А может быть, Шугай еще не заметил ее. Тогда все будет в порядке. Ради этого стоило рискнуть. Эх, будь что будет!

Шугай возился с трактором. Алешка остановился у обочины дороги и громко спросил:

— Никита Иванович, вы не видели тут нашей козы?

— Козы не видел, а козел тут был.

— Чей же это? — наивно спросил Алешка.

— Знал бы, голову этому козлу оторвал, чтобы больше к трактору не лез.

Алешка ободрился. Он сделал вид, что принимает разговор о козле за чистую монету, подошел к трактору и спросил, не скрывая удивления:

— И что же?

— В кабину залез.

— И поместился?

— Как дома расположился.

— А что сделал?

— На тракторе ездил.

Ну и ну, козел — водитель машины! И этот козел не кто иной, как он, Алешка. Но смешнее всего было то, что Шугай даже не подозревал, что разговаривает с этим козлом! А может быть, притворяется? Не распускай уши, будь начеку, ищи книжку! Найдешь — спасен, нет — пропадешь!

Алешка обошел трактор, заглянул под радиатор. Книжки нет. Значит, подобрал Шугай. И вдруг он увидел ее в придорожной канаве. Алешка едва не вскрикнул от радости. Хорошо, что вовремя сдержался. Незаметно, бочком-бочком он приблизился к канаве, быстро поднял книжку и сунул ее за пазуху. Нашлась, не подвела, от Шугая спряталась. Алешка совсем осмелел. Он подошел к трактористу и спросил весело, в душе гордясь собственной храбростью:

— Никита Иванович, а козел ничего не поломал?

Шугай ответил добродушно:

— Поломки нет, а вот в толк не могу взять, что за путешествие проделал трактор. Как это он уткнулся задом в дерево. Вот, видишь след? Отсюда прямо через поле. Видишь?

— Вижу, — кивнул Алешка.

— А где поворот он сделал?

— На загоне.

— Верно, — согласился тракторист. — Пошел в обратную сторону, но как же тогда он задом в иву уперся?

— Закружился и уперся, — уверенно сказал Алешка.

— Да что ты! Это какой же тракторист на нем сидел?

Отчего же это он закружился? Может, спутал, где право, где лево? Как думаешь, может быть так?

— Может, — Алешка отвернулся, чтобы не встретиться глазами с Шугаем.

— Так что же получается? Человек машину не знал, а залез в нее. Значит, хулиганил?

Но прежде чем Алешка сообразил, как надо ответить, он почувствовал у себя на плече руку Шугая, а она у него, что гири в амбаре.

— Говори, — зачем трогал машину?

— Я не трогал.

— Мне все известно, не обманешь! Видели тебя на тракторе.

Алешка понял, что попался, но решил не признаваться. Врать так врать до конца. И он выпалил:

— Никто меня не видел.

— Нет видели, — барышня одна!

— Это она со зла.

— А ну, пошли в деревню, там разберемся. И к бабке твоей зайдем и в правлении побываем!

Алешка не сопротивлялся. Что и говорить — попался, как крот в горшок. Теперь уже не было смысла ни отрицать свою вину, ни оправдываться. А может, прикинуться бедненьким, распустить слезы, вымолить прощение? Никита Иванович, я больше не буду! Никита Иванович, отпустите! Ну нет, этим Шугая не проймешь. А, впрочем, не все еще пропало. Большой ты, сильный, хитрый ты, Шугай, как ловко заманил Алешку. Но и Алешка тоже себе на уме. Ты его поймал, держишь за рукав и думаешь, — не вырваться мальчишке. А про канаву забыл… Вот она. Шагнул, отпустил на минуту и ты проиграл, тракторист.

Алешка уже бежал по пахоте. Ему что! В майке, в засученных штанах, босой, легко! А для Шугая пахота хуже, чем песок. В сапожищах, комбинезоне, — здоровенный, тяжелый. Вязнет в борозде, спотыкается о гребни. Где там Шугаю поймать его. Намается и отстанет. До леса не добежит, а добежит, в лесу не сыщет. И Алешка еще сильнее наддал. От ног только пыль, а сам словно летит над землей. А ну, где ты там, Шугай?

Тракторист отстал, но продолжал преследовать Алешку.

— Не уйдешь! Все равно поймаю!

И взял наискосок, отрезая Алешке дорогу к лесу. Ну и пусть! Только напрасно думает Шугай, что загонит его домой, прямо к бабке. Домой он не побежит. Да и через деревню тоже. Там не Шугай, так другие поймают.

Алешка вымахнул напрямик к огородам и с разбегу перескочил изгородь. Немного царапнуло частоколом да порвал штаны. Ничего! Только бы добежать скорее до речки, переплыть ее, а там — мелколесье. Ищи — свищи!

А сзади уж ломилась под Шугаем изгородь. И не до того Алешке, чтобы разбирать на огороде дорогу. Через картошку, так через картошку! По капусте, так по капусте! А сколько он помял кустов, сколько сбил кочанов, об этом он узнает вечером, когда придут жаловаться на него бабке. А теперь — только бы уйти от Шугая!

Алешка выскочил на крутой берег и скатился по песчаному откосу вниз, прямо к мосткам. У мостков лодка, на днище весла, цепь петлей накинута на сваю. Прыгай, оттолкнись от мостков и греби! Только не лучше ли прямо в воду? Ведь и Шугай возьмет лодку — вон их сколько по берегу. На воде не на пахоте. Он раз гребнет, а тебе десять надо.

И на глазах у Шугая Алешка выбежал на мостки и, не раздеваясь, нырнул в воду. Шугай бросился к лодке. Теперь мальчонка попался. Будет знать, как трогать трактор. Надолго запомнит. Он быстро оттолкнулся от мостков и стал ждать: когда же Алешка покажется из воды? Речка не лес: не спрячешься.

Но Алешка не появлялся. Шугай встревожился. Берег, мостки, вода, — Алешки нет. Раз, два, три, четыре, пять. Сосчитал до десяти, двадцати. Нет Алешки. Неужели утонул мальчишка? Вот беда! Нырнул, стукнулся головой о камень — и конец! Шугай подгреб к берегу, выскочил на мостки и, сняв сапоги, прыгнул в воду. Он нырял и, пока хватало воздуху, ползал по илистому дну. Алешки нигде не было. Шугай всплывал, оглядывался и снова скрывался под водой. Все бы отдал, только спасти мальчишку. Зачем он погнался за ним? И что теперь будет? Что людям скажет? Шугай поплыл к берегу. В мокром комбинезоне, с которого стекали ручьи, он побежал в деревню и закричал на всю улицу:

— Алешка Степанидин утонул…

Деревня всполошилась. Все бросились к реке. Бежали как на пожар. Только в колокол не били. Тащили багры, сети, весла и суматошно кричали:

— Степанидин Алешка утонул!

А утопленник Алешка стоял в это время под мостками по горло в воде и наблюдал, как его спасают. Одни ныряли за ним с лодок, другие нащупывали баграми, третьи уже заводили сети чуть не от середины реки. С берега кричали:

— За быстриной ищите!

— Полегче баграми, пораните мальчишку…

Сколько шуму из-за Алешки! Его вся деревня ищет,

а он под мостками. Вот смешно! А ну, Шугай, нырни еще! Смех смехом, а кому это охота быть живым покойником? Но самое страшное впереди. Попадет ему за все: и за то, что залез на трактор, и за то, что помял чужой огород, и больше всего за то, что утонул. Нет, не за то, что утонул, а за то, что не утонул. Хоть и вправду топись! А может, вылезти из-под мостков? Никак нельзя! Лучше переждать. Не до ночи же его будут искать? Поищут и разойдутся. И тогда он вылезет. А дома скажет — нырнул, переплыл речку и в лес ушел. Получится — весь шум устроил Шугай, а он тут ни при чем.

Неожиданно Алешка увидел бабушку. Маленькая, седая, она не сбежала, а слетела с крутого берега и бросилась к реке. Ее едва успели схватить. Она вырывалась из чьих-то рук, билась о землю, кричала:

— Пустите! Пустите меня к Лешеньке!

И перед горем бабушки Степаниды все опасности, грозящие Алешке, показались ему такими ничтожными, что он, не задумываясь, вынырнул из-под мостков. «Бабушка не плачь, я совсем не утонул…» Батюшки-светы! Сам утопленник появился.

Все замерли. Бабка Степанида бросилась обнимать внука. Но Алешка поспешил вырваться из ее объятий. Он воспользовался минутой растерянности и дал тягу. Во все стороны летели брызги воды, песка, грязи и тины. А вслед ему улюлюкали и смеялись. И все покрывал голос Шугая:

— Держи его!

Алешка прибежал домой и забрался на печку. Когда пришла бабка, он застонал, застучал зубами, затрясся в ознобе. Старая Степанида заволновалась.