Той ночью мы спали лицом к лицу на его узкой кровати в квартире, доставшейся ему от покойной бабушки. Два неудачника… наконец-то вместе.

Жиль, помня о моём прошлом и моих эмоциях, связанных с мужчинами, решил, что наши отношения не должны основываться на сексе. Они должны основываться на любви. Поэтому в ту ночь секска не было. А также на следующую и следующую за ней. И с каждой ночью, в которые мы не занимались сексом, я влюблялась в него всё сильнее. Он был ангелом. Кудрявым голубоглазым ангелом.

Через несколько дней я познакомилась с мамой Жиля, его тётей и сестрой. Когда на той неделе я разговаривала по телефону со своей матерью, я сказала ей, что влюблена. И, хотя с момента нашего знакомства прошло всего две недели, я сказала ей, что он приедет на встречу нашей семьи в этом году, в следующем и так до конца моей жизни. Проходили месяцы и мы проводили ночи вдвоём, пока вдруг не решили сэкономить деньги, которые я платила за квартиру, которой не пользовалась, и съехаться.

Мы откопали всю посуду его покойной бабушки и закатили огромную хаотичную вечеринку с фондю в её квартире в пятом округе Парижа. Мы сочинили нелепые диалоги для как-бы порнографических фильмов и сняли их с нашими друзьями, полностью одетыми и в дурацких париках. Мы научились кататься на скейтах и проводили часы, катаясь по Парижу, рискованно ныряя между мчащимися Ситроенами. Мы кайфовали, играя в многопользовательский тетрис на его старом Nintendo-64. И да, как мы смеялись вместе.

Два с половиной года спустя я вышла за него замуж в подземельях под Бастилией, а наши друзья читали из Маленького Принца. Потом мы ужинали в ресторане и спрятали в карман сладости, которые нам дали к кофе. Это была невероятная идиллия и я думала, что моё будущее определилось навсегда.

Измена

Я изменила мужу со своим бывшим парнем через три года после того, как мы поженились. Если в моём прошлом и был любовник, способный меня соблазнить, то это был Стефан. И я дала себя соблазнить… охотно.

Стефан был моей первой любовью… и моим первым оргазмом. Это было в старшей школе, а он приехал из Университета домой на Рождество. Он был взрослый. Он хотел секса. А я никогда не любила отказывать, особенно тем, кого любила. Я смотрела на него снизу вверх в спальне полуразвалившегося дома, в котором мы проводили вечеринки. Его друг валялся пьяным на кровати напротив. Меня это не волновало, потому что в восемнадцать мы бываем чертовски похотливы. Мы занимались любовью в этой комнате, а потом принимали долгие мыльные ванны. Никогда потрескавшаяся плитка не казалась мне столь романтичной, как когда я лежала в ванне напротив него.

Две недели любви, а потом он уехал.

И вот, десять лет спустя, я зарегистрировалась в Фейсбуке. Внезапно, он снова оказался рядом. И мой внутренний подросток проснулся, сверкая ленивым вожделением.

Несколько недель мы переписывались. Эти письма были вполне невинны. Но их регулярность и частота увеличивались, по мере того, как мы писали всё больше и больше. Я обманывала себя, стараясь думать, что это невинный флирт, и он совершенно безвреден, поскольку мы не встречаемся. Но после шести недель виртуального желания, привязанности и шуток, возможность деловой поездки в Лондон унесла прочь всю мою остававшуюся решимость, и я опрометчиво направилась навстречу своей судьбе.

Когда мы встретились тем вечером, я привела с собой подругу… просто на тот случай, что подвергнусь искушению. Мой первый любимый и его сосед по квартире пожарили барбекю, и в воздухе стоял запах канзасского соуса. Вино лилось. Наши пальцы были липкими, разговор танцевал в летнем воздухе, а смех уносился к стенам, окружающим сад. В середине вечера подруга отозвала меня в ванную и спросила: “Ты собираешься трахаться с ним или нет?”

“Нет!” — ответила я слабым голосом. “Я замужем.”

Но это всё было бесполезно. Я хотела. Настолько, что засиделась допоздна, хотя и понимала, что произойдёт. Я была жертвой условий и моей неудовлетворённости моногамией. Я играла во взрослую, но даже не знала, что такое быть взрослой.

