с ней в обществе, ему нравилось проводить с ней время. Он знал ее бездну лет, она была

подругой его жены и ее гибель переживала вместе с ним, она лечила его и знала о

происшедшем такие подробности, которых не знал никто, он никому больше не рассказывал.

Она видела его боль и его слабость, притворяться с ней было ни к чему. Она была его

другом.

Прошло два года, и она по-дружески посоветовала ему перестать копаться в прошлом и

завести, наконец, любовницу. Они сидели в институтском буфете и мирно пили кофе. Ричард

был доволен уже тем, что избавился от Дзервааля и его секретаря Унитривааля, еще более

нудного, чем его патрон. Лисвисы предпочитали свой буфет.

- Не строй из себя старый чемодан, Ричард, - сказала Флоренсия, - посмотри, сколько

женщин вокруг.

Он давно смотрел вокруг и видел, что все женщины чем-то уступают Флоренсии Нейл. С

его точки зрения, конечно. Она не была красавицей, но это ей было и не нужно при ее

умении выглядеть и при ее чувстве собственного достоинства. Нет, он не любил ее, просто

считал лучше всех.

- Ты права, - согласился он, - только я никого вокруг не вижу.

- 32 -

- Знаешь что, - полушутя заявила она, - тебе давно пора найти другую женщину, это я

тебе как врач советую.

- Всё не то, - усмехнулся Ричард, - и даже думать об этом не хочется.

- Ты слишком привередлив.

- Наверно.

У нее были строгие, очень темные глаза, и брови над ними широкие и тоже очень

темные, а рот был маленький, вишневые губы бантиком, как у ребенка. Он еще подумал

тогда, умеет ли этот упрямый ротик быть нежным и податливым?

- Вот если бы это была ты...

- Я?

Он сказал что-то кощунственное, он совершил святотатство, замахнувшись на саму

Флоренсию Нейл, такое у него было чувство, но он знал, что она, во всяком случае, его

поймет и не обидится.

- Ты серьезно?

Нет, она его не отталкивала, но она дала ему шанс подумать, нужно ли ему все это? Он

подумал и решил, что пора, в конце концов, выбираться из своего тупика и становиться

живым человеком.

- Конечно, - сказал он.

Это переворачивало с ног на голову все их прежние отношения. Флоренсия спокойно

пила кофе. Врача вообще смутить трудно.

- Честно говоря, я не ожидала, когда завела этот разговор...

- Ты же знаешь, как я отношусь к тебе.

- В том-то и дело, что знаю.

Она посмотрела своими темными глазами очень внимательно, как будто просчитала все

их отношения на пять лет вперед, ничего хорошего там, кажется, не увидела, но потом взяла

и согласилась.

- Хорошо, это буду я.

Так они и договорились. Как старые друзья.

В пьесе был похожий герой, у него тоже все уже было, и он согласился пустить в свою

жизнь женщину только при условии, что она не будет ему мешать и ничего не изменит в ней.

Но это принципиально невозможно.

Флоренсия прекрасно понимала его состояние, но, в конце концов, ей это надоело.

Расстались они так же спокойно, как сошлись.

- Тебе нужна другая женщина, - сказала она при последнем их свидании у нее дома, - вы

вполне здоровы, пациент. Я вас выписываю.

Еще тепла была постель, и еще валялась на стульях их одежда, но все уже отошло в

прошлое.

- Тебе нужно что-то более легкомысленное, - сказала она, - а я так не могу. Я начинаю к

тебе привязываться. Я начинаю тебя ждать, я начинаю тебя ревновать, я начинаю думать о

тебе больше, чем о работе... А это никому не надо. Главное - вовремя остановиться.

Она говорила спокойно и рассудительно. Возможно, ей на самом деле было больно, но

он ничего другого ей предложить не мог. Он и сам понимал, что такая женщина, как

Флоренсия, достойна лучшего отношения. Но... где нет, там нет.

Они оделись, спокойно выпили кофе и спокойно расстались. Если б он искал жену,

лучше бы, наверно, было не найти. Но он не искал жену, в эти игры он отыгрался. Иногда он

жалел об этом, но совсем уж редко.

