— Госпожа Юлкунен остановила меня на дворе, — начала мама. — Все видели и слышали: Лихонены, Рёмппенены, Виртанены, Кононены, тетушка Канккунен, бабушка Лункрен и дедушка Иозеппи, — перечисляла мама тихим, бесцветным голосом. Она по-прежнему стояла у плиты спиной к детям и подливала в сковородку воды. Вода шипела, и соблазнительный аромат наполнял комнату. Но Анни вдруг почувствовала, что есть ей совсем не хочется. Она села на стул и стала смотреть в окно.

— Когда ты живешь в таком большом доме, где тьма арендуемых квартир, где деревянные стены, где всем все слышно и где все знают друг друга, то одинокая женщина с детьми как бельмо на глазу у всех, — говорила мама. — И с этим ничего не поделаешь. Но мне было бы куда приятней, если бы не приходилось выслушивать, что моя дочь обозвала жирными тушами женщин из нашего дома, да и вообще вела себя на дворе задиристо. К тому же госпожа Юлкунен только и ждет случая, чтобы под каким-нибудь предлогом выселить человека из этого дома. Сюда найдется много желающих, ведь арендная квартирная плата здесь чуть пониже, чем в других местах. Так что я надеюсь, что мои дети тоже будут глядеть дальше своего носа и сначала подумают, а потом скажут.

Лассе слушал слова матери с явным беспокойством. Но когда он понял, что дело это никоим образом его не касается и речь идет совсем не о том камне, которым он шутки ради — просто так, от нечего делать — швырнул сегодня в дверь подвала, то он достал свою излюбленную книгу про спорт и фыркнул:

— A-а, бабские сплетни.

— Я очень устала… Я и так несчастный человек, — продолжала мама, все еще стоя спиной к детям. — И мне хотелось бы, чтобы по крайней мере собственная дочь не доставляла мне лишних забот и огорчений.

Только теперь мама отвернулась от плиты и, даже не взглянув на Анни, прошла к шкафу. Достав таблетку лекарства «При очень сильных головных болях» — Анни знала его по синей коробочке, — мама запила ее водой. Потом она вернулась к плите, приподняла крышку кастрюли, где варилась картошка, и потыкала ее вилкой — не готова ли?

Анни неотрывно смотрела на мать. Смотрела, нахмурив брови, с пылающими щеками. Так она всегда глядела на мать, когда та обвиняла ее в чем-нибудь таком, в чем девочка не считала себя виноватой. Анни никогда ничего не объясняла. Вот сейчас она могла бы рассказать маме, что женщины сами вели себя ужасно заносчиво и глубоко обидели ее, Анни, и даже ее маму. А уж Юлкуска-то настоящая злая баба-яга, которая шпионит за всеми и даже за животными следит, за дворнягой Тэри и то подсматривает. В этом Анни нисколечко не сомневалась. Но когда мама ее бранила, девочка не могла даже слова сказать в свое оправдание, до того она бывала огорчена, до того переполнялось тоской ее сердце.

Анни встала и с таким же хмурым видом прошла в нишу. Там в уголке у нее был маленький шкаф, в котором хранились ее богатства: подаренная Муттиской поющая раковина, «Определитель растений» с цветными картинками (Анни училась узнавать растения, чтобы готовить потом лечебные вытяжки из трав), сказки — их было несколько книг — и две куклы. Сейчас Анни вытащила из шкафчика кукол. Их звали Нэйто — Дева и Сотури — Воин. Эти существа умели приносить Анни утешение. Дева была вся из фарфора. У нее были длинные светлые волосы, голубые глаза, узкое тонкое лицо; ей очень шло светлое широкое платье с оборками. Фарфор был такой тонкий, что Дева казалась почти прозрачной. Воин был сделан из какой-то удивительной заграничной резины. Лицо его выглядело бы очень мрачным, если бы не две ямочки на щеках. На нем был шлем и латы, а на поясе длинный меч. Эти куклы тоже достались Анни от Муттиски. Их привез ей сам шкипер Муттинен, и было это давным-давно, когда он был еще моряком и плавал за семь морей.