Это был не первый раз, когда я была пьяна и любвеобильна: мимолётный поцелуй с однокурсником, когда я закончила бизнес-школу, та неловкость под мостом с моим начальником, когда он провожал меня домой с конференции… Но этот раз, решила я, должен стать последним.

Потому, что я не могла больше отрицать этого. Это не было мимолётно или неловко. Это был секс. А также любовь. Я всё ещё любила Стефана.

Я была поставлена перед фактом, что в моих нынешних отношениях что-то не так. И со мной. Это приключение было намеренно спланировано мной. Я игнорировала все предупреждающие сигналы и вела нашу связь к её итогу, невзирая на риск разрушения всего того, что я любила. Я получила прошлую любовь ценой нынешней. Момент страсти вместо жизни в любви и стабильности.

За те восемь часов, что оставались у меня до возвращения домой, я посоветовалась по телефону с двумя своими лучшими подругами. Восемь часов недостаточно для того, чтоб принять решение, меняющее всю жизнь, но я уже непоправимо изменила её своей изменой.

— Хорошо, ты сделала ошибку, — сказала Линда, — Но если сказать ему, это только бессмысленно ранит его. Ты подтолкнёшь его к немедленным действиям. Ты хочешь развода?

Я не хотела. Но разве не было бы честно дать ему возможность предложить его?

Даже Шарлотта, крайне верящая в честность, пока она соответствует её целям, сказала: “Поверь мне, Луиза, прямо сейчас он не сможет выжить без тебя. Посмотрим логически: у него нет ни карьеры, ни квалификации. Кроме чувства вины по поводу измены, ты будешь чувствовать себя виноватой в том, что бросила его. Или вынудила его бросить тебя.”

Проклятье, если я скажу. Проклятье, если не скажу.

— Я не хочу развода и не хочу причинять ему боль — сказала я. — Но я это уже сделала. Теперь мой выбор состоит в том, добавить ли к этому ложь и риск того, что это раскроется позже или сказать ему сейчас и преодолеть это.

В тот момент я была особенно горда собой, хотя мне, как неверной жене было нечем гордиться. Я изменила. Я предала доверие. Но я провела эти восемь часов, то плача от вины и стыда, то пытаясь укрепить своё решение. Потому что, если что-то ещё могло спасти мою целостность, то это решение не быть лгуньей.

В конце концов Линда сказала в отчаянии: “Ты понимаешь, что рискуешь? У тебя огромные проблемы с отверженностью. Если он покинет тебя, что ты будешь делать?”

Шарлотта зашла с другой стороны: “А ты не думаешь, что ты так всё и задумала? Может быть ты просто трусишь? Если ты хочешь расстаться с ним, почему бы просто не сделать это? Тебе не обязательно сообщать ему про свою измену.”

Мои подруги знали меня слишком хорошо. Но, видимо, недостаточно хорошо, чтоб понимать, что это не то, чего я хотела.

— Я не хочу расстаться с ним. Я люблю его.

— Так почему же ты изменила? — возразили обе.

— Я была пьяна.

Да, сказал мой внутренний голос, но ты не была пьяна, когда поехала в Лондон. Когда ты организовывала ужин. Ты напилась до чёртиков только для того, чтоб это случилось. Любой суд признает тут заранее обдуманное намерение.

Точнейшее попадание!

На моём пути из Лондона в моей голове вновь и вновь начинался спор: должна ли я сказать ему. Потому, что сказать было бы чистым эгоизмом с моей стороны… в конце концов я по прежнему любила его и собиралась быть с ним до конца моих дней. В том, чтобы сказать не было бы ничего хорошего.

Но разве мы не верили друг другу в том, что говорим правду? В том, что мы слиты воедино, что наше будущее не построено на слое лжи? Могут ли мои действия быть симптомом глубоко спрятанного отсутствия счастья? Или это просто тайное эгоистическое желание вернуться в юность, воссоединиться с первой любовью? Было ли это так важно? Было ли это важнее того, что я причинила такую боль своему мужу? Если это не повторится, зачем переворачивать тележку с яблоками?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: