А последнее время я вообще огранкой драгоценных камней занимался. Ну в смысле шесть лет назад заводик организовал по выпуску ювелирных изделий. Сам кое в чём поднаторел. Некоторые говорили, талант пробуждается. Льстили, наверно.

И как с этим багажом, черт возьми, историю менять? Мне бы дожить сначала до той же долбаной революции, уже рад буду. Разумеется, я в состоянии организовать много интересных производств, но для этого нужны деньги, гроши, тугрики. Где их взять? Стать алмазным королем? Застолбить кимберлитовую трубочку в Якутии? А я не помню её месторасположение, хоть и летал туда несколько раз. И в Архангельской области бывал, и по Уральской земле побродил. Неее… на карте-то я ткну пальцем в примерный район. Только на вопрос о точных координатах память услужливо посылает на три буквы. Даже инженером никуда не пойдёшь. И дело не в возрасте — надо переучиваться, в 19-ом веке другие технологии.

Пока я, развалившись на шкурах, предавался горестным раздумьям, а после немного подремал, Машка успела испечь хлеб и картошку отварить. Тут и ведьма пришла. Хотя зря я её так называю. Сестрёнка говорит, она очень хороший человек и знахарка прекрасная, меня словно родного выхаживала. И, кстати, единственная хозяйка землянки и всей поляны в придачу. А зовут её баба Софа.

Начались сборы на стол, как говорится, что бог послал. Из разговора я понял — с едой у нас в семье дела обстоят хреново. Мой новый папаня устроил раздельное питание для семьи: он со старшими сыновьями ест из одного горшка, а мать и мы с Машкой — из другого. Догадайтесь, в каком горшке есть мясо, а в каком нет. И ладно б одно мясо, мы обычно едим капусту с водичкой, закусывая куском хлеба. При этом мама его во всем поддерживает: как же, они работают, устают, а мы фигней страдаем. Братья порядком старше: Гнату восемнадцать, Фёдору недавно шестнадцать исполнилось.

Отец, ко всему прочему, бывает, напившись, бьет меня. Хотя чего это тельце бить, дал щелбан и пинка — всё, пора хоронить. Братьям и матери тоже достается, но меньше. Машку, слава богу, не трогает. Пускай и дальше так. Иначе… я нэ увэрэн, что правильно отрэагирую.

Не, я понимаю, домострой и прочая хрень, но не припомню, чтоб детей в крестьянских семьях голодом морили. Естественно, когда голод у всех в округе — взять, например, девяностые годы этого столетия или тридцатые следующего, бывали и страшные вещи, даже ели детей. Но здесь, насколько я оценил, живут довольно сытно. Во всяком случае, никто не голодает. А наша семья зажиточной считается. Зачем тогда, спрашивается, нас гнобить?

Знахарка присела ко мне на топчан и положила руку на лоб.

— Горячки нет, на поправку идёшь. Отвара дам, выпей, опосля снедать будем.

Ужин прошел, на мой взгляд, в тёплой дружественной обстановке. Чуть погодя, постарался навести мосты насчет остаться в землянке ещё на недельку-другую — ну не хотелось идти в тот дом, о котором рассказала сестренка. Оказалось, не всё так просто. Баба Софа, немного повиляв, созналась:

— Мне ваш отец дал всего седьмицу. Если потом не сможешь работать, не заплатит… Осень… ваша помощь нужна в поле.

Блин, вот что значит "узок круг этих богатеев, страшно далеки они от" огорода. Сельская жизнь, однако. Про сбор урожая-то я и забыл. Что же делать? И тут подала голос молчавшая Машка:

— А много он обещал заплатить?

— Мешок муки, — вздохнула знахарка.

— Мишка, а давай шкурками отдадим.

— Какими шкурками?

Сестрёнка смутилась.

— Ты просил про них не говорить. Но сейчас, поди, можно?

— Говори, — разрешил я.

— У тебя в лесу спрятаны добытые зимой шкурки. Не один мешок муки будет.

— Я не хочу ссориться с вашим отцом, — тётка помотала головой.

— Ну зачем же ссориться? — воспрял я духом от сестричкиного известия. — Машка сегодня прибежит домой с печальной вестью — мне снова плохо. И мы поживем у вас лишних две-три э-э-э… седьмицы, — вовремя я вспомнил, как тут неделю называют.

— Дурак! Такое вслух не говорят. Надолго слечь можешь и вряд ли уже встанешь.

"Не-е-е… Так дело не пойдёт. Мне на ваши суеверия начхать", — подумал я, но вслух сказал другое:

— Нет. Болеть я больше не буду, кто бы и чего бы ни говорил. А дома и в поле я в таком состоянии точно долго не протяну.

Софа продолжала на меня хмуро смотреть. Но постепенно лицо разгладилось.

— Видимо, ты прав. И неча мне у судьбы лишнее выторговывать. Зима без Снегурки трудная предстоит.

— Снегурка кто? — решил поинтересоваться я.

— Её тоже не помнишь? А ведь дружны вы были. Собака то моя, три седьмицы как околела. Тебя-то только в память о ней выхаживать взялась. Не жилец ты был.

Интересные новости. А знахарка-то, похоже, хоронит себя раньше времени. Зимой в лесу без собаки, понятно, тяжело. Но не смертельно же?

— Почему бы другую собаку не завести?

— Задерут. У меня до Снегурки три собаки было, всех задрали. А она как-то договорилась с лесными или просто отвадила зверьё. Как здесь появилась, так никто на огород до сих пор и не покушается. Зайцев каждую неделю приносила, уж кто кого кормил, и не сказать.

— С питанием я помогу.

— Ты себя бы прокормил, Аника-воин.

— Не буду бахвалиться, — я покорно согласился, — через пару седьмиц посмотрим. Вы только если с моими встретитесь, рассказывайте о моем слабом здоровье.

— Скажу, скажу. С курицей-то что делать?

— С какой курицей?

— Так Машка сёдня, увидав, что ты на поправку пошёл, попросила у отца курицу. Суп из неё — первое дело для выздоравливающего.

— Ну и говорите, что курица жива и бегает. Ждёт, когда ж я начну выздоравливать.

— Ты очень изменился. Раньше не врал, а теперь у тебя это так легко выходит.

— Просто я понял одну важную вещь.

— Если врёшь, легче жить?

— Нет. Если хочешь выжить, приходится иногда врать. А я хочу не только выжить, но и жить. И хорошо жить. А ещё я хочу, чтобы хорошо жила она, — я взглянул на сестрёнку. — И Вам тоже хорошей жизни желаю.

— Щедрый ты, — улыбнулась баба Софа.

— Только не говорите, что легко быть щедрым, ничего не имея, — я вернул улыбку. — Не волнуйтесь, я вам заплачу за заботу.

— Ну-ну, посмотрим.

— И заплачу побольше отца.

Судя по её задумчивому взгляду, я смог договориться.

Утром проснулся один. На поляне тишина. Лёгкая пробежка до кустов… Кайф…

А это проблема, Саня — постоянно пользоваться ночным горшком, стоящим в землянке, не комильфо, знаешь ли. А как быть зимой? В пургу по-быстрому на улицу не выскочишь. Правильно, туалет нужен, а лучше крепкий сарай с туалетом. Этот, хм… организьмь предстоит долго и упорно тренировать, мышцы на скелетик наращивать. В заснеженном лесу или в землянке нормально не позанимаешься, а в сарае можно. Оборудуем небольшой спортзальчик и вперёд.

И мясо в сарае удобно будет хранить, вместе со шкурками. Кстати, если там душ поставить, то мыться без хлопот сможем, однозначно.

Блин, а почему я вчера вечером так резко вырубился? Вроде прилёг всего на чуть-чуть, поболтать ещё хотел, до этого спал почти целый день. Хм… помню, знахарка предложила прилечь и рукой махнула. И я… стоп… рукой махнула… ууу… один раз — случайность, а два — это… Вот рано я её перестал ведьмой называть, ой рано!

По-новому осмысливая свой первый день пребывания в новом мире, я всё яснее понимал — баба Софа догадывается о смене сознания в Мишкином теле. И весь прошедший день она пыталась понять, кто же я и чего от меня ждать. Мда… Похоже, не сочли пока опасным для окружающих. Не думаю, что мнение полностью составлено. Меня ещё проверять и перепроверять станут, но кредит доверия явно выписали. Надо оправдывать.

Так, шесть кружков трусцой вокруг землянки сделали. Сегодня же штаны попрошу, а то как-то ветерком по яйцам неуютно. Водные процедуры сделали. Главное, Саша — без фанатизму, тельце следует постепенно в норму приводить. Жаль зубную пасту я теперь нескоро увижу, к хорошему привыкаешь надолго, э-эххх. Придётся мяты на всю зиму набрать. Если её с мелом смешать, зубной порошок получится.