Конечно, это не значит, что лошади уже полностью «взяли на себя» службу связи. Были еще пешие гонцы и в самой Персии, были они и в Греции, и в Риме. Однако в Риме положение значительно изменилось. При императоре Августе (I век до новой эры) была налажена регулярная почтовая связь. Называлась она «курсус публикус», то есть общественная, общенародная. На самом же деле ею могли поначалу пользоваться лишь цезари (и пользовались: Юлий Цезарь проезжал по этой дороге со скоростью 160 километров в сутки, а император Тиберий — по 300) и высокопоставленные чиновники, имевшие специальное разрешение — «дипломату» (кстати, такое же положение было в Персии и в Греции). «Общественной» же (точнее, пожалуй, «общинной») эта почта называлась потому, что следить за дорогой, поставлять лошадей должна была та община, через которую проходил участок дороги.

Потом число лиц, имеющих право пользоваться этой дорогой и лошадьми, увеличилось.

Кроме писем, в Риме стали перевозить и посылки, а затем и пассажиров. Так стали на дорогах Римской империи появляться колесницы. Римляне, начав применять повозки, «специализировали» их — появилась «реда» (легкая двухосная повозка), «курсус келер» («скорая почта») и «курсус клабуларис» (четырехосная повозка, перевозившая тяжелые и объемные грузы).

Чем больше развивалась почта, тем больше требовалось хороших дорог. И они появлялись всюду, где появлялись римские легионеры и где римляне становились хозяевами захваченных земель. А это значит, что дороги появились на территории современной Англии, на Балканах и по всей Восточной Европе до Рейна и Дуная. В Азии и Африке римляне властвовали над Турцией и Сирией, Палестиной, Иорданией и Египтом. И всюду были проложены отличные дороги с каменными столбами, на которых указывалось количество километров от отправной точки — огромной колонны, стоявшей в Риме посреди форума у подножия храма Сатурна. Таким образом, из какой бы точки Римской империи ни выехал человек, по какой бы дороге ни поехал, он, если доезжал до конца (точнее, до того места, откуда дорога начиналась), обязательно попадал в Рим, в центр форума. (До сих пор сохранилась родившаяся тогда поговорка — «все дороги ведут в Рим».) И по всем дорогам мчались всадники — вередарии — государственные курьеры и катились колесницы с пассажирами и почтой.

На пути следования почтовых всадников и колясок стали организовывать главные станции, где можно было переночевать и поменять лошадей, и промежуточные, где только меняли лошадей. Главные станции назывались «мансио». Постепенно это слово модернизировалось и превратилось в слово «станция». Однако римляне никогда не говорили просто «станция» (то есть «мансио»). Они говорили: «станция, находящаяся там-то», то есть «мансио позита». И так же как «мансио» постепенно превратилось в «станцию», так и «позито» превратилось постепенно в «почту». Вспомним, кстати, что и у нас до сравнительно недавнего времени часто говорили не просто «почта», а «почтовая станция», а пушкинский Вырин в одной из «Повестей Белкина» был не почтовый, а именно станционный смотритель.

До нас дошли сведения о персонале такой станции в Риме. Он очень показателен для отношения к почтовым лошадям. Помимо начальника станции («манцепуса»), был смотритель конюшен («стационарий»), ветеринар («муломедикус»), погонщик мулов («мулион»), конюх («гиппоком») и смотритель повозок («карпентарий»).

С падением Римской империи в Европе прекратилась или, во всяком случае, значительно уменьшилась конная почта. Если где-то осталась — то это были нерегулярные конные гонцы. А вот в Китае, видимо, она существовала постоянно. В XIII веке, как свидетельствует венецианец Марко Поло, 17 лет прослуживший в Китае, она была поставлена на очень высокий уровень. Правда, за пределы страны она не выходила, но внутри государства была отличной.

Поло утверждает, что через каждые 40 километров стояли почтовые станции, на каждой имелось по четыреста лошадей, а всего в почтовом ведомстве у китайцев было более двухсот тысяч лошадей, которых поставляли и содержали города.

«Когда нужно поскорее доложить великому хану о какой возмутившейся стране, или о каком князе, или о чем важном для великого хана, гонцы скачут по двести миль в день, а иной и по двести пятьдесят миль, и скажу вам, как это делается: когда гонцу нужно ехать скоро столько-то миль, как я рассказывал, для этого дается ему дощечка с кречетом. Если гонцов двое, оба пускаются с места на добрых, сильных скакунах: перевязывают себе животы, обвязывают головы и пускаются сколько есть мочи вскачь, мчатся до тех пор, пока не проедут двадцать пять миль на станцию, тут им готовы другие лошади, свежие скакуны».

В Европе ничего подобного не было. Распалась колоссальная Римская империя, и почтовые лошади надолго ушли со сцены. Европа была раздроблена на десятки герцогств и королевств, феодалы жили замкнуто, вели натуральное хозяйство, воевали друг с другом или в перерывах устраивали турниры. Для всего этого почта была не нужна. Но — до поры.

Вернувшись из крестовых походов, так и не освободив гроб господень, рыцари не отказались от стремления разбогатеть за чужой счет. Они нашли для этого и новые пути: ростовщичество, торговля. Но захват чужих земель, грабеж населения на захваченных землях был у них на первом плане. И рыцари поняли: не обязательно отправляться в другие части света — можно попытать счастья и в Европе. Что ж, кое-где их ждал успех. Но потом было Чудское озеро и Александр Невский. Затем, в 1410 году, славянские племена нанесли рыцарям сокрушительное поражение в Грюнвальдской битве. А ведь к тому времени рыцари уже были в какой-то степени объединены: у них появились духовно-рыцарские ордена. Во многом такому объединению способствовала почта: рыцарям уже необходимо было общаться между собой. Да и их побочные, отнюдь не рыцарские, дела требовали связи, обмена информацией. И снова помчались почтовые кони. Правда, обслуживала такая почта только свой орден, измена этому правилу каралась смертью. Но все-таки кони снова выступили на сцену. И оказались гораздо живучее самих рыцарей.

Рыцари угасали, терпели одно поражение за другим и вскоре вообще перестали существовать. А кони — почтовые кони — стали служить… науке.

Долгая ночь длилась над Европой. Тьму освещали лишь зарева горящих городов да костры инквизиции. В темных кельях монахи сочиняли «богоугодные» книги, изгоняя при этом все, что могло напоминать о «язычниках» — носителях культуры прошлого, в том числе и античного мира. Но и эта ночь над Европой, как и все ночи, имеет конец. Забрезжил рассвет. А вместе с ним появилась потребность в знаниях. Если раньше лишь кое-кто умел читать и писать, то теперь знания становятся необходимостью.

Как антитеза владениям рыцарей-феодалов стали возникать новые города, расти старые. Появляются ремесленники, и их продукция требует сбыта. Поэтому начинает развиваться торговля — появляется купечество. Обостряется борьба между рыцарями и церковниками, с одной стороны, и ремесленниками, горожанами и купцами — с другой. Поначалу еще — противостояние. И как символ этого противостояния — город, выросший в центре Европы на берегах Сены. На правом берегу — торговые и ремесленные люди, на левом — церковники. Знания еще были сосредоточены в руках духовенства, и сюда, на левый берег Сены, тянулись со всей Европы те, кто хотел получить эти знания.

Латынь — язык ученых и духовенства всего мира. В те времена она объединила людей разных стран, приехавших за знаниями на левый берег Сены, — итальянцев, и немцев, и испанцев, и швейцарцев, и британцев. Так появился Латинский квартал в Париже. А чтоб не чувствовать себя одиноко на чужбине, приехавшие в Париж за знаниями объединились (латинское слово «универсум» и значит «объединение»). Возник союз, объединение, где люди разных национальностей и разных профессий чувствовали себя равноправными гражданами этого фактически города в городе, который стал называться Университетом. Так в XIII веке в Париже возник один из первых в Европе университетов.