Но Жиль просто ушёл в себя и упрямо произнёс:

— Мы любим друг друга и строим наше общее будущее.

Елена не заметила этого. И продолжила нападать на него:

— Это она строит будущее. Ты не много-то делаешь. У тебя нет работы. Ты даже не пытаешься её найти. Ты не помогаешь по дому. Ты даже отказываешься застелить постель. Если ты не будешь осторожен, она тебя бросит.

О Боже…

Очень странно, как вербализация идеи может внезапно сместить точку вашего зрения. В тот самый момент я поняла, что я хочу детей, что хотела их уже долгое время, и как бы я не была испугана — я была готова. И, глядя на апоклептически заикающегося Жиля, я поняла, что он — не готов. И я всегда знала, что он ещё не готов. Но я полагала, что это скоро произойдёт. Я была совершенно не права. Если мой муж отказывается заправить кровать, насколько сильно он будет отказываться выделить в своём графике время на ребёнка?

Теоретически, в полиаморном мире я могла бы иметь всё сразу. Жиль как мой лучший друг и родственная душа, даже хотя он и не хочет детей. Мортен завёл бы детей сначала с Еленой и, хотя я любила его, мне нельзя было ожидать от этих отношений детей по крайней мере несколько лет. Таким образом, я оказалась с мужчиной, которого я люблю, но который не хочет детей и мужчиной, которого я люблю, но с которым у меня не может быть детей, по крайней мере в ближайшее время.

Так, что же я делаю с ними обоими?

Убегая от отрицания

Елена осталась ещё на два дня. Они снова любились. Снова вместе. Снова связанные. И я слышала всё это через тонкие стены гостевой спальни. Вороватый скрип кровати, перемежающийся со звуками дыхания и итоговым горловым стоном Жиля. Я была хорошо знакома с этим. Но раньше эти звуки делали меня счастливой. Теперь они убивали меня. Он проводил её в аэропорт. Жиль должен был вернуться в шесть. Вместо этого, незнакомец явился в восемь.

— Ты отстриг свои волосы! Твои длинные кудри! — я ощутила настоящую потерю, как мать горюет о золотых локонах своего младенца, которые никогда не вернутся.

Мне улыбался некто, слегка похожий на Жиля.

— Я хотел, чтоб это было сюрпризом. Елена говорит, что это выглядит по настоящему хорошо.

Я не сказала больше ничего. Но я выглядела настолько напуганной, что он не осмелился подойти ко мне. Я отвернулась и заговорила со столом.

— Твой ужин остыл. Я ждала тебя, чтоб поесть вместе.

— Тебе не следовало… — сказал он осторожно.

— Я думала, что наконец у нас будет романтический ужин. Я не видела тебя наедине семь дней.

— Он всё ещё может быть. Я его погрею.

Он не понял. Я планировала быть с ним вместе. Я скучала по нему. Я ждала его. И если бы он чувствовал то же самое, он вернулся бы домой так быстро, как только смог. Но он предпочёл задержаться на два часа больше необходимого, чтобы подстричься.

— Не беспокойся. Я не голодна.

— Луиза, что случилось? — в его тоне была угроза. И он был готов поругаться со мной. Жиль, который никогда этого не делал.

— Так что? Это мои волосы, разве не так?

— Я тебя больше не понимаю. Я не знаю ­— кто ты. Я не знаю, что ты собираешься делать. И теперь я даже не знаю как ты выглядишь.

Человек, за которого я выходила замуж, был поэтом и мечтателем. А этот был коротко подстрижен, мускулист и одет для убийства. Они с Еленой утром ездили за покупками.

Я видела этот шаблон, повторяющийся раз за разом в браках у разных пар. И редко видела пару, в которой партнёрство было и оставалось равным. Один естественным образом оказывался доминирующим, а другой — подчинённым. И если им везло, они счастливо играли эти роли, не пытаясь поменять их. В другой работающей конфигурации, один доминировал в одних областях, а другой отвечал за другие. Но гораздо чаще пары оказывались несбалансированным.

