океаны. Везде, где необходимо защищать государственные интересы Советского Союза, будут и наши корабли.
— И придется работать на принципиально новой технике!
— Абсолютно новой, и вам в этом очень скоро придется самому убедиться. Раньше ведь подводные лодки были, по существу, лодками ныряющими. Находиться долго под водой они не могли, нужно было всплывать, хотя бы для перезарядки аккумуляторов. Атомные лодки будут иметь возможность находиться под водой практически неограниченный срок. Пресную воду и воздух будет вырабатывать сама лодка.
Помедлив, главком продолжал:
— А вообще-то начинаем мы это дело не на голом месте. Я вот иногда думаю: слишком многие джентльмены десятилетиями рассуждали о том, что ежели мы и не абсолютно сухопутная нация, то, во всяком случае, особенно заноситься нам нечего. Болтайтесь, мол, в своих территориальных водах. В лучшем случае, иногда ходите в Англию. На коронацию.
Неплохо вся эта диверсия задумывалась. Только ничего не вышло. Ведь в России профессия моряка столь же древна, как и профессия хлебопашца. И здесь мы не уступаем никаким, самым «наиморским» нациям. А посмотрим на карту мира. — Главком подошел к огромной, висящей на стене карте. — Острова. Бухты. Заливы. И все — с русскими названиями. Кто все это открыл? Кто опоясал земной шар курсами кругосветок? Кто шел к полюсам? Головнин, Беллинсгаузен, Лазарев, Литке, Седов. Кстати, все они — моряки военного флота российского.
Скромничаем мы порой. Традиции свои забываем. А потому многое наверстывать придется. Всем — и морякам, и картографам, и штурманам. Нужно добиться такого положения, чтобы плавание в любых широтах мирового океана, при любых условиях стало для наших матросов и командиров нормальным повседневным состоянием. Справитесь? — главком неожиданно повернулся к Сорокину.
— Нужно справиться, — ответил тот не очень-то уверенно.
— Не боги горшки обжигают, Анатолий Иванович. Помогать будем. Опыта у вас предостаточно. Характера, думаю, хватит.
— Должно хватить.
— Ну что же, тогда, как говорится, в добрый час!..
— Слушаюсь, товарищ главнокомандующий.
— В детали вас посвятит начальник штаба. — Главком кивнул в его сторону. — Желаю вам успехов. Не средненьких, не успехов вообще — а настоящих, больших!
— Ну как? — улыбаясь, спросил начальник штаба, когда они вошли в его кабинет.
— Голова идет кругом, — признался Сорокин. — Неожиданно все.
— Дело срочное, особенное, подготовить вас к этому разговору не было возможности.
— Я понимаю.
— Ну и отлично. Теперь так. Вначале выедете в Приморск. Лодка сейчас на стапелях. Экипаж уже подобран. Познакомитесь с людьми, с конструкторами. Посмотрите обстановку на месте. А потом на Север. Там ознакомитесь с ходом строительства базы. Сейчас уже работает специальная комиссия и имеет несколько предложений на этот счет. Вам надо активно включиться в эту работу. К тому же, когда посмотрите лодку, познакомитесь с ней, вам яснее станет, что нужно для базирования таких единиц. Ваше мнение для нас имеет большое значение.
Только сейчас Сорокин почувствовал, какая огромная ответственность легла с этих минут на его плечи. Он даже вздрогнул, представив себе невиданно огромные масштабы строительства атомного подводного флота. От глаз адмирала не укрылось его замешательство.
— Нервничаете?
— Есть немножко, товарищ адмирал.
— Что же — это неплохо. С холодной душой такую махину, как атомный флот, не поднимешь. Не скисайте. В одиночестве не будете. Будет трудно — приезжайте, звоните…
Из штаба Сорокин вышел только через четыре часа.
На улицах было еще светло, и он медленно побрел в направлении к центру.
Над Москвой смеркалось. Огни желтой рябью разбегались по асфальту. Ни на минуту не прерывающийся Шумный поток машин летел по улице.
Люди спешили с работы. Ехали в театры. Торопились на свидания. Ссорились и объяснялись в любви.
В номере гостиницы навстречу ему поднялась Лена:
— Может быть, в театр сходим? Или устал?
— Посидим сегодня дома. Кстати, Ленок, — он грустно улыбнулся, — с мебелью все придется отставить… — И, посмотрев на ее недоуменное лицо, добавил: — Пока. Купим в другом месте…
— С тобой купишь. — Она еще не знала, радоваться ей или огорчаться, — Как бы не так. На том свете в выходной день купим. Назначили на новое место?
— Да.
— Куда?
— На Север.
— Там хоть город какой-нибудь есть?
— Конечно, Леночка. Огромный город. — Он улыбался.
— Придумываешь ведь, наверное.
— Почему придумываю? Если нет — построим…
Впрочем, она уже и так поняла, что никакого города не будет, и что Анатолий пытается шуткой смягчить новость, и короткая ее жизнь в шумном и прекрасном городе подошла к концу. Это случалось уже не раз и не два и, видимо, многократно повторится в будущем. Лена была женой офицера и по опыту знала, что всякое новое дело на флоте начинается не в городах. Города появляются потом. Как раз в тот самый момент, когда их мужья оказываются позарез нужны там, где все нужно начинать от нуля, с самого начала — с первой сваи пирса и первых приземистых палаток на берегу.
Она была бы ханжой, если бы сказала, что подобная перспектива приводит ее в восторг.
Сорокин понял, о чем она думает.
— Не грусти, мать. У нас еще сто лет впереди. Успеем пожить и в городах, и в столицах. Дело мне доверили. Огромное дело… А в столицах таких дел не бывает… Понимаешь?..
Только выйдя из здания ЦК и очутившись у площади Дзержинского, Васильев заметил, что уже наступил вечер. Темным силуэтом высился памятник великому чекисту. В ярко освещенных огромных окнах «Детского мира» отчетливо просматривался толкущийся муравейник людей. Свет реклам дрожал на мокром асфальте, и воздух был густо настоен теплотой, мягким дыханием липы, влагой только что отшумевшего дождя.
Он взглянул на часы. Восемнадцать-двадцать. Ничего себе позаседали. Пять часом напряженной работы и споров до хрипоты. Идти в гостиницу сразу не хотелось. Он спустился к памятнику Ивану Федорову, купил сигарет у старика киоскера и, с удовольствием затянувшись, медленно пошел к улице Горького.