— Вам кого? — спросил, подходя к ним, Логинов.

— Сергеева.

— Он дома, — вытирая со лба пот, ответил Логинов: — мы с ним час тому назад вместе уехали из института.

— Вызовите, пожалуйста, Сергеева, — попросил Дымов, — он, наверное, еще не знает о пожаре.

— Да, конечно, не знает, живет далеко. Я — тут рядом… Только сел ужинать, слышу, взрыв — бросился сразу…

— Надо немедленно позвонить Сергееву, — повторил Дымов, проходя в кабинет начальника института.

Громкий звонок разбудил Мишу.

Миша вскочил с постели и, не одеваясь, побежал в переднюю. Телеграмма из Крыма: «Встречайте пятнадцатого, поезд десять, вагон шесть. Целую. Мама».

— Наконец-то! — обрадовался Миша и на всю квартиру затянул: — «Торреадор, смелее в бой…»

— Мишка, ты с ума сошел! — крикнул из кабинета отец. — Перестань! Сейчас соседи в стену стучать начнут…

Миша просунул голову в дверь кабинета, продолжая: «Торреадор, торреадор…»

— Да замолчи! — смеясь, замахал руками отец. — Кто там звонил?

— Поезд десять, вагон шесть!.. — пропел Миша.

— А-а, — догадался отец. — Ну, вот и хорошо, завтра поедем встречать, — и взял телефонную трубку. — Курский вокзал? Справочную… В восемь тридцать приходит поезд. Марш в постель, сынок! Проспим…

Но Мише не хотелось сразу уходить.

— А что ты не ложишься? — спросил он отца.

— Иди, иди, я еще полчасика посижу.

На столе зазвонил телефон.

— Слушаю. Да, Сергеев… Машина выслана? Выхожу.

Миша увидел, что лицо отца передернулось и побледнело.

— Что случилось, папа?

Сергеев, бросился в переднюю, крикнув на ходу сыну:

— Ложись, Миша, не дожидайся, я задержусь…

Без десяти минут восемь у подъезда загудела машина. Миша побежал к двери.

«Ну, вот и приехал, — подумал Миша об отце, — сейчас вместе на вокзал».

Но в автомобиле сидел один шофер Платоныч. Он подал Мише записку. Отец писал: «Сын, поезжай на вокзал один. Извинись за меня перед мамой. Я очень занят».

— Что такое? — опросил Миша, усаживаясь рядом с Платонычем. — Где папа?

— Как где? — ответил Платоныч. — Ты что же, парень, не знаешь, что ли, — на заводе ночью взрыв был?! Ну, все там и сейчас.

— Взрыв?

— Ну да. Так рвануло — на улице ни одного стекла целого не осталось. Там милиция кругом стоит, никого не пропускают.

Платоныч дал газ. Автомобиль мягко рвануло вперед.

— Как взрыв? Отчего? — допытывался Миша.

Но Платоныч отвечал односложно:

— Вот разберутся — узнаем.

На углу Садовой Платоныч обернулся к Мише:

— По дороге к тебе у меня давеча такой случай вышел: спустил баллон, а запасного не было. Что ты будешь делать! Придется, думаю, парню на трамвае за мамашей ехать. Смотрю, сзади другая машина остановилась. Вылезает шофер, подходит. «Что, — говорит, — спустила?» — «Да, спустила». — «Могу одолжить баллон, есть в запасе». — «Спасибо, — говорю, — вот как выручишь…» Пока я возился, он рядом стоял. Такой приятный парень. Все расспрашивал, где работаю, сколько получаю, кого возить приходится. Пока я работал, он взял да уехал. Так вот и не знаю теперь, кому баллон должен. Ну, да он найдет. Знает ведь, где я работаю. Вот, Миша, какие дела… Какие хорошие люди есть!

Подъехали к вокзалу. Поезд немного опаздывал. Тонко дребезжали звонки грузовых вагонеток, бегали носильщики, репродукторы настойчиво приглашали зайти к дежурному по вокзалу Пелагею Тихоновну Орешкову, наверное потерявшую документы. Толпились пассажиры с пригородных поездов. В конце платформы звонко смеялась девушка.

Поезд подошел к платформе. Еще гремели буфера, но уже слышались приветствия, смех.

Расталкивая народ, Миша бросился к вагону.

— Мама!

— Миша!

