Чарльз с удовольствием разбирал книги, отмечая разнообразие вкуса: здесь была и английская литература, и французские классики, и русские шедевры, и пьесы, и стихи, и даже научные трактаты.

Он замечал таких авторов, как Капоте Труман «Другие голоса, другие комнаты», Дэниел Уоррес «Арбузный король», Лайонс Дельфина «Призрак потерянного озера», Маргарет Миллар «Совсем как ангел», Джон Кроули «Роман Лорда Брауна». Рядом со старинными книгами стояли современные, написанные и выпущенные в печать совсем недавно: Рейчел Кляйн «Дневник мотылька», сага «Сумерки» Стефани Майер, «Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд.

Некоторые книги Чарльз отобрал для прочтения сейчас, как то: «Тринадцатую сказку» и Гюго «Собор Парижской Богоматери».

Кроме библиотеки, Чарльз контролировал и другие работы, ведущиеся в замке. А так же обязательно выбирал время, чтобы провести его в парке. Он себя уверял, что просто держит под контролем восстановление очередной скамейки, или статуи, или высадку цветника, но вскоре перестал себе врать и признал, что все его вылазки связаны с Элизабет.

Элизабет. Эта девушка что-то затронула в душе Чарльза. Она была замкнута и почти ничего о себе не рассказывала, а еще Чарльз угадывал скрывавшуюся тайну сердца. Он расспрашивал об Элизабет рабочих в замке и жителей деревни, но никто толком не смог рассказать Чарльзу кто она такая, где живет и чем занимается. Недоверие к нему могло быть обусловлено прежним обманом, ведь, сколько Чарльз не приглашал Элизабет на чай, она так ни разу и не согласилась.

Поэтому, несмотря на загруженность делами, Чарльз всегда находил время для прогулки по парку. Они выбирали ту часть, где не было в данный момент рабочих, и говорили, говорили, говорили ... Обо всем. В основном рассказывал Чарльз. О своих планах. Или о прежнем доме — Хеддон-холле. Или о Бивер-Касл — то, что слышал от бабушки, дедушки и родителей.

Чарльзу начинало казаться, что мрачность замка стала не так заметна. Нет, в старинном замке от этого навсегда не избавиться, но та пугающая запущенность, вызывающая мурашки, исчезла. Не было мрачного средневекового антуража, придающего замку замшелый вид, как из фильма ужасов: толстый слой пыли, свисающая паутина, потрескавшаяся краска, развалившиеся ступени... и так далее.

Медленно, но верно замок Бивер-Касл приобретал жилой вид.

Единственное место, куда отказывались заходить рабочие — это была усыпальница. Ни угрозы, ни посулы Чарльза здесь не действовали: суеверие местных жителей оказалось сильнее здравого смысла. Сколько ни доказывал им Чарльз, что никакого проклятия нет, а мертвая служанка давным-давно похоронена, что он заходит в усыпальницу спокойно и выходит оттуда живой и здоровый, все без толку: местные талдычили о том, что проклятие замка Бивер-Касл все равно найдет свою жертву.

Хочешь — не хочешь, а место упокоения предков нужно было приводить в порядок. Рабочие ему помогали ровно до входа в усыпальницу, дальше — ни-ни. Поэтому, всю работу Чарльз делал сам. Провел туда временно электричество. Убрал всю паутину. Вытер пыль, подмел полы.

Мертвых Чарльз никогда не боялся. Будучи талантливым архитектором, он с удовольствием ходил по усыпальнице, рассматривая гробницы предков, как произведения искусства, видя воочию богатство и достаток умерших родственников.

Мать Чарльза утонула, и ее тело не нашли, поэтому тут, рядом с захороненным отцом, стояла ее пустая гробница, с табличкой в изножье, где были указаны ее имя и даты жизни. Здесь же, рядом с родителями, найдет упокоение после смерти и сам Чарльз.

В проекте усыпальницы предками Чарльза были воплощены многие идеи, присущие готическому стилю, как-то: апсида со встроенной часовенкой или высокие готические арки, или ребристые потолки, высокие окна и аркбутаны. А изюминкой являлся длинный неф с широкими трансептами.

Гробницы предков были разные, но общим для них являлось использование готических архитектурных элементов в оформлении, таких как стрельчатые арки, ниши с фигурками рыцарей и святых, использование растительного узора и мозаики. На верхней части саркофага обычно располагались выполненные в полный рост фигуры умерших, одетых в богатое, тщательно вырезанное платье. Почти во всех надгробиях мастера добивались портретного сходства.

Выделялась гробница первого герцога Рутлэнда, Эдуарда, с его надгробной фигурой. Лицо Эдуарда было создано на основании посмертной маски. Он изображен в рыцарских доспехах. Голову поддерживают ангелы, у ног лежит лев. На цоколе гробницы из мрамора вырезаны фигурки плакальщиц и рыцарей.

Изо дня в день Чарльз тщательным образом отчищал гробницы от пыли и грязи. Дело продвигалось достаточно медленно, ведь он работал один, а рабочие помогали ему до порога. Эту черту никто из них переступать не решался.

В один из дней, сметая пыль с позолоченной посмертной фигуры на крышке гробницы, Чарльз заметил, что крышка прилегает не плотно и оттого шатается. Он, поднапрягшись, сдвинул ее еще чуть больше. С той стороны что-то упало.

«Ну вот, сейчас протру и сдвину на место», — сказал Чарльз сам себе, и слова звонко рассыпались в мертвенной тишине среди гробниц.

Он присел на корточки, аккуратно сметая мягкой щеточкой пыль и грязь с тщательно вырезанных из камня фигурок в основании гробницы.

«Джон Меннерс, лорд Рус. 1732-1755» прочел он на позолоченной табличке в изножье гробницы.

«Тот самый, который навернулся, ой, то есть упал с башни», — подумал Чарльз и услышал противный скрежет. Как будто царапали камень.

— Ну что еще? — спросил он вслух, будто тут ему могли ответить.

Скрежет стал явственней и доносился сверху. Чарльз поднял голову и увидел, что на него потихоньку скатывается крышка саркофага.

«Черт, черт, черт! Что же делать?»

У Чарльза были мгновения для принятия решения. Крышка тяжела, один он ее вряд ли удержит, а помощи ждать неоткуда. Сюда никто не войдет и под страхом смерти. А если отскочить, то крышка упадет и всенепременно разобьется, чего допустить никак нельзя. Так как конкретно вот этой гробнице более трехсот лет, и это уже не место упокоения предка, но произведение искусства, имеющее историческую (а то и мировую!) ценность.

Поэтому Чарльз встал и, уперевшись ногами в пол, стал толкать съезжавшую крышку в обратном направлении. Было тяжело и получалось плохо. Мраморная плита размером почти два на один метров, и неизвестно, сколько толщина — мыслимое ли дело, держа руки поднятыми и не имея четкой опоры, запихнуть ее обратно!

Сколько времени провел так Чарльз в борьбе с крышкой саркофага, молодой человек сказать не мог, но, в конце концов, он победил в этом неравном противоборстве: раздался характерный щелчок — и крышка встала в пазы.

Чарльз обессилено сполз по гробнице на пол. Сел на корточки, уперевшись головой в колени, и тяжело переводил тяжелое дыхание. Руки тряслись от напряжения, ноги не держали, в голове шумела кровь. Он прислонил гудящую голову затылком к холодной гробнице, пытаясь выровнять дыхание и унять стучащие в ушах молоточки. Но вместо этого шум в голове нарастал. Чарльзу было тяжело даже открыть глаза. Чей-то тягучий стон настойчиво врывался в мозг.

«Нет, нет, сэр, ну, пожалуйста, не надо, пожалуйста!» — тонкий девичий голосок слезно молил о чем-то, чего пока Чарльз не понимал.

Он хотел ответить «Хорошо, не буду», но окончательно сполз в туман.

Невысокого роста девушка отступала назад. Наткнувшись на что-то, оказавшееся широкой кроватью с балдахином, она остановилась.

— Ну что ты, в самом деле, как в первый раз, Бетти. — От двери к ней походкой хищника крался высокий мужчина.

Его можно было бы назвать красивым, если бы не похотливая гримаса, перекосившая мужественное лицо. На нем были тесные бриджи горчичного цвета, заправленные в невысокие сапоги, шелковая, слоновой кости, рубашка и атласный жилет изумрудного цвета, из петлицы которого кокетливо выглядывал кончик платочка.

Он подошел вплотную к девушке и, протянув руку, отвел темный локон за плечо.