куртку и бросила ее прямо на диван в гостиной.
- Ты что, сбежал от своей комиссии?
- Вырвался на время.
- Сейчас я разогрею тебе котлеты. А это к чаю.
- Я пью кофе.
- Па, тебе пора переходить на чай.
- В связи с чем? - усмехнулся он.
- Просто, - смутилась она, - это я всем советую. От кофе сердце болит.
- Сердце болит совсем от другого, - сказал он, - грей свои котлеты.
Она что-то спросила про комиссию, что их так интересует в Центре Связи. Он ответил с
усмешкой, что интересует их в общем-то одно: где связь? Почему до сих пор их исследования
не дали никаких ощутимых результатов. Вообще-то результаты были, но всё упиралось в
эксперимент с круговой установкой для проверки основной гипотезы, и все давно это знали
и торопились, как могли...
- Вообще-то у меня к тебе серьезный разговор, па, - наконец призналась Ингерда.
Всё остальное было, конечно, несерьезно!
- О чем? - спросил он, не сомневаясь даже, что когда у дочери такой виноватый вид, речь
пойдет о внуке.
- Об Эдгаре.
- Ну-ну. Я думал о Герце.
Ингерда вздохнула, вынимая котлеты из печки.
- О Герце уже поздно что-то говорить.
Ричард сочувствовать ей не собирался. Он сел и придвинул к себе тарелку.
- Меня они оба не интересуют. Что один, что второй.
- Эдгара ты сам вырастил, - напомнила ему дочь, - как ты можешь так говорить?
- Вот-вот, - кивнул он, - Зела тоже его вырастила. И что мы получили в результате?
- Что получили, то получили, - сказала Ингерда, - не век же теперь на него злиться?
- Чего ты хочешь, дочь? - внимательно посмотрел он на нее.
- Хочу, - ответила она, - чтобы ты его спас... если это еще возможно.
- От чего я должен его спасать? - усмехнулся Ричард, - от его зеленой ведьмы?
- Па, от него уже две недели никаких вестей, и я просто чувствую, что с ним что-то
случилось. Чувствую, ты понимаешь?
- Это всё?
- Не всё. Еще мне снился ужасный сон. Я даже проснулась!
- Мне тоже иногда снятся ужасные сны. И что?
Ингерда заерзала на стуле.
- Я же мать, как ты не понимаешь? Я сердцем чувствую! А что, если с ним в самом деле
что-то случилось? Мы же не простим себе!
Бывало, что Прыгуны пропадали месяцами, иногда даже годами, рановато было
беспокоиться об Эдгаре спустя две недели, но Ричард почему-то встревожился, глядя в
горящие глаза дочери. Встревожился, но тут же подавил в себе эту слабость.
- Случилось так случилось, - сказал он, - пусть сам выпутывается, не маленький.
- А если не сможет?!
- Сможет.
- А если нет?! Ты только предположи!
- 294 -
Предполагать не хотелось, он был в ссоре с внуком и мириться пока не собирался. Зела
никогда бы ему этого не простила.
- Кто его туда послал? Директория? Вот пусть Директория его и вытаскивает.
- Па! Ты же знаешь, как Леций занят. У него комиссия.
Ричард только пожал плечами.
- А у меня - нет?
Дочь вскочила, ее терпение, кажется, лопнуло.
- Я думала, хоть ты меня поймешь! А ты...
- А я в полном дерьме по его милости, - тоже с раздражением сказал Ричард, - я могу его
понять и простить... но тогда я потеряю жену.
Ингерда схватила ртом воздух, потом выпалила:
- Да ты ее и так уже потерял!
Потом стало тихо. Они оба сидели за столом и стучали вилками по тарелкам.
- Извини, - сказала дочь, опустив голову, - сорвалось с языка.
- Да нет, ты права, - сказал он с каменеющим сердцем, - терять мне действительно
нечего.
- Папа...
За эту минуту ему вдруг всё стало ясно, как будто в темные уголки его души проник
яркий и пронзительный луч.
- Я полное ничтожество, дочь, - сказал он с горечью, - она давно не любит меня, а я так
цепляюсь за нее, что готов предать собственного внука. Зачем?
- Папочка...