В пьесе было по-другому, там были какие-то слезы, обиды, сомнения...

Ричард посмотрел на Зелу: понимает она хоть что-нибудь в этой чисто человеческой

мутоте? Она была поглощена полностью. Никогда у нее еще не было такого восторженного

лица, такого неподдельного интереса на нем, такого вдохновения, словно на сцене

разворачивалась прекрасная сказка, а не клубок маленьких трагедий самых разных и самых

обычных людей. Кажется, нашлось то, что в этом мире ее заинтересовало. И это был Театр.

- 33 -

Ее восковое надменное личико ожило, она вся была там, на сцене, где выясняли свои

отношения измученные герои, где внук ненавидел и любил своего деда, а молодая одаренная

девушка отказывалась рожать детей, потому что не видела в этом смысла.

Смысла вообще не было ни в чем, все было достаточно бессмысленно. Интересно,

нашли ли его эрхи?

Ричард поймал себя на том, что ему не хочется смотреть на сцену, ему хочется смотреть

на Зелу. На ее вдохновенное лицо с изумленно распахнутыми глазами, ставшее вдруг таким

прекрасным. Этого еще не хватало...

**************************************

*****************************14

Он привычно зашел к Алине в гримерную с традиционным розовым букетом. Она

смывала грим над раковиной. И парик, и костюм уже висели по местам. На ней был белый

пушистый халат, похожий на шубку, который бедному роботу приходилось постоянно

чистить. Робот смирно стоял в углу и ждал, когда она его забрызгает.

Алина вытерла лицо полотенцем, ее короткие светлые волосы забавно торчали во все

стороны, голубые глаза после грима казались усталыми.

- Ты один? - спросила она насмешливо, - а я думала опять с этой штучкой.

- Ты же знаешь, что это моя работа.

- Всем бы такую работу!

Кажется, за две недели он слышал эту фразу раз пятьдесят. Из разных источников. Ему

даже отшучиваться надоело.

- Перестань, - поморщился Ричард, положил букет на столик и сел в кресло, - как ты?

- Тебе понравилось?

- Чуть не уснул.

- Знаешь что!

- Шучу. Понравилось.

- У тебя дурацкие шутки, - заявила Алина, потом подумала и добавила, - и дурацкая

работа.

Это было в ее стиле. Она обожала на него нападать и делать все, чтобы он на нее

разозлился. Он воспринимал это как прелюдию. Ей было, за что на него обижаться,

сдерживаться она не любила и замолкала только тогда, когда он припирал ее к стенке и

начинал раздевать. Когда у нее были длинные волосы, он просто наматывал их на руку, а

другой рукой снимал с нее шорты.

Белый халат снимался легко, сам собой. Труднее было избавиться от своего выходного

костюма.

- Я тебя ненавижу, - говорила Алина, тем не менее, оглаживая его тело твердыми

шершавыми от гребли ладошками, - это так ты пришел меня поздравить? А в вестибюле тебя

ждет эта?

- Лина, помолчи, - усмехнулся он, - я уже завелся.

- Ты ничего не понял, - заявила она, - я в самом деле на тебя злюсь.

- Я на тебя тоже, - прорычал он, - сейчас я разорву тебя на куски. Мне нравится твоя шея,

сейчас я ее прокушу.

Он не хотел ее потерять. Поэтому соблюдал приличия: периодически звонил ей,

встречал, провожал, дарил цветы, появлялся с ней в обществе и перезнакомил со всеми

своими друзьями, терпел ее выходки и даже изменял ей крайне редко, практически это можно

было не считать. Но зарываться он ей не позволял, потому что она как была, так и осталась

для него сопливой девчонкой, которую привел когда-то домой его сын.

Однажды она возникла на пороге в образе прекрасной дамы в классическом костюме

медового цвета и с конским хвостом своих светлых волос. Туфли, сумочка и ожерелье были

черные. Ольгерда она давно бросила, но из каких-то собственнических побуждений