— Я вела себя как дура, — спокойно сказала Диана. — Думаю, я заслужила те слова, которые он обрушил на меня. Если бы у меня было хоть немножко здравого смысла, я тотчас уехала бы домой.

— Но у тебя нет здравого смысла, потому что ты любишь его.

— Да, я люблю его, — вздохнула Диана. — Но начинаю думать, что у меня это плохо получается.

— Я тоже его люблю, — своим тихим голосом сказала Фикри.

Диана посмотрела на турчанку, и у нее появилось ощущение своей вины перед ней. До сих пор она не задумывалась о переживаниях Фикри. Собственно, ей казалось даже, что турчанки вообще бесчувственны и, стало быть, их чувства невозможно оскорбить.

— Мне жаль нас обеих, — сказала она.

На дороге показалась машина, которая остановилась перед виллой. Из нее вышел полковник Ариф и живо стал подниматься по лестнице. Кивнув Диане, он заговорил с Фикри по-турецки.

Фикри улыбнулась и поднялась со стула.

— Он послал за нами, — сказал она Диане. — Ариф отвезет нас в Смирну.

Диане захотелось заплакать от облегчения.

Спустя три часа они затормозили перед красивой белой виллой в богатом квартале Бурнава, который раскинулся на холмах над всем городом. Диана с Фикри вышли из машины, а Ариф жестом приказал одному из лазов-телохранителей забрать их багаж. Несмотря на то что была уже почти полночь, в комнатах горел яркий свет. Диана поднялась вслед за Фикри на крыльцо, но там немного задержалась, чтобы привести себя в порядок.

— Может быть, уже слишком поздно что-либо изменить, — сказала она Фикри, печально улыбнувшись. — Но я все равно должна выглядеть как следует, даже на эшафоте.

Фикри, казалось, не оценила этой шутки.

Они вошли в дом, который был богато обставлен французской антикварной мебелью. Кемаль сидел за письменным столом в большой гостиной с великолепным видом на гавань. Он читал телеграммы и курил. Ворот мундира был расстегнут, открывая гладкую безволосую грудь. Он поднял глаза на вошедших женщин и что-то быстро сказал по-турецки. Фикри вышла из комнаты. Тогда Кемаль посмотрел на Диану. У него было каменное выражение лица. Обычно он был с ней весьма галантен, но теперь она даже не обратила внимания на то, что он не предложил ей сесть.

— Я думаю жениться, — сказал он. — Это тебя удивляет?

— Это зависит от того, кто твоя избранница.

— Ее зовут Латифи. Она дочь владельца этой виллы, богатого судопромышленника. Он сейчас со своей женой в Биарице. Латифи красива, истинная патриотка и имеет европейское образование. Она мне очень подходит в качестве жены.

— Поздравляю, — проговорила Диана, стараясь не показывать ему своих чувств. Она знала, что он изо всех сил старается причинить ей боль.

Он собрал в кулак пачку лежавших перед ним телеграмм:

— Мне прислали приветственные послания руководители многих государств мира, так что едва ли я нуждаюсь еще в твоих поздравлениях. Вот смотри: президент Франции, канцлер Германии, король Испании Альфонсо, Муссолини. Даже ваш президент Хардинг. Они знают, что с таким человеком, как я, приходится считаться. Они видят мое величие.

— Может, ты не удержался и послал поздравительную телеграмму самому себе?

Положив телеграммы, он слегка улыбнулся:

— Спасаешься юмором, как истая янки. Понимаю. Поскольку уже поздно, я разