Потом пришел Ольгерд Оорл. Она тупо стояла с микропаяльником над макетом и думала:

«Какое мне, собственно, дело до какого-то Льюиса, когда на свете существуют такие

мужчины? Повезло же этой зазнайке Риции! Сама не знает, что имеет!..»

- Что с тобой, Олли? - спросил он с тревогой, - ты очень бледная.

- Ничего, - ей стало стыдно за свою слабость, - сейчас будем работать. Садитесь.

Сеанс она провела нормально, только руки немного дрожали.

- Ты не заболела? - снова спросил он озабоченно.

В последнее время он стал более внимательно к ней относиться. Раньше почти не

замечал.

- Господин Оорл, - сказала она с волнением, - вы не могли бы мне помочь?

- В чем?

Оливия посмотрела ему в глаза и потупилась.

- Я в детстве пережила аварию на Меркурии. А теперь меня постоянно преследуют

кошмары: треснувший купол, пожар, паника... Я никак не могу от этого избавиться. И,

наверно, не избавлюсь, пока не побываю там. Мне нужно попасть на место аварии, господин

Оорл. Мне нужно на Меркурий.

С минуту Ольгерд молчал. Она смиренно ждала, что он решит, и смотрела в пол.

- Хорошо, - сказал он наконец, - я понял. Когда ты будешь готова?

- Я? - совсем разволновалась она, - хоть сейчас!

- Мне нужно знать базу, ближайшую к этому месту.

- «Раскат-5». Это на плоскогорье Сольвейг.

- Понятно. Не волнуйся так. Через час я вернусь. А тебе советую переодеться.

Оливия осталась одна в лаборатории. Она даже не поняла, что произошло. А произошло

то, что через час она будет на Меркурии! В том месте, которое всегда вспоминала с ужасом и

болью! И это оказалось возможно.

- 128 -

За час она сменила платье на комбинезон, а туфли на ботинки. Голова болела от

бессонной ночи, а сердце бешено колотилось. Унять его она не могла, несмотря на всю свою

силу воли.

Оорл пришел точно, как обещал. Он взял ее за руки, чтобы успокоить, но добился

обратного: он был слишком красив. Оливия злилась на себя за свое волнение и от этого

волновалась еще больше.

- В прыжке ничего страшного нет, - усмехнулся Ольгерд, - ты долго нас испытывала,

попробуй теперь сама, что это такое.

- Да, давно пора... - пробормотала она.

- Всё будет хорошо. Обними меня покрепче и закрой глаза.

Она посмотрела на него с ужасом и вдруг поняла, точнее, призналась себе, зачем ей все

это было нужно: этот страх, этот прыжок, этот Меркурий, эти воспоминания... только затем,

чтобы прижаться к Ольгерду Оорлу. Вот зачем! Вот ради чего - ради этого мгновения она

жила всё это время, росла, училась, мучилась кошмарами, строила из себя серьезную даму...

всё - только притворство, только глупость, только фон, на котором существуют мужчины и

женщины!

Ольгерд был сосредоточен и серьезен. У него явно не было таких безумных мыслей. Он

привлек ее к себе, сначала осторожно, потом крепко, надежно и уверенно. Оливия от этого

чуть не потеряла сознание еще до прыжка, ей показалось, они оба падают в бездну. Но

падала пока только она одна.

Потом невесомость и жар пронзили каждую ее клеточку. Ольгерд стоял неподвижно,

даже почти не дышал, но ей показалось, что он весь закипает как разбуженный вулкан.

Приоткрыв глаза, она увидела, что его сиренево-белая энергия превращается в голубую, в

ослепительно-пронзительно-плазменно голубую, они как будто стоят внутри сияющего

голубого шара.

Она вовремя зажмурилась, потому что потом началось настоящее падение, настоящая

невесомость. Сердце подпрыгнуло к горлу, уши заложило, а внизу живота всё женское в ней

просто взорвалось. И это продолжалось, как ей показалось, несколько секунд.

Потом почему-то был холод и тусклый желтый свет дежурного освещения. На «Раскате»

экономили энергию. Воздух тоже был тяжелый и спертый. Они очутились в одном из

нежилых отсеков базы, посреди труб и проводов.

- Вообще-то точностью я никогда не отличался, - усмехнулся Ольгерд, - как ты, Олли?

Она раздвоилась. Измученная девочка испуганно прижималась к нему и дрожала от

волнения, а возбужденная женщина думала только об одном: как бы эту ситуацию

использовать? От этих мыслей ей было стыдно, и она снова злилась на себя.

- Мы на Меркурии? - пробормотала она.

- За это могу поручиться. А вот что это за дыра, понятия не имею. Ты в порядке?

- Не знаю. Голова кружится.

- Мне тоже надо отдышаться. Давай посидим. Потом возьмем скафандры на складе.

Они присели на трубу. В голове не укладывалось, что минуту назад они были на Пьелле в

лаборатории.

- У тебя здесь погибли все родные? - спросил Ольгерд.

- Да, - кивнула она, - я одна осталась и то чудом. Нас было много детей в аварийном

отсеке, но спасатель вынес только меня. Повезло как идиотке...

- Сколько тебе было лет?

- Пять.

- Да...

Ольгерд снова обнял ее. Ей не хотелось, чтоб он относился к ней как к девочке, но о

другом можно было не мечтать. У него была Риция - красотка-Прыгунья, и, если верить

слухам, ему вполне хватало собственной жены.

- Вообще-то они мне были не родные, - сказала Оливия, - как оказалось, я аппир. Или

вообще черте кто. Сама не знаю.

- Почему ты так решила? - внимательно посмотрел на нее Оорл.

Ей очень хотелось удержать любой ценой его внимание.

- 129 -

- Мне сказал Кондор. И потом... со мной довольно странные вещи происходят на Пьелле.

На Земле этого не было.

- Например?

- Я вижу цвета. Вы обычно сиреневый. А перед прыжком был голубой шар, такой

раскаленный, мерцающий. Это так?

- Та-ак, - изумлено проговорил Ольгерд, - только сам-то я ни черта не вижу.

- А когда я злюсь или боюсь чего-то, я сама становлюсь голубым пламенем.

- Ты?!

Она поняла, что проболталась. Дядя Рой строго-настрого запретил ей говорить об этом,

хотя и не объяснил почему.

- Ну... это бывает редко, - смутилась Оливия, - когда я уж совсем в гневе.

- «Голубой плазмы» достигают только Прыгуны, - сказал Ольгерд.

У нее упало сердце.

- Как только Прыгуны?

- Послушай, детка, это не тебе надо нас изучать, а наоборот.

- Не надо меня изучать! - совсем перепугалась она, - может, я и сама всё вспомню.

Ничего она не вспомнила. Только слезы текли рекой под шлемом скафандра, и их

невозможно было вытереть. Развалины когда-то большого города были занесены

вулканическим пеплом, в багровом свете процеженного сквозь облака солнца всё казалось

ненастоящим, как декорации грандиозного спектакля.

Суров был огненный Меркурий. Сверкали молнии, под ногами проскакивали змейки

электрических разрядов, адская жара облизывала скафандры, безуспешно пытаясь

проникнуть внутрь. В этом пекле Оливия когда-то жила! Под этими черными, оплавленными

обломками купола она чувствовала себя в полной безопасности, она была беззаботна,

счастлива и любима.

Лица родителей почти стерлись из памяти, остались какие-то абстрактные образы. Отец

был веселый, но вечно занятой, а мама то строгая, то добрая и всегда немного нервная.

Бабушка была нудная, всё время поучала и осторожничала. А дедушка был самый славный,

он всегда играл с ней и брал ее с собой. Вот кого она любила больше всех!

- И это всё, что осталось от моего детства, - вздохнула она, стоя на обломках.

Ольгерд терпеливо ходил с ней и ждал, пока она насытится воспоминаниями. В конце

концов, она просто устала от тяжести скафандра и десантных ботинок, а слезы затекли уже за

воротник. Бродить тут больше не было смысла.

На вездеходе они вернулись на станцию. Ольгерд ничего не спрашивал, да она и сказать-

то ничего не могла: у нее дрожала челюсть, и стучали зубы. На душе было почти то же, что и

за лобовым стеклом: адский пламень, пыль и пепел.