Я отъехал еще немного, остановил машину и вскарабкался на крышу кабины, чтобы полюбоваться зрелищем. Обломки самолета усеяли почву на расстоянии в несколько сот метров. В самом центре пожара виднелась воронка глубиной метра в три-четыре. Деревья и кустарник были, охвачены огнем, который уже лизал своим языком близстоящие кустики высокой слоновьей травы, готовым перекинуться на все травяное море саванны.

Далеко на востоке показались два облачка пыли. От меня они были приблизительно на одном удалении, но расстояние между ними составляло километров пять.

Первое, должно быть, принадлежало кенийской армии или албано-арабской банде, второе — группе доктора Калибана. Я почему-то был уверен, что именно он выпустил эту крошечную смертельную ракету. Прицеп, который тащил за собой один из его грузовиков, был не обычным прицепом. Он прятал в себе миниатюрную ракетную установку и, наверное, еще много всякой всячины. Доктор Калибан показывал себя весьма предусмотрительным человеком.

Я не испытывал к нему никакой благодарности за эту неожиданную помощь. Наоборот, во мне пылало пламя бешенства и неудовлетворенности, не менее жаркое, чем пожар, пожирающий обломки самолета.

Тем не менее я быстро взял себя в руки, успокоившись при мысли, что стена огня степного пожара задержит на некоторое время моих преследователей. Пожар быстро набирал силу и полз вширь и вглубь на восток под влиянием ветра, дующего с гор за моей спиной. Я мог воспользоваться этим временем, чтобы прямо, насколько позволит мне топография местности, устремиться к горам. На скорости шестьдесят километров в час я буду там через полтора-два часа, если только машина не выйдет из строя раньше.

Я рассмеялся. Спасая мне жизнь, Калибан сам себе преградил дорогу, пусть и временно И тут я едва не прикусил себе язык, оттого что машина внезапно клюнула носом и резко вильнула в сторону. Лопнуло переднее колесо. И неудивительно: покрышка была абсолютно лысой. Я сменил колесо на запасное, которое тоже было в весьма плачевном состоянии, что оно и доказало, лопнув десятью минутами позже, наткнувшись на острый камень.

Плюнув на грузовичок, я оставил его и отправился дальше пешком. За моей спиной вздымалась стена огня, захватывай пространство саванны, насколько хватал глаз. Казалось, будто весь мир охвачен одним гигантским пожаром.

Шесть часов спустя я добрался до предгорий. К трем часам пополудни я преодолел два больших холма и влез на вершину третьего. Голод и усталость, все больше давали, о себе знать, но, прежде чем отдохнуть, мне хотелось осмотреть сверху ту часть равнины, которая осталась за моей спиной. С этой высоты и с этого расстояния почва казалась ровной и гладкой, но я уже знал, насколько обманчиво это впечатление, так как последние пятнадцать километров мне пришлось пробираться между камнями, густо покрывавшими ее поверхность, испещренную к тому же многочисленными руслами пересохших речек и ручейков. Вдалеке виднелись три облачка пыли, на расстоянии километров пяти друг от друга. Их медленно относило к востоку. До наступления ночи эти группы вряд ли могли приблизиться настолько, чтобы заметить друг друга.

Я продолжал карабкаться вверх сквозь лес, состоящий в основном из дуба и сикомор. Саванна в основном была безводна, здесь же, на холмах, подземные источники давали достаточно влаги для густой и обильной растительности. Деревья иногда росли настолько тесно друг к другу, что пробираться между ними стоило больших усилий. И в таких случаях я пользовался верхним путем, прыгая с ветви на ветвь. Совсем не так, как рассказывает об этом мой биограф, и уж совсем не тем способом, что пытаются изобразить артисты в бездарных фильмах, снятых по его романам.

Переходя с дерева на дерево, я двигался гораздо быстрее, минуя густой подлесок, который надолго затормозил бы мое продвижение. Я мог бы двигаться еще быстрей, если бы не винтовка, постоянно цепляющаяся за ветви.

Сумерек я дождался, сидя на самой толстой ветви большого дуба, росшего на крутом обрывистом склоне. Разрывая зубами нежное сочное мясо orycterope чешуйчатого, я продолжал следить за облаками пыли, поднятыми тремя группами моих преследователей, которые только что решили остановиться на ночь. Двигаться дальше на машинах было невозможно. Теперь они были приблизительно в полутора километрах один от другого, но холмы мешали им видеть друг друга. Что не означало, что они не знают о присутствии конкурентов.

Если кенийские солдаты собирались уважать чужие границы, то дальше идти им было нельзя, так как я уже находился на территории Уганды. Албано-арабскую банду этот вопрос, судя по всему, совсем не волновал. Вскоре на вершине первого холма показалась группа человек в тридцать, которая быстро исчезла из моего поля зрения, скатившись в ложбину между возвышенностями. Насколько было возможно судить с такого расстояния, никто из них не нес тяжелого оружия, все были вооружены только винтовками.

Доктор Калибан и его люди углубились в один из узких оврагов; Я пересчитал их. Не хватало двух негров. Они наверняка остались в тылу, для охраны и управления механизмами, спрятанными в прицепе. Мне пришел в голову один план, и я решил спуститься со своего холма. Существовала большая вероятность того, что Калибан предвидел мои возможные перемещения и принял соответствующие меры. Я удвоил осторожность. Калибан был самым опасным противником, который когда-либо мне встречался, хотя раньше мне приходилось драться с самыми отпетыми негодяями и преступниками. Я, конечно, знал его совсем мало, но предчувствовал, что по уму и по своей технической оснащенности он далеко превосходит всех своих предшественников.

Быстро спускавшиеся сумерки уже поглотили склон горы, на котором я находился, и теперь быстро погружали во тьму более низкие холмы и часть прерии, прилегавшей к ним. В сгущающейся темноте я успел увидеть еще одну группу, в этот раз кенийских солдат, вышедших из их лагеря. Значит, они тоже решили нарушить границу.

Я затаился на их пути. Они расчищали себе дорогу в густом сплетении лиан и ветвей подлеска, срубая их с помощью мачете. Офицер подбадривал солдат, обещая им скорый привал. Солдаты прошли цепочкой, дыша в затылок друг другу, совсем рядом со мной. Вытянув руку вперед, я мог бы коснуться любого из них. У меня было смелое желание напасть на них из засады и перерезать нескольким горло, но сдержался. Идея была заманчивая и вполне осуществимая, но она могла нарушить мой план.

Продолжая прятаться в темноте, я следил за кенийцами, оставшимися в лагере. Они развили там бурную деятельность. Было очевидно, что с наступлением нового дня они готовятся выступить по следам своей первой группы. До меня долетали обрывки их переговоров по радио, из которых я понял, что они ожидают прибытия транспортных самолетов и вертолетов с подкреплением и снаряжением. Дело осложнялось. Я не понимал, зачем такие серьезные приготовления. Во всяком случае не из за одного только удовольствия убить меня. Тем более что их действия могли вызвать большой международный скандал. Думаю, единственной причиной, которая могла бы оправдать все эти затраты и риск, было золото. И потом, по их точным и целеустремленным действиям было видно, что они знают, куда идти.

Я продолжал спускаться, разыскивая лагерь Калибана. Оба джипа и грузовики стояли на прогалине леса, расположившись в каре. Вокруг не было видно ни души. Не горело ни одного огонька, лишь на крыше прицепа медленно вращалась похожая на тарелку маленькая антенна. Приспособление, предназначенное обнаруживать чужаков. Кроме него, должны были быть и другие.

Я стал ждать. Становилось все темнее. Звезды спрятались за тучами. Луна просвечивала сквозь облака бледным размытым пятном, похожая на смутный расплывчатый силуэт зародыша, только что обозначившегося в яйцеклетке. Сзади прицепа открылась и сразу же закрылась дверь. При этом наружу не пробилось ни одного лучика света. Как видно, дверь автоматически отключала свет внутри, пока была открыта.