- Ты права. Этого романтика нужно вытаскивать с Вилиалы. Так хотя бы ты
успокоишься, а то на тебе лица нет.
Он встал и спокойно сунул тарелки в мойку. Ингерда подошла сзади и прижалась к нему.
- Спасибо, па. Я так люблю тебя!
- Любишь? Тогда завари мне кофе.
К вечеру он передал все дела заместителям и сказал, что несколько дней его не будет. Это
вызвало у всех легкий шок, но ему уже было всё равно. Ричард вообще уже не знал, что его
может взволновать в этой жизни. Он всё решил для себя, и после такого решения его жизнь
кончилась. «Пора на пенсию», - подумал он, вылетая из полпредства, - «или в лучший из
миров».
Домой они с Зелой прилетели почти одновременно. Она собиралась на спектакль,
который давали специально для земной комиссии. Ричард остановился в дверях гостиной и
посмотрел на нее совершенно другими глазами, не как на свою жену, а как на совершенно
постороннюю женщину. От этого она не стала менее красивой и желанной, просто стала
вдруг чужой.
К этому предстояло еще привыкнуть. Он подумал, что в этом доме ни за что не
останется, и в этом городе, и на этой планете. Старый пес уйдет на пенсию, вернется в свой
домик на Земле и будет мирно ловить рыбу в Сонном озере. Вот только Эдгара вытащит. .
- Это ты? - слегка смутилась Зела, в последнее время она всегда напрягалась, когда он
появлялся, наверно, тоже боялась последнего разговора или лишнего вопроса.
- Кто же кроме меня? - усмехнулся он.
- Просто ты так редко появляешься, что это уже удивительно, - сказала она.
Платье на ней было черное, золотые волосы наискосок заколоты перламутровым
гребнем, глаза как всегда изумрудные и глубокие, нервные глаза, тревожные, лихорадочно
блестящие.
- Какая будет пьеса? - спросил он без всякого любопытства.
- «Сказки черного леса», - ответила она, - вашей комиссии решили ничего серьезного не
показывать. Они и так устали.
- Это верно.
- Я там играю ведьму, если ты, конечно, помнишь.
- Нет, - сказал он.
- Ну, разумеется... надеюсь, хоть сегодня вспомнишь.
- 295 -
Они разошлись по своим комнатам. Он надел шорты и футболку, а термостат сунул в
рюкзак. Прыгун должен быть готов к любому климату. Куда-то подевалась его кепка с
козырьком от солнца, он так разозлился в безуспешных поисках, что вытряхнул содержимое
всех ящиков на кровать.
- Ты готов? - заглянула к нему Зела и изумленно застыла в дверях, - что это такое?
- Что? - уточнил он, извлекая наконец кепку из бельевой кучи и надевая ее на голову.
- Ты собираешься в театр в таком виде, Оорл?
- Я собираюсь в другое место.
- Как в другое?!
Эти обиженные, возмущенные глаза он видел тысячу раз. Он всегда боялся этих глаз,
боялся задеть ее, не угодить ей, не вписаться в ее образ идеального мужчины, который она
себе придумала. Сейчас, когда все это уже не имело значения, он наконец понял, как от этого
устал.
- Собственно, какая тебе разница, буду я там или нет? - спросил он холодно.
Она почему-то совершенно побледнела от таких слов.
- Какая разница?!
- По-моему, я не театральный критик.
- О, да! Ты даже ради меня не ходишь в театр. Я так надеялась, что ты это сделаешь хотя
бы ради своей идиотской комиссии!.. Дура!
Зела отвернулась и резко вышла.
************************************************************
- Он выдавал себя за торговца косметикой, - сказала Кантина, - и назывался Рамзесвааль.
Снимал номера в гостинице «Космическая любовь». Каждый день их менял. Бугурвааль
считает, что он взорвался вместе с родителями Антика... вот, собственно, и всё, что я могу
тебе сообщить.
Жрица выглядела непривычно скромной, по-домашнему. На коленях у нее сидела
маленькая дочка и цеплялась ей за шею.
- А твоего отпрыска где можно поискать? - спросил Ричард.
- На столичной вилле Бугурвааля. Мы там жили.