Про Деву и Воина Анни сочинила много разных историй. Иногда Воин вырывал Деву из лап Дракона, который жил в ущельях страшной горы; иногда спасал ее от сожжения на костре; а то похищал Деву с корабля таинственных привидений, прибывших из космоса. Воин был очень смелый, но немного недальновидный и уж очень горячий. Он всегда сначала действовал, а потом только думал. Дева же, напротив, была рассудительной и мудрой. К тому же она пела так чарующе, что своим пением сумела покорить даже страшное чудовище. Сердце его не выдержало и растаяло. Так что Деве тоже не раз приходилось выручать Воина из пещер хитрых и коварных королей-троллей, из царских и княжеских тюрем, куда частенько попадал справедливый, но запальчивый Воин. История любви Девы и Воина была очень несчастной, как и все знаменитые любовные истории. И всякий раз, когда Дева с Воином должны были наконец-то встретиться, в их судьбу опять вмешивался коварный мир, ставивший перед ними новые препятствия и доставлявший им новые огорчения. Вот так и получалось, что влюбленным то и дело приходилось спасать друг друга, выручать из беды, и поэтому пока не могло быть и речи о безоблачной, счастливой жизни.

— Вы никогда не станете счастливыми, — нашептывала Анни куклам. — Никогда не соединитесь. Но так и лучше. А то у вас пойдут дети, и Дева должна будет стирать пеленки. А Воину придется пойти на работу. А потом, когда у вас дети подрастут и смогут обходиться без вас, во всяком случае днем, а иной раз и ночью, то тогда и Дева должна будет пойти работать. На фабрику или буфетчицей в бар Кайкконена. Воину это все скоро наскучило бы, и он пошел бы в моряки и плавал бы по морям год за годом. Или ушел бы валить деревья в далекие мрачные леса, да там и остался бы. А Дева жила бы одна с детьми, и все говорили бы про нее плохое, обижали бы ее, и от этого страдали бы дети. Особенно горько было бы маленькой девочке. Ей пришлось бы все время сдерживать слезы, и их накопился бы целый таз. Если бы она их все выплакала, то хоть купайся в своих собственных слезах… Так что уж вы лучше странствуйте всю свою жизнь и спасайте друг друга… Скачите на черных, на белых и на крапчатых скакунах, уноситесь в дальние страны в колясках, убранных драгоценными камнями, в золотых каретах спасайтесь от злого колдуна… Это лучше, поверьте мне, это намного лучше…

— Опять она там сама с собой разговаривает, — донесся до Анни голос брата.

Девочка уложила кукол обратно в шкафчик и достала оттуда ракушку. Анни приставила ее к уху. Если вслушиваться очень старательно, то различишь шум океанского прибоя. И сразу становится легче на душе. Туда, к морю, уйдет когда-нибудь и Анни, улетит, унесется по воздуху на невидимых крыльях…

Тем временем у мамы, должно быть, прошла головная боль, потому что мама вдруг запела красивым чистым голосом:

А потом мама сказала совсем обычным голосом:

— Анни-и, кушать.

А чуть позже в дверь постучала госпожа Кайя Куккала. Словно змея, она скользнула в комнату с кофейной чашечкой в руке, стрельнула глазами и загнусавила:

— Я совсем, ну совсем позабыла купить сегодня муки и вот решила зайти, одолжить… Всего одну чашечку, для соуса…

Мама ничего не сказала, подошла к посудному шкафу, достала пакет с пшеничной мукой и насыпала из него госпоже Куккала полную чашечку.

— Я ужасно благодарна… А Анни только сидит и знай себе читает сказки. Такая большая девочка могла бы уже помочь матери — помыть посуду, подмести пол, а не тратить зря время. Маме так трудно приходится, одной надо управляться с хозяйством, нет в доме опоры, нет мужа… Когда же он должен вернуться оттуда, с севера? Ведь уже давно возвратились все другие, кто тогда ушел вместе с ним.

Никто не промолвил ни слова. Лассе подошел к окну, посмотрел вниз и сказал: