младшего брата.

Он подошел к толпе репортеров, которых только что далеко послал, и отдал себя на

растерзание. Леций наконец смог подойти к Ингерде.

- Я надеюсь еще когда-нибудь тебя увидеть, - сказал он, глядя ей в глаза.

- Лет через двадцать, - сказала она.

- Я люблю тебя, Ингерда.

- 93 -

«Смотри на меня», - думала она с отчаянием, - «смотри, как я хороша, смотри, кого ты

теряешь навсегда, навсегда, навсегда!»

Она знала, что будет эта последняя встреча и последний разговор. Она постаралась быть

неотразимой. Ни на что, впрочем, не надеясь. Просто, чтоб ему было больнее. Еще больнее!

- Эта мысль, - усмехнулась она, - будет согревать меня в пустом холодном космосе.

- Прости, - сказал он, - я такой, какой есть.

- Я давно это знаю, Леций. Но я тоже такая, какая есть. О чем же нам еще разговаривать?

- Ты права.

Он взял ее руку, коротко пожал и поднес к губам. Тут же налетели репортеры.

- Прощайте, госпожа Оорл, - сказал он вполне официально, - счастливого пути.

- Спасибо, - сухо проговорила она, в последний раз взглянула на всех и поднялась по

трапу в посадочный модуль.

За ней последовала и ее команда. Ингерда села в мягкое кресло у лобового экрана, рядом

с пилотом. Впереди было бесконечное серое поле космодрома, разноцветные купола ангаров

вдали и подковой изогнутые цепи гор у горизонта.

- Летим, Кей, - вздохнула она, - мы и так уже задержались.

- Как прикажете, капитан, - жизнерадостно ответил третий пилот и задраил люк.

30.12.95

- 94 -

««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««

««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««««

««««««««««««««««««««

«««

ЛЯГУШКА-ЦАРЕВНА

На закате, когда изнуряющая дневная жара еще не сменилась ледяным ночным холодом,

Элигвааль сидел на пороге своего дома, тоскливо глядя на огромное красное солнце, которое

обреченно растекалось над унылыми красными болотами. Корявые деревца стояли в

изломанных позах далеко друг от друга, словно все перессорились. Он не любил эти болота,

и любоваться там было нечем, но дом построил еще его дед, угрюмый и неразговорчивый

тип, построил на самой окраине поселка, да еще и развернул его ко всем задом в знак

презрения.

Иногда это спасало. Элигвааль сам терпеть не мог пустой болтовни, к нему приходили

только по делу: излечиться, приворожить кого-нибудь или избавиться от ребенка, сберечь

урожай, наколдовать удачную охоту. . Тем, кто желал разбогатеть, он помочь не мог. Вообще-

то мог, но не хотел.

Жрецы красного бога солнца Намогуса сначала враждовали с ним и пытались даже убить

его, что было совершенно невозможно, потом смирились с этим и постарались использовать

ситуацию в своих целях. Даже его дочь посвятили в жрицы. Честолюбивая Кантина с

удовольствием бросила своего отца в этой глуши и перебралась в Порг. И он ее не винил. В

столице кипела жизнь, там сохранились еще остатки цивилизации, а соответственно было

довольно сытно, не так донимала жара, и не изматывал холод.

Тяжко жить на не родной планете. Кое-кто еще помнил, что яркая утренняя звездочка на

небе - Вилиала, теплый, влажный рай, из которого они когда-то сбежали, чтобы обрести

независимость. Несколько десятилетий длились постоянные войны, потом все как-то

наладилось, пока не явился с Вилиалы оскорбленный Гунтривааль, не объявил о полном

отделении и не добился своего. Где он сейчас, этот горделивый выскочка? Наивный

мечтатель, который думал, что в таких суровых условиях, впроголодь, можно построить

гармоничное общество.

Жесткие условия создали такую же жесткую иерархию. Борьба за жизнь не оставляла

времени и сил для культуры и науки. Зато пышным цветом расцвело язычество. Изучать

физику, биологию, космогонию стало некогда и незачем. Проще было поверить в Намогуса и

его божественную компанию, принести им жертву, заключить с богами сделку без всяких

душевных затрат и спокойно ждать результата. Жрецы сыграли на всеобщей усталости,

душевной и физической. Они и победили. Они его и свергли.

Холодало стремительно. Кожа покрылась пупырышками. Элигвааль зашел в дом и

плотно прикрыл за собой дверь. Дров было достаточно, он развел огонь в очаге, большой

каменной чаше посреди комнаты, поставил на решетку чайник и приготовил траву для

заварки.

Жизнь текла. Он не задумывался над этим. Вечер сменял утро, ночь гасила день, холод

чередовался с жарой, и каждый вечер, как заведенное, красное солнце опускалось на западе в

красные болота, поросшие корявыми деревцами.

И вдруг все изменилось. Внезапно, посреди ночи. Стук в дверь, тихий голос, несмелые

шаги... Гостья откинула тонкой рукой меховой капюшон, под ним была шапочка с вуалью,

которая скрывала ее лицо, но не могла скрыть роскошные белые волосы. Изящные зеленые

пальчики с нефритовыми ногтями нервно мяли край лисьей накидки. На них уже не было

драгоценных перстней, но они сохранили ухоженность и праздность, как подобает царевне.

- 95 -

- Надеюсь, мы одни, колдун?

- Одни. В такое время никто уже не выходит из дому.

- А ты... живешь один?

- Конечно.

- Я слышала, твоя дочь - жрица Кантинавээла. Это правда?

- Да, это моя дочь.

- Почему же ты не переедешь к ней в столицу?

Элигвааль усмехнулся.

- Колдун должен жить рядом с лесом.

Он усадил гостью за деревянный стол, заварил чай и пододвинул к ней чашку.

- На, погрейся.

Она обвила чашку тонкими пальчиками, согревая об нее руки. Языки пламени бросали

отсвет на ее серебристую вуаль и точеное нефритовое лицо под ней.

- Я почему-то думала, что ты глубокий старик, колдун.

- Жизнь измеряется не годами - усмехнулся он, - так чего же ты хочешь от меня,

красавица?

Она помолчала, потом вздохнула:

- Приворотного зелья.

Он давно знал, что уже выпал из этой жизни и может быть только сторонним

наблюдателем. Чужие проблемы не должны его беспокоить, чужая боль не должна заставлять

его страдать, чужая любовь - вызывать зависть. Знал и смирился с этим. Но то, что он

услышал, задело его невозмутимую душу.

- Зачем такой красивой девушке приворотное зелье? - спросил он с горечью.

Гостья вертела в руках чашку, не решаясь из нее отхлебнуть.

- Откуда ты знаешь, что я красива, колдун? Ты же не видишь моего лица.

- Твое лицо прекрасно, так же как и твои руки, твои волосы, твой голос. Ты самая

красивая девушка на Тритае.

- Не говори так...

- Ты можешь прятать от меня лицо, но я все о тебе знаю, прекрасная Лаунавээла вэя.

Она вздрогнула, потом помолчала, вздохнула и откинула вуаль.

- От тебя и правда ничего не скроешь.

Белые волосы облаком клубились вокруг нежно-зеленой шеи, щек и лба, длинные

ресницы прикрывали лучистые карие глаза, устремленные вниз, желтые губы были

подкрашены золотистой помадой.

- Надеюсь, ты никому не скажешь о моем визите, колдун? Я давно не живу под своим

именем. С тех пор, как отца арестовали.

- Я не болтлив, - сказал Элигвааль, любуясь ею.

Лауна все-таки отпила из чашки, едва прикасаясь к ней нежными губами.

- Так что? - спросила она, - ты дашь мне приворотное зелье?

- Дам, - хмуро ответил он, - но кто смеет тебя не любить?

- Именно тот, кто мне нужен, - усмехнулась она.

- И ты не в силах от него отказаться?

- Это уже мое дело, колдун.

- Пойми: зелье - это обман. Это не есть любовь.

- Пусть так.

Пусть так. Пусть любит, кого хочет, и живет, как хочет. Ему-то что?

- Тебе придется немного подождать, Лаунавээла.

- Я согласна.

- Садись ближе к огню, скоро все застынет.

- Можно мне посмотреть, как ты будешь варить зелье?