Черный зрачок нагана уставился в голову.

«Глухонемой» оказался опытным, старым шпионом иностранного государства. Он пытался пробраться на военный завод с диверсионной целью.

Когда человеку исполнилось только десять лет, трудно сказать, что он молодо выглядит. А вот к Зорьке подобное определение полностью подходило.

Бледная, худенькая девочка с двумя косичками, немного курносая, с большими голубыми глазами, она казалась моложе даже своих десяти лет.

Ребята любили Зорьку. Училась она хорошо, была активной пионеркой, имела подругу, с которой делилась своими маленькими тайнами.

Но был у Зорьки один секрет, который она никому не открывала. Зорька отчаянно боялась метро, вернее, движущейся лестницы — эскалатора.

Трусость, ничем необъяснимая и непонятная, но справиться с нею, одолеть ее Зорька не могла.

Трепет испытывала она каждый раз, приближаясь к эскалатору. Никогда не решаясь ездить одна, девочка судорожно прижималась к человеку, который бывал в это время с нею.

Она широко открывала свои и без того огромные голубые глаза и почти не дышала во время плавного, медленного спуска или подъема.

В семье Зорька росла одинокой. Она редко видела мать, добрую женщину, весьма посредственную артистку драматического театра, редко видела и отчима, крупного хозяйственного работника.

Мать любила Зорьку. Но неуравновешенная, нервная, она относилась к дочери неровно. Часто, порывисто обняв Зорьку, внезапно отстраняла ее от себя, восклицая:

— Ну в кого, в кого ты такая прозаическая?.. Нет! Артисткой ты не будешь… Рот… нос!.. В тебе нет ничего от матери, ты копия Алексея.

Зорька уже привыкла к этим монологам матери. Она терпеливо выслушивала их и, когда мать задавала вопрос: «Ну в кого ты такая?» сама спешила ответить: «Я прозаическая, я копия папы Алексея».

Папа Алексей… Это было давно. Шесть лет назад отец Зорьки, посланный партийной организацией на хлебозаготовки, погиб от кулацкой пули.

Зорьке тогда было всего четыре года. Но память об отце, таком простом, веселом, у нее осталась яркая, незабываемая.

Приближались летние каникулы. В зелень одевались московские парки и сады.

Сегодня занятия кончились раньше обычного, не было последних двух уроков.

— Зорька, пошли домой! — позвали ребята, и шумные улицы приветливо, солнечно встретили группу школьников.

Когда девочка позвонила в квартиру, открыл дядя Федя, отчим Зорьки.

— Дядя Федя, вы уже дома?

— Зорька, что так рано?

Изумились почти одновременно. В голосе отчима слышалась чуть прикрытая досада.

— Вот, что, девочка, приехал я со службы пораньше. Ко мне один знакомый должен притти. Мы будем работать, а ты иди погуляй. Погода хорошая, теплая, а здесь ты будешь нам мешать только. Иди, Зоренька, погуляй.

Он ласково ее выпроваживал, полуобняв за плечи.

Зорька была рада побегать одна. Она только положит книжки. Вприпрыжку бросилась к себе в комнату. И почти тут же прозвучал звонок.

Здесь дядя Федя сделал вещь, непонятную для Зорьки, разжегшую ее любопытство. Прежде чем открыть звонившему, он подошел и захлопнул дверь ее комнаты.

В коридоре послышались тяжелые шаги.

— Вы одни? — спросил мужской незнакомый голос. Дядя Федя что-то тихо, поспешно объяснял. Но слов Зорька не разобрала.

Вместе с гостем дядя Федя прошел к себе. Желание погулять у Зорьки прошло. Взамен его росло любопытство:

«Кто пришел? Почему дядя Федя отсылает ее гулять и сам приехал днем с работы? Ведь сколько раз к нему приходили вечерами, вместе с ним что-то писали, чертили, и всегда мама и она оставались дома. А сегодня и комнату зачем-то закрыл, не хотел, чтобы она видела пришедшего».

— Дядя Федя, ухожу! — звонко крикнула Зорька, пробегая по коридору, щелкнула замком, хлопнула входной дверью и… осталась.

Тихо, крадучись, с искрящимися от удовольствия глазами, что она так хитро придумала, прокралась девочка обратно. Приблизилась к двери и замерла.

