- Варить?
Элигвааль засмеялся. Его и правда считали колдуном! Он взял чашу с водой, поставил
перед собой и уставился на воду.
- Как его имя?
- 96 -
- Чье?
- Твоего избранника.
- Это нужно?
- Иначе я бы не спрашивал.
- Коэмвааль.
- И этот Коэмвааль не поддается твоим чарам, вэя?
Лауна посмотрела на него блеснувшими карими глазами.
- Ты хочешь мне польстить, колдун, но делаешь мне больно.
- Прости, - сказал он, - скоро этот Коэм будет только твой.
Он посмотрел на Лауну, потом на воду в чаше и заструктурировал ее на смерть. Вода
стала голубоватой и вязкой как масло.
- Ты принесла сосуд?
- Да. У меня фляжка.
Элигвааль наполнил флягу смертельной жидкостью, остальное выплеснул в огонь.
Пламя взвилось до потолка как ужаленное. Глаза Лауны расширились от восхищения и
ужаса. Дрожащими руками она убрала флягу в боковой карман своей шубы и встала.
- Не ходи в ночь, - сказал он, - ты замерзнешь. Дождись утра.
- Я лучше пойду, - попятилась гостья.
Элигвааль усмехнулся.
- Меня ты боишься больше, чем холода?
- Да. Я тебя боюсь, - призналась она.
- Что ж... иди. Раз я так страшен.
- Сколько я должна тебе, колдун?
- Нисколько.
Глаза ее снова сверкнули восхищением, перемешанным с ужасом.
- Иди, - сказал он, - желаю тебе счастливой любви.
*************************************************
- Что я наделал... - подумал он утром.
Ночью, когда она сидела рядом и смотрела испуганными и ждущими любви глазами,
такая прекрасная, такая нежная и такая недоступная, страдающая о каком-то Коэмваале,
который посмел не ответить ей взаимностью, естественным порывом было - убить этого
типа. С утра же, в свете восходящего солнца, в тепле, согревающем стены и подоконник, с
угасающими углями очага и в сладком запахе дыма, все это показалось диким.
Элигвааль еще не понял, чего он хочет. Просто на душе было скверно. Он, как обычно,
прошел в хлев, косматые мурны, почуяв тепло, оживленно топтались в загончике. Он подоил
двух самочек, потом выгнал всех на пастбище за поселком.
Солнце поднималось, угрожая к полудню все расплавить.
- Скорей бы зима, - подумал Элигвааль, - с холодом еще можно как-то бороться. А от
жары никуда не спрячешься.
От жары лисвисы рыли глубокие подземелья. В каждом доме были глубокие подвалы и
погреба. В полдень, особенно летом, никого на улицах не было, все отсиживались там.
Когда-то, когда еще торговали с Вилиалой, были кондиционеры, охладители, освежители,
равно как и батареи, обогреватели, камины, гелиоаккумуляторы. Остатки этой роскоши в
устаревшем и потрепанном виде сохранились только у самых богатых. Они жили довольно
комфортно. Остальные топили печи, ходили дома в шубах и рыли норы под землей.
Элигвааль знал, что связь с Вилиалой все-таки была, прилетали планетолеты, что-то
привозили, что-то забирали, обменивались информацией, но это было только для узкого
круга посвященных. А для остальных - это красный бог солнца Намогус еще раз прокатился
по небу в своей огненной колеснице.
Элигвааль зашел в дом, выпил парного молока, съел лепешку с сыром и понял, что пора
что-то делать. Найти Лауну было нереально, она жила под чужим именем. Он прикинул, где
можно разыскать Коэмвааля, пока тот еще жив. Имя его ни о чем не говорило. Скорее всего,
- 97 -
это был какой-нибудь столичный франт, молодой красавец, избалованный женским
вниманием. И искать его следовало в Порге. Во всяком случае, это имело какой-то смысл.
Тянуть дальше было некуда. Набросив поверх белого летнего хитона меховую шубу,
Элигвааль перенес себя в столицу, на рыночную площадь. Время было удачное: не жарко и не
холодно, используя это преимущество с полной отдачей, лисвисы выбежали на улицы по
своим делам. Столица кишела как растревоженный муравейник, особенно рынок. Так что
внезапного появления рослого мужчины в черной шубе никто и не заметил.
