Какую бы игру ни вели Разумовский и эта женщина, они вели ее вместе вплоть до конца путешествия. Когда Ник встречал их в вагоне-ресторане, она ему вежливо и холодно улыбалась, как будто ничего не произошло, а граф расплывался в своей так надоевшей Нику слащавой улыбке. Ник рассудил, что если граф действительно является сотрудником Охранного отделения, то он так или иначе узнает об истинной миссии Флеминга от своего начальства. Если же нет, то чем меньше он будет знать о сделке «Рамсчайлд армс», тем лучше.

А пока Ник любовался природой Сибири, огромными пшеничными полями, тайгой, изредка попадавшимися маленькими деревушками, озером Байкал, которое выглядело совсем как море. В Иркутске была пересадка на другой, более скорый поезд, на котором они перевалили через Урал и въехали в европейскую часть России. И вот, наконец, Москва. Там Ник пересел на петроградский экспресс, который довез его до столицы за двенадцать часов.

Стоила теплая августовская ночь. Ему захотелось поскорее увидеть красоты диковинного города, но он взял извозчика сразу до гостиницы, решив совершить экскурсию утром.

Гостиница «Европейская», размещавшаяся на главной магистрали города — Невском проспекте, представляла собой огромное, уродливое здание XIX века. Ник въехал в двухкомнатные апартаменты на третьем этаже, богато обставленные резной мебелью, увитой деревянными виноградными лозами и барельефными животными, включая двух сидевших на корточках и подпиравших массивный письменный стол медведей. Ник рухнул на двуспальную кровать и через минуту уже крепко спал.

Последняя мысль, перед тем как уснуть, была о том, каким образом ему удастся раздобыть девять миллионов долларов в России, на противоположной от Америки стороне земного шара.

Его разбудил телефонный звонок.

— Доброе утро, — раздался в трубке резкий дребезжащий голос. — Мое имя Бэд Тернер, я являюсь русским корреспондентом газет сети Клермонта. Ван Клермонт телеграфировал мне с просьбой помочь вам разобраться в местной обстановке и все такое. Сейчас я нахожусь внизу, в вестибюле. Как насчет завтрака? Здесь в ресторане неплохие блины.

— Спущусь через десять минут.

Бэд Тернер оказался сорокалетним худощавым и щеголеватым субъектом с модной прической. Прикурив свою шестую за это утро сигарету, он спросил:

— Что вам хотелось бы узнать о России?

— Как бы мне устроить аудиенцию у военного министра? — спросил Ник, пробуя вкусные блинчики с земляничной начинкой.

— У великого князя Кирилла? Лучше устроить встречу через американское посольство. Я могу помочь. Мистер Клермонт сказал что вы будете представлять «Рамсчайлд армс». Выходит, вы здесь станете продавать оружие?

— Что-то вроде этого, — уклонился от прямого ответа Ник. — Кстати, вы знакомы с графом Разумовским?

— Нет, но кое-что о нем знаю. Большой человек. Один из первых богатеев в России. На днях закатил шумную пирушку в своем дворце на Фонтанке. Все шишки туда съехались.

Ник изумленно посмотрел на Бэда:

— Но это невозможно!

— Почему?

— Он ехал со мной в одном поезде!

— Может быть, с вами ехал какой-нибудь другой граф Разумовский.

— Как выглядит ваш граф?

— Ну, ему около семидесяти. Седая борода…

Ник расхохотался.

— Что тут смешного? — спросил Бэд.

— Меня надул самый ловкий лжеграф в России! — воскликнул Ник, а про себя подумал: «Так что же ему было от меня нужно?»

Встреча Ника с великим князем Кириллом была назначена на следующее утро в десять часов, поэтому остаток дня Флеминг решил посвятить осмотру города, заложенного Петром Великим в 1703 году. Бэд Тернер вызвался быть его гидом, и Ник не пожалел об этом: уроженец Нью-Йорка, Тернер хорошо знал и сам Петроград, и его историю. Петр Великий построил город, который он назвал Санкт-Петербургом, на болотах, заставив своих крепостных мужиков притащить миллионы тонн гранита к пойме Невы. Гранит этот лег в основание будущей русской столицы. На строительных работах умерло двести тысяч мужиков, но город медленно рос, раскинувшись на площади девятнадцати островов и став настоящей Северной Венецией. На протяжении последующих двух столетий были возведены огромные дворцы в стиле барокко и многочисленные правительственные здания, спроектированные итальянскими архитекторами. Ник подолгу не мог оторваться от этих украшенных красивой резьбой и лепниной фасадов, переливавшихся множеством цветов: голубым, желтым, зеленым, белым… Они с Бэдом осмотрели Адмиралтейство, Зимний дворец, расположенный на южном берегу Невы, мрачную Петропавловскую крепость, эту царскую тюрьму, расположенную на северном берегу реки, очаровательный Летний сад, огромный собор Казанской Божьей Матери, красивые набережные и широкие бульвары.

Нику город показался безмятежным, но Бэд Тернер предупредил его о ложности этого впечатления.

— Петроград подобен пороховой бочке, которая в любую минуту может взорваться.

Великий князь Кирилл Владимирович оказался настоящим гигантом — по меньшей мере, на четыре дюйма выше Ника — и одной из самых ярких личностей, с которыми до сих пор жизнь сталкивала молодого американца. Безупречно одетый, статный, с военной выправкой, аккуратно подстриженной седой бородкой, красивым умным лицом, начальственной осанкой и одновременно изящными манерами. Как и все представители русской знати, он отлично говорил по-английски. Молодой американец подробно объяснил цель своей миссии, а когда упомянул о девяти миллионах долларов, слушавший его великий князь чуть нахмурился. Он был осторожен и не высказывал пока своего личного мнения.

— Сегодня днем я увижусь с его величеством, — сказал он, — и мы обсудим с ним этот вопрос. Благоволите прийти ко мне завтра утром… — После некоторого колебания он вдруг сказал: — Нет, лучше сделаем иначе. Вы свободны сегодня вечером?

— Да, сэр.

— Жена устраивает небольшой вечер для дочери. Приходите. У вас будет возможность поближе познакомиться с петербургской жизнью, и я дам вам ответ его величества. Не буду скрывать; нам крайне необходим этот корабль с оружием. Поэтому медлить с решением вопроса не будем.

Ник поднялся со своего места:

— Благодарю вас, сэр. С удовольствием приду. Где вы живете?

Великий князь удивленно посмотрел на американца, словно хотел сказать этим, что каждый знает, где он живет.

— На Мойке. Спросите любого извозчика. Не думаю, что вы будете испытывать трудности в поисках моего дома.

Действительно, дом великого князя Кирилла трудно было бы не заметить. Он был расположен на красивой набережной реки Мойки, рядом с юсуповским дворцом. Его бледно-желтый фасад со стройным рядом палладийских колонн был гораздо менее цветистым, чем многие другие здания, виденные Ником, построенные в стиле барокко или рококо. Он подъехал на извозчике и окинул восторженным взглядом этот четырехэтажный, освещенный вечерним летним солнцем дворец, в сравнении с которым особняк Альфреда Рамсчайлда походил просто на уборную во дворе. Ник взошел на крыльцо и позвонил. Он был встречен лакеем в парике и шелковых гетрах. Этот слуга словно перенесся сюда из XVIII века.

Впечатление это осталось, когда Ника повели вверх по огромной мраморной лестнице, которая была точной копией знаменитой Королевской лестницы Версаля. Дворец, выстроенный в 1719 году, был призван вызывать восторг и восхищение. Стены лестницы взмывали вверх футов на шестьдесят к величественному расписному потолку, где боги и богини сплелись в мифологических танцах на фоне лазоревого райского неба. С потолка свешивалась самая большая хрустальная люстра из всех, когда-либо виденных Ником. Поднявшись по лестнице вместе с Ником, лакей провел его в красную гостиную, потолок которой был украшен искусно выполненным неопомпейским рисунком на золотом листе; в самом центре сверкающего, отражающего свет пола был выложен красивый и замысловатый, круглый по форме рисунок в лучших традициях инкрустации по дереву. Высокие дверные коробки сами по себе были небольшими мраморными произведениями искусства, с маленькими колоннами и фронтонами. На стенах, обтянутых красным шелком, висели творения итальянских мастеров XVII века. Глаза Ника становились все шире и шире по мере того, как лакей распахивал перед ним двери очередной гостиной, которая была больше и роскошней предыдущей, и каждая была заполнена такой мебелью и такими предметами искусства, ради которых любой музейный хранитель, не задумываясь, пошел бы на убийство. Везде на изящно инкрустированных столах из дерева, на флорентийских столиках pietra dura были разложены и расставлены ониксы, жадеиты, малахиты, драгоценные брелоки и усыпанные камнями табакерки, очаровательные шкатулки и картинные рамы Фаберже. Ник увидел даже блюдо из слоновой кости, наполненное неограненными алмазами и рубинами. Это великолепие потрясало и, учитывая ситуацию в Петрограде, было просто вызывающим.