Дядя Федя громко и сердито возмущался:

— Это безумие! Ваш телефонный звонок застал меня врасплох. Вы у меня на квартире! Это просто сумасшествие…

— О, мой дорогой, вы трусливы, вы чертовски трусливы, — насмешливо прервал дядю Федю голос незнакомого мужчины.

Зорька обратила внимание на то, что этот мужчина неправильно, несколько ломанно произносит русские слова.

— И что ужасного в том, что я, представитель иностранной фирмы, посетил уважаемого управляющего трестом, который у нас покупает оборудование для своих заводов? Но к делу. Мы возмущены вашей медлительностью. Средства на троцкистскую работу вашей организации даются безотказно. Мы предоставили вам возможность установить связи с заграницей, которые оказались весьма полезны… Итак, в чем же дело? Чем объяснить подобную медлительность? Сведений о литерных цехах мы еще не получили. Обещание организовать аварию на экспериментальном заводе так и остается обещанием.

В ответ послышался голос отчима, тихий, словно просящий.

— Чушь, чушь! — перебил его незнакомец. — Вы же хозяин треста. Уберите этих чересчур неспокойных людей!

Зорька не могла больше стоять и слушать. Она почувствовала страх. Хотелось громко плакать. Удерживая слезы, тихонько, на цыпочках, вышла из квартиры. Осторожно закрыла за собою дверь.

Бледная, растерянная девочка чувствовала, что стала свидетельницей большой, страшной тайны. Но что делать?..

«Дядя Федя… Как же это… Он был с нею всегда так ласков, дарил много игрушек, катал на машине…»

И внезапно Зорьке вспомнился отец, папа Алексей. Мать рассказывала, что папу убили враги за то, что он боролся за советскую власть.

«Значит, такие же убили, как дядя Федя и тот незнакомый…»

Девочка села на ступеньки и заплакала. В ее слезах была обида и беспомощность. Она не знала, что делать. Нужно было что-то решить, а что?

Наверху щелкнул замок.

«Это у нас», мелькнула мысль.

Осторожный скрип ботинок. Мимо прошел человек. Дверь захлопнулась.

…И Зорька решилась. Она встала и пошла за уходящим.

Солнце, словно играя, ударило в глаза. Зорька шла, вытирая кулаками слезы, стараясь не упускать из виду человека, идущего впереди.

Вот на мостовой застыл с поднятой рукой милиционер, пропуская поток машин и людей. Рванулась было к нему, но тот, за которым она следила, уходил. Зорька побоялась отстать.

Навстречу засияло огромное «М» — метро. Незнакомец быстро вошел в вестибюль. Новое испытание для Зорьки.

С замиранием сердца вцепившись в перила, поплыла вниз. Двери подземного поезда приняли Зорьку и ее спутника и легко сомкнулись от волшебного крика — «Готов!»

Через десять минут Зорька, внимательно посмотрев номер дома и квартиры, куда зашел незнакомец, стояла перед милиционером и что-то горячо говорила ему.

А еще через некоторое время в большом кабинете ее внимательно слушал, делая отметки в блокноте, человек в защитной гимнастерке с красными петлицами.

Дядю Федю арестовали той же ночью. Он оказался троцкистом, связанным с иностранной разведкой, врагом своей родины, своего народа.

Ну, а Зорька учится, попрежнему сидит на первой парте.

Каждый день, когда школьный звонок оповещает о конце занятий, ребята бегут на бульвар. Там на лавочке дожидается их новый друг — веселый, приветливый дядя Карлуша.

Еще издали улыбается ребятам этот маленький, подвижной старичок, такой простой и веселый.

— Здорово, пионеры!

— Здравствуйте, дядя Карлуша! Как дела?

— Ничего, много ли старику надо? Сижу, дышу воздухом. Присаживайтесь, молодцы. Я вам сейчас фокус покажу.

Он поднимает худую руку и шевелит длинными пальцами:

— Пустая рука, да? Теперь смотрите! Раз, два! — он сжимает кулак, дует на него и, хитро улыбаясь, раскрывает: — Пожалуйте!

На ладони две маленькие монетки. Ребята в восторге. Вот так всегда, каждый день, дядя Карл угощает их новыми фокусами, затейливыми выдумками.