— Мы живем ожиданием очередного сеанса, до остального нет дела, только вот чего я не пойму: как они там измеряют время. Увис в конце сеанса подает нам какие-то странные знаки. Никак не соображу, что они значат.
— С чего ты решил, что сеанс начнется через полчаса?
— Арика, мне хотелось тебя успокоить, лучше, если будешь ждать и верить, что именно через полчаса… Ждать и верить — что нам еще остается!
— Никуда я не пойду, слышишь, никуда, буду здесь сидеть и ждать. Ты начинаешь меня обманывать, а это ужасно.
— Хотел как лучше, дорогая… — оправдывался Арнольд. — Что толку смотреть на стену, когда на ней ничего нет.
— Сеанс может начаться в любой момент. Я тебе больше не верю. Ты не можешь запретить мне ждать! — Арика вытянула ноги и откинулась на спинку кресла. На мгновенье прикрыла глаза, с большим трудом раскрыла их вновь и продолжала смотреть на стену, где полчаса тому назад проходил сеанс. Увис его начал словами: «Говорит Нортопо, говорит Нортопо, говорит Нортопо». Слова Увиса звучали с металлическим призвуком, с трудом можно было узнать голос сына, с большим трудом. Поверить этому Нортопо! Едва различимым силуэтам, порхавшим по стене!.. Не бред ли это от переутомления? Проделки Арнольда, дурацкий гипноз!
— Я все же пойду на кухню, что-нибудь выпью. Тебе принести, Арика?
— Мне все равно.
— Не смотри на меня так, очень не хочется оставлять тебя одну, давай трезво подумаем, мы столько уже друг на друга кричали, столько пререкались…
— Можешь набить свое пузо, и все же ты ничего не сможешь мне объяснить! — устало укоряла Арика.
— Сама видишь: это выше человеческого понимания!
— И не нужно ничего понимать. Честное слово, я ничего не хочу понимать! Мне нужен Увис сейчас же, без промедления!
— Арика, прошу тебя, говори спокойнее, нам следует приберечь свои силы, чтобы выдержать. Поверь мне, наши желания совпадают.
— Не уверена, Арнольд. Во время сеанса ты преспокойно занимаешься всякими изысканиями, почему ты задаешь эти нестерпимые научные вопросы?
— А ты вообще не задаешь никаких вопросов, как только появится Увис, ты заливаешься слезами. Затем каменеешь, слова не можешь вымолвить.
— Я не железная, Арнольд.
— Я тоже не железный, Арика. Сейчас мы начнем спорить, кто из нас больше любит Увиса — ты или я, я или ты!
— Прошу тебя, не говори о любви!
— Почему?
— Ты никого никогда не любил.
— Арика, да как ты можешь говорить такое? — воскликнул удивленный Арнольд. Замечание больно задело его.
— Ты во что бы то ни стало пытаешься во всем разобраться и выспрашиваешь у него всякие глупости. По-моему, Увис постоянно изучает нас. Откуда он узнал про «котика» и «кошечку»?..
— Надо было лучше прятать фотографии!
— У нас в квартире ничего невозможно спрятать от Увиса, у тебя для него не существует никаких запретов.
— Мальчик должен себя чувствовать свободно, не хочу сковывать его инициативу.
— Сам видишь, что вышло из этого! Теперь можешь порадоваться «инициативе»!
— Он сыт по горло твоим постоянным надзором, твоей опекой, был бы я дома…
— Арнольд, если ты намерен продолжать в таком же духе… — в отчаянии пригрозила Арика.
— Прости, дорогая, мы попросту переутомились, у меня от голода кружится голова!
— Я не держу тебя, ступай на кухню, где тебя ждут тридцать восемь твоих кухонных чудо-аппаратов, и приготовь себе что-нибудь!
— Они все вышли из строя! — сокрушенно вздохнул Арнольд.
— И даже те, что я тебе дарила ко дню рождения, взбунтовались! — зло усмехнулась Арика. — Как-никак ты дежурный электрик! В конце концов, что здесь происходит?
— Ничего не понимаю, Арика.
— Никогда не видела тебя таким растерянным. Ты всегда умудрялся найти выход. Тебя всегда выручал какой-нибудь блат. Где теперь твой всемогущий Монвид Димант?
— Ничего не понимаю, дорогая, мы в своем несчастье совершенно изолированы от внешнего мира, это ужасно!
— Арнольд, поцелуй меня! — вдруг попросила Арика.
— С чего вдруг?
— Хочу посмотреть, как ты это сделаешь…
— Не мучай меня, Арика, прошу тебя, нам и без этого нелегко.
— Поцелуй! — приказала Арика.
Арнольд поднялся со своего кресла, обеими руками взял Арику за подбородок и чмокнул ее в сухие губы. Арнольд почувствовал их дрожь. Неужели губы Арики сейчас единственный хронометр в их сумрачной квартире? Нужно было действовать, но как? Стена и ожидание сеанса держали их в плену: хоть что-нибудь еще узнать про Увиса…
— Перестань, ты мне делаешь больно!
— У тебя потрескались губы, я принесу крем из спальни…
— Не уходи, пожалуйста, не надо!
— Соберись с силами, Арика, в любой момент может начаться сеанс, они нас видят так же хорошо, как и мы их, нам надо выглядеть бодрыми.
— Сомневаюсь, есть ли у нас еще спальня!..
— Да почему же нет, мы спим в соседней комнате.
— Ты в этом умерен?
— Перестань!
— Зачем мы мелем всякий вздор, вместо того чтоб говорить об Увисе?
— Скоро он сам заговорит с нами…
— Я запрещаю тебе называть его Нортопо, меня мороз по коже продирает, как только вы занортопуете!
— Как скажешь, Арика, — уступил Арнольд, — просто так легче, и боюсь ему возражать. Боюсь задеть его самолюбие. Увис должен себя чувствовать во время сеанса совершенно непринужденно, будто ничего не произошло, и мы втроем находимся в его комнате… В последнее время Увис стал таким чувствительным, ты заметила, как он вырос?
— Я не слепая, Арнольд. Когда он вернется, все будет иначе, Арнольд… Теперь я научена горьким опытом.
— Только прошу тебя: мы не должны и вида подавать, что случилось нечто необычное!
— Не понимаю, ничего не понимаю! Всему виной ваше шаманство! То, что с нами происходит, было бы вполне уместно в книге «Физики шутят», а ты хочешь, чтобы я и вида не подавала! Я приберу Увиса к рукам. С меня довольно твоего экспериментирования по части воспитания, уж тут не до шуток! Я забираю у тебя Увиса, с этого момента не смей к нему приближаться!
— Мне всего-навсего хотелось, чтобы Увис стал мне другом, понимаешь, и я ему — настоящим другом… Больше мне ничего не нужно, лишь бы Увис был другом, и все…
— Не будь я в школе так перегружена, я бы не допустила… Я б еще раньше…
— Арика, ты ни в чем не виновата.
— Если бы я в тот вечер не умчалась к Лиесме…
— Арика, да успокойся ты, возьми меня за руку, вот так, крепче, не бойся, мне не больно.
— Слышишь: стучат в стену!
— Они начинают сеанс…
— Мне страшно…
— Стисни мою руку, не бойся сделать больно мне, вот так, я сам весь дрожу.
Стена сначала потемнела, потом на ней высветились три золотистые фигуры. У всех троих на головах надеты яйцевидные шлемы, и временами казалось, будто шлемы эти разукрашены самоцветами наподобие монарших корон. Было видно, как Увис выступил вперед, теперь они гораздо лучше различили его лицо. Сквозь толстые стекла очков он дольше, чем обычно, всматривался в отцами мать. Затем в комнате послышалось:
— Говорит Нортопо, говорит Нортопо, говорит Нортопо.
Они видели, как шевелятся губы Увиса, золотистые губы… Даже пушок и прыщики на щеке сына стали различимы…
От волнения у Арики пресеклось дыхание.
— Здравствуй, Увис, ты узнаешь нас? — спросила она, глядя во все глаза на сверкающее изображение.
— Нортопо узнал тебя.
— Опять Нортопо! Ты Увис Лусен, запомни — Увис Лусен! Где ты сейчас находишься? — с ноткой отчаяния в голосе спросила она.
— Не перечь ему, пожалуйста!
— Меня одно волнует: где он сейчас находится?
— Если ты будешь кричать, мы ничего не узнаем. Начинать надо исподволь, не сразу…
— Увис, сын мой… что ты с нами делаешь… — простонала Арика.
— Нортопо, должно быть, ты видишь: мама не слишком хорошо себя чувствует… Ты нас видишь, Нортопо? Видимость хорошая, Нортопо?
— Видимость отличная!
— Арнольд, перестань, слышать не могу, когда вы нортопуете! Я не вынесу этого! Позволь задавать вопросы мне! Не верю я этим обманчивым теням, и все же позволь мне!