Толпа была пестрая. Если по деревням жили обычно родственники, то в Порге
собрались все подряд, на лицах мелькали все оттенки зеленого: от нефритового до почти
черного, даже бородавники восседали на корзинах с овощами. От них, как правило, пахло
плесенью, и характер у них был несносный. Одеты все тоже были по-разному: от легких
летних платьев и хитонов до вязаных свитеров и мохнатых шуб. Это зависело только от того,
до которого часа лисвис собирался пробыть вне дома.
Расспрашивать торговцев Элигвааль не стал. Он прямиком направился в храм Намогуса.
Дома были низкие, из местного материала: каменный фундамент и первый этаж, и один-два
этажа деревянных. Улицы вымощены булыжниками. Правда, ближе к центру картина
менялась. Центр был маленьким уголком Вилиалы. Дома вздымались высоко, собранные из
готовых блоков, доставленных когда-то с родной планеты, они стояли, как пришельцы, как
белые паруса на огромном корабле, и окна их сверкали, отражая солнечный свет. Там были
все удобства, о которых большинство лисвисов даже не подозревало, они просто думали, что
Намогус выстроил эти хоромы для своих жрецов.
Дочь большую часть времени проводила в храме, поэтому следовало искать ее там.
Элигвааль, минуя белый квартал, подошел к серо-желтой, сложенной из каменных плит
махине с колоннами в три обхвата при входе. Это было более позднее творение местных
мастеров и старой, но еще ползающей техники. После такой колоссальной стройки все
краны и бульдозеры загнулись окончательно. Зато храм стоял. Он подавлял тебя сразу:
своими размерами, своей холодной угрюмостью, своими туманными намеками на
непознанное. Так и было задумано.
Привратники пропустили его сразу. Узнали колдуна Элигвааля. Его боялись, пожалуй,
больше, чем самого Верховного Жреца, хотя никто толком не знал, кто он, и что он может. И
откуда им было знать!
От привратников он узнал, что Кантина в храме. В огромном зале Намогуса было пусто,
темно и прохладно. Мозаичный пол вымыт до блеска, курильницы вокруг алтаря едва
дымились. Время службы еще не подошло. Лисвисы молились своему богу на рассвете и на
закате. До заката еще предстояло пережить знойный полдень и несколько нормальных,
пригодных для жизни и работы часов, когда никого, даже самого верующего фанатика, в
храм не загонишь. Жрецы это учли.
Чахлый старикашка-служитель, протирая пыль под алтарем, сказал ему, что
Кантинавээла в зале для омовений. Элигвааль прошел в правую часть храма, он знал, куда
идет. В небольшом зале с низким потолком, подпертым толстыми колоннами, в клетчатый
черно-белый пол был вделан круглый, как солнечный диск, бассейн с подкрашенной в
рубиновый цвет водой. И в этой зловещего оттенка воде, в дрожащем свете четырех светилен
на бронзовых треножниках, расслабленно покоилось темное тело его дочери. На полу
лежали ее золотые одежды.
- Я сильно потревожу тебя, Канти? - спросил он, подходя к краю бассейна.
Она открыла глаза.
- Отец?
Их голоса гулко отдавались под каменными сводами.
- Ты мне нужна.
- Что-то случилось?
- Надеюсь, пока нет.
Она вышла из воды по ступеням. Ее темно-зеленое тело имело роскошные женские
формы и неправдоподобно узкую талию: результат тренажеров, мазей и массажа. Черные
волосы имели странный бронзовый оттенок, были обвиты золотыми лентами и закреплены
- 98 -
высоко на голове, открывая точеную шею. Лицо ее было круглым, как и у всех темных
лисвисов, черные глаза широко расставлены, их подкрашенные уголки сливались с линией
бровей. Кончик носа был закруглен, и ноздри чуть вывернуты, словно раздувались от
волнения или возбуждения.
Кантина как нельзя лучше олицетворяла собой классический тип красоты, присущий