Эта динамика привела к разводу по крайней мере одну мою близкую подругу. Мои подруги были как бы сильные женщины, которые искали мужчин для того, чтоб воспитывать их, заботиться о них и… управлять ими. Потому, что они были настолько неуверенны в себе, что им было необходимо быть необходимыми. Но когда они насыщали эту необходимость, они оказывались достаточно сильны, чтоб стоять на обеих ногах, и ирония ситуации оказывалась в том, что они начинали презирать партнёра, превратившегося в паразита. Для того, чтоб чувствовать себя увереннее и лучше, они как бы съедали человека, которого они когда-то нашли для того, чтоб заботиться о нём.

Я презирала их за это не сильнее, чем себя. Ведь я узнала, что я одна из этих женщин. Я неосознанно нашла мужчину, о котором я могла заботиться, с которым, как я думала, я могла построить общее будущее, после чего подавляла его ответственность и силу до тех пор, пока от него не осталась только не устраивающая меня пустая оболочка. Мой муж же искал и нашёл материнскую фигуру, которая могла бы освободить его от ответственности и управлять его жизнью.

И это была я.

Но Елена изменила всё это. Мой муж-ребёнок вырос и взбунтовался. Он отрезал свои волосы. Внешний символ внутреннего преображения. И это сделало очевидным то, что он мой муж, но в то же время незнакомец. И этот мужчина вздохнул и начал есть. “Нам надо поговорить” — произнёс он. Моё горло сдавило, а сердце подпрыгнуло.

— О моём будущем. Нашем будущем. Фитнесс это прекрасно, но мне надо найти работу. И, так как мы переезжаем в Англию, мне надо найти её там. И, я думаю, это следует сделать как можно скорее.

— Но я не могу переехать ещё четыре месяца, — я озвучила очевидное.

Договор с моей компанией был подписан, но такие вещи требуют времени. И я, определённо, не собиралась посвящать моё начальство в настоящую причину переезда. Это значило, что Жиль собирается покинуть Париж раньше меня. Впереди меня.

Я не могла задать тот, вопрос, который хотела задать на самом деле: “Ты бросаешь меня ради Елены?” Так что я сменила тему.

— А что с собаками? Я не смогу ухаживать за ними одна.

Жиль годами хотел завести собак. В качестве неудачной попытки сделать его счастливым, я наконец, отбросив свои опасения, согласилась на это семь месяцев назад. Я знаю сколько труда требуют собаки. А он, видимо, нет.

— Завести собак было ошибкой. Меня раздражает то, сколько времени уходит на уход за ними.

Не то, чтоб я не знала об этом. Но ошибка? Наши собаки были ошибкой?

— Итак, ты отказываешься от ответственности. Почему я не удивлена?

— Что это должно значить?

— Что ты не умеешь принимать на себя ответственность. Мы завели этих собак, приняли на себя обязательство дать им надёжный и хороший дом. Ты не можешь просто отказаться от них, бросить.

— Признать ошибку это не ошибка, — произнёс Жиль, как будто повторяя выученную фразу.

— Я не верю, что это твои слова. Это говоришь не ты. Это говорит Елена.

Он не мог отрицать этого.

— Да. Но она просто высказала то, что я давно чувствовал.

— И что? Ты опять сдаёшься, как только ситуация становится жёсткой? И Елена узнала тебя за пять месяцев лучше, чем я.

Это было утверждение, не вопрос.

— Елена знает меня с другой стороны. У нас с тобой есть слепые пятна в отношении друг друга.

Я была в ярости, опустошена и, да — ревновала. Главный полиаморный грех.

— Она не видела, как в ты последние шесть лет бросал все свои работы и учёбы. Она не знает, что для тебя было бы полезно впервые к жизни делать что-то постоянно.

— Они мешают мне снова выйти на работу.

— Только потому, что ты используешь их как повод, — ответила я, ненавидя то, что в его словах был смысл.

Он был прав. Из чего вытекало, что Елена тоже была права. А я, соответственно, была не права.

— Но я люблю их, — я плакала, а собаки слизывали слёзы с моих глаз, не зная, что я уже наполовину бросила их. Жиль тоже плакал. Он подошёл и обнял меня. У меня не осталось возможностей защиты.

— Дорогая, прости. Если ты видишь другой путь, расскажи мне. Наши отношения ужасно неравные. И если я найду работу, это будет первым шагом к тому, чтоб сбалансировать их.