— Какая ты стала черная! — воскликнул он, целуя загоревшую щеку матери.

— У вас совсем взрослый сын, Клавдия Павловна…

Миша оглянулся: рядом стояла молодая женщина в скромном костюме, с чемоданом и большим букетом цветов в руках.

— Познакомься, Миша, — сказала мать: — это Нина Дмитриевна — моя знакомая по Крыму.

Нина Дмитриевна опустила чемодан и, улыбаясь, протянула руку.

— Я думаю, что мы и с вашим сыном будем приятелями, — сказала она.

— Конечно, — ответила Клавдия Павловна. — Знаешь, Мишук, Нина Дмитриевна едет очень далеко — на Дальний Восток. Она несколько дней погостит у нас.

— А вы, Миша, должны показать мне Москву, — улыбнулась гостья. — Я здесь в первый раз.

— Пожалуйста, — сказал Миша, — у меня сейчас каникулы.

Он уловил беспокойный взгляд матери и догадался, о чем она хочет спросить.

— Знаешь, мама, папа не мог приехать на вокзал, у него очень важные дела.

— Вот видите, Нина Дмитриевна, — вздохнула мать, — я говорила, что он будет занят.

— О, у вашего мужа такая интересная работа!

— Да, но он мало бывает в семье.

Переговариваясь, они спустились в тоннель.

У выхода на площадь Нину Дмитриевну кто-то толкнул, и она выронила сумочку.

Невысокий, плотный мужчина в военном костюме нагнулся, поднял сумочку и подал Нине Дмитриевне. В руках у него были цветы.

— Старайтесь всё покрепче держать, — любезно проговорил он.

— Благодарю вас, постараюсь.

Человек исчез в толпе.

— Я чуть не потеряла документы и деньги, — сказала Нина Дмитриевна. — И все из-за этих цветов…

— Помоги Нине Дмитриевне, — заметила Мише мать: — какой ты недогадливый.

Миша взял букет. Это были крупные, уже начавшие слегка вянуть белые розы. От них исходил тонкий, нежный аромат.

Миша захлопнул за матерью и гостьей дверцу машины и уселся рядом с Платонычем. Автомобиль пересек площадь и свернул на широкую улицу.

— Смотри-ка, — удивленно проговорил Платоныч, толкнув Мишу локтем и кивая на шоферское зеркало перед собой, — смотри-ка, вот тот парень, что мне баллон одолжил. Ах ты, какое дело!.. Нельзя остановить…

Миша заглянул в зеркало и увидел идущую позади машину. Она шла за ними неотступно…

Вот и переулок, в котором живут Сергеевы. Платоныч остановился у знакомого подъезда. Идущая следом машина сделала крутой разворот, рванулась вперед и скрылась за углом.

Партийное собрание в институте подходило к концу. В повестке дня стоял только один вопрос — о бдительности. В зале было душно и накурено, нехватало стульев, и некоторые из присутствующих расположились на подоконниках.

— Слово товарищу Сергееву, — объявил председатель.

Прежде чем начать говорить, Сергеев внимательно осмотрел сидящих. В зале сидели люди, с которыми он много лет работал, был связан общими интересами, изобретательской и партийной работой… Так почему же большинство выступавших до него говорили, что вчерашний взрыв дело врага? Откуда враг мог пробраться к ним, в их среду? Ерунда, не может быть…

— Товарищи, — начал Сергеев свою речь, — я не могу согласиться с теми, кто считает вчерашний взрыв делом рук врага. На врага, да к тому же непойманного, легче всего валить. Я считаю, что дело проще простого: невнимательны мы — в этом главное. У нас много молодых, малоопытных работников, контроля над ними нет. Крантик, винтик отвернут, да так и оставят. Дело, кажется, пустяковое, а всё, очевидно, отсюда и началось. Невнимательны мы, товарищи, до неряшливости невнимательны. Вот в чем корень зла…

Сергееву не пришлось кончить своей речи. Гул возмущения, протеста нарастал в зале. С мест послышались крики:

— Не туда гнешь, Алексей Федорович… Кабинетным ученым сделался… Не видишь, что вокруг делается…

Сергеев запнулся на полуслове. В чем дело? Что такое? Навстречу ему спешил новый оратор, взволнованный, злой.

— Слово имеет инженер Осипов! — едва успел крикнуть председатель.