— Думал, забыли. Уже ночевать здесь приготовился. Мне, правда, позарез домой нужно.

— Что так? — спросил Скоблев. Он сел на край кровати и внимательно осмотрел Лыча. Тот, тяжело дыша, спал. Кивнув в его сторону, Скоблев продолжил: — Храпа, что ли, не переносишь? Боишься ночи бессонной?

— Нет, товарищ капитан, не боюсь, — серьезным тоном произнес Фролов. Он сделал паузу, а потом выдохнул: — Сегодня у жены день рождения. Первый день рождения после нашей женитьбы. Хотелось его вместе провести.

— Похвальное желание, — сказал Скоблев, понимая, что сотрудника надо отпустить домой. В то же время искать в отделе подмену было уже поздно. — Ну, ладно. Придется самому подежурить. Позвони моей жене да найди медсестру, попроси у нее чайку.

Со словами «спасибо, товарищ капитан», Фролов быстро вышел из палаты.

Скоблев давно попил чаю с печеньем и теперь лежал на койке, не раздеваясь, поверх одеяла. Он привык к посапыванию Лыча и оно уже не мешало думать. Скоблев перебирал возможные мотивы убийства Тельновой. Таковых набралось немало. Но скорее всего Тельнова оказалась случайной жертвой пьяных грабителей. Уж слишком ограничены в своих желаниях были соучастники убийства. Конечно, Лыч может пролить дополнительный свет на это довольно необычное дело. Но, пожалуй, допросить его ни завтра, ни послезавтра врачи не разрешат. Для них главное — здоровье человека, даже если он лишил жизни другого человека. Ну, что же, подождем. После этого вывода мысли Скоблева переключились на домашние дела. Он обещал дочери купить заводную куклу, но не успел…

Вскоре Скоблеву захотелось спать. Он посмотрел на часы. Фосфорящиеся стрелки подаренных отцом в день шестнадцатилетия часов показывали десять минут второго. Скоблев закрыл глаза и задремал… Его разбудила скрипнувшая дверь. Открыв глаза, Скоблев увидел, как в палату вошел высокий человек. Его лицо разглядеть было невозможно. Скоблев затаил дыхание, боясь выдать свое присутствие.

Тем временем неизвестный прикрыл за собой дверь и огляделся. Затем, запустив правую руку в карман, он быстро пошел в сторону, где была койка Лыча. Подойдя к ней, неизвестный наклонился над Лычом. В тот момент, когда он закрыл ему левой рукой рот, его правую руку перехватил Скоблев. Из нее на пол упал скальпель. Скоблен резко оторвал неизвестного от Лыча и заломил ему руку. В это время в проеме показался Сергеев. Он включил свет и подбежал к борющимся.

— Павел Кузьмич Тельнов, — проговорил Сергеев, когда обезоруженный преступник оказался на кровати Скоблева, — самолично решил с сообщником разделаться.

— Он самый, — удивленно подтвердил Скоблев. — Вот это подарок.

Тельнов прищурил глаза, оберегая их от ослепительного света, тяжело дышал.

— Ваша взяла, — прохрипел он. — Разумный человек должен признавать свое поражение. Сдаюсь на милость победителя.

— Зачем эта риторика, — сказал Скоблев, окончательно осознав случившееся. — Вы зверь, а не человек. Даже нет, хуже зверя, страшнее его, ибо зверя инстинкты толкают на убийство своей жертвы, а вас разум.

Между тем в палату вбежала медсестра.

— Что же это такое? Павел Кузьмич, вы как здесь оказались? — спросила она.

— Побеседовать к нам пришел, — спокойно ответил Скоблев.

— Режим нарушаете, товарищи, — упрекнула медсестра.

— У гражданина Тельнова исцеления не будет, — произнес Скоблев и обратился к Сергееву: — Вызови наряд. Павел Кузьмич в следственном изоляторе долечится.

Лыч проснулся от яркого света. Он тревожно смотрел на Тельнова. Их взгляды сошлись. Лыч попытался улыбнуться и сказал:

— Вот какая хреновина из всего этого получилась. Не смог я помочь тебе, Кузьмич, как следует. Извини.

— Еще наговоритесь, — прервал его Скоблев и, взяв Тельнова за руку, твердо сказал: — Пойдемте.

Смолин, обходя лужи, образовавшиеся после прошедшего на рассвете проливного дождя, шел в больницу. Выслушав примчавшегося к нему домой с позаранку Скоблева, он сначала решил допросить Тельнова, но, поразмыслив, передумал. Пожалуй, лучше начинать с Лыча. Он мог дать важную информацию, которая позволила бы более правильно построить допрос Тельнова. Ведь его участие в убийстве своей жены еще предстояло доказать. А то, что Тельнов был главным действующим лицом в этом деле, Смолин теперь не сомневался. Если бы это было не так, то Тельнов не стал бы покушаться на жизнь Лыча. Значит, на допросе надо быть во всеоружии.

Смолин договорился со Скоблевым о том, что тот съездит в сберкассу, выяснит вклады Тельнова, а затем они вместе проведут его допрос.

…Лыч не стал особо препираться. Он рассказал, что примерно месяц назад его отправили на повторное лечение в наркологический диспансер. Шел туда Лыч с легким сердцем. Во время первого лечения он убедился, что можно не пить лекарства. Послабления получали алкоголики, дававшие взятку их лечащему врачу — Тельнову, которого все звали Кузьмичем. Конечно, Лыч этим воспользовался и передал Кузьмичу пятьдесят рублей. На этот раз он тоже пришел к Кузьмичу с деньгами, но тот их не взял. Он стал рассказывать о своей несчастной жизни, о том, как ему отравляет жизнь жена. Для Лыча это был уже пройденный этап, три года назад он развелся с женой. Лыч рассказал Кузьмичу о своих мытарствах, говорил, что не раз к нему приходила мысль об убийстве жены. Да что мысль, несколько раз Лыч избивал жену, а однажды чуть не зарезал, когда узнал, что она изменила ему. Несчастье отвела мать. Сумела вырвать у него нож. В общем, Лыча не удивляли вздохи Тельнова и нередко произносимая им фраза: «Хоть руки на себя накладывай». Лычу стало жалко Кузьмича. «Зачем на себя, лучше ее прикончить», — как-то сказал он.

— А ты возьмешься за это? — неожиданно спросил Тельнов.

В общем, получилось так, что Лыч согласился убить Таисию Тельнову. В благодарность Кузьмич не взял с него пятьдесят рублей за льготный режим. Более того, сказал, что даст ему и его пособникам по три тысячи рублей.

Лыч предложил дело Кроту и Конюхову. Они согласились. Тельнов, узнав об этом, разработал план убийства.

В начале мая закончил курс лечения Крот, а на следующий день, после того как вшили капсулу «Эспераль», выпустили и Лыча. Но в тот же вечер Лыч, Крот и Конюхов пришли к Тельнову. Он вынул у Лыча капсулу, а потом они выпили за успех дела. Когда уходили, Конюхов попросил задаток. Тельнов дал ему сто пятьдесят рублей. «Больше не могу, — сказал он. — Я вашего брата знаю, получите сполна и загуляете. О деле забудете». Конюхов не стал настаивать. Согласился с Тельновым.

Далее события развивались следующим образом. 18 мая Таисия Евгеньевна с дочкой пришли домой около восьми вечера. Убийцы позвонили в квартиру минут через десять. Открыл Тельнов. Лыч и Крот побежали в спальню, где сидела Таисия Евгеньевна. Первым ее ударил Крот болванкой по голове. Ранение было несмертельно и женщина истошно закричала. На крик в прихожую выбежала дочь Тельновых и направилась в спальню. Конюхов схватил ее и оттащил в кабинет. Тем временем Лыч дважды ударил свою жертву ножом. И оба раза в область сердца. В это время Павел Кузьмич стоял в коридоре. Когда все было кончено, он попросил, чтобы и его ударили в плечо ножом, а затем написали записку, текст ее он придумал сам. Ранил Тельнова Крот. В тумбочке, где должны были лежать деньги, оказалась всего одна тысяча рублей. Конюхов распсиховался и подбежал к Тельнову, тоже ударил его ножом в спину. Лыч не дал Конюхову добить Тельнова, опять сработала жалость.

Пока шел допрос, Лыч покрылся красными пятнами, у него, видимо, поднялась температура. Смолин выключил магнитофон. Установилась тягостная тишина. Ее прервал вошедший в палату Скоблев. Поздоровавшись, он спросил:

— Ну как, не запирался Лыч?

— Нет, откровенен, пожалуй, до предела, — ответил Смолин.

— Тогда послушаем еще одну исповедь, — сказал Скоблев, не проявляя больше никакого интереса к Лычу.

На этот раз Тельнова допрашивали в следственном изоляторе. Войдя в кабинет, он заискивающе посмотрел на Смолина и Скоблева.

— Вам придется еще раз менять показания, — садясь за стол, сказал Смолин.

— Мне это трудно сделать, но я вижу, что запирательства бесполезны, — проговорил многозначительно Тельнов, сев на предложенный табурет. — Я знаю, для вас важны мотивы, которые толкнули меня на это страшное преступление. Так позвольте, я начну с начала.

— Начинайте, — стараясь не показывать свою неприязнь к Тельнову, сказал Смолин.

— Я последнее время был в реактивном состоянии, — продолжал Тельнов, — поэтому в памяти не все удержалось. Так что не обессудьте, если что не так я скажу.

— Если потребуется, мы поможем вспомнить все, — вставил Скоблев. — Рассказывайте.

— Ну, так вот. Что нового я могу сказать об этой эпопее? — Тельнов замолчал. Затем, схватив ртом воздух, продолжил: — В жизни все течет одно за другим, какие-то события возникают, по каким-то причинам выливаясь во что-то. По всей вероятности, и здесь произошло также. Первопричина всего — глубокая внутренняя неудовлетворенность и собой, и всей семейной жизнью, сложившимися отношениями между мной и женой. Некоторое время назад я узнал о том, что жена замешана в незаконных операциях с золотом. Как-то у нас на квартире был Яков Горовской. Он крепко выпил и стал намекать на какие-то связи с женой. Я подумал, что она мне изменила, и, когда тот ушел, потребовал объяснений. На свою беду услышал о всяких махинациях с золотом, о неполноценных золотых коронках, о возможном разоблачении. Муж и жена, говорят, одна сатана. Ее арест — моя подмоченная репутация, и тогда прощай повышение в должности, докторская диссертация, выезды на международные конференции.

— Развелись бы, — опять прервал говорящего Скоблев.

— Я тоже сначала так думал и, поверьте, искал разумного выхода из сложившегося положения. Но это оказалось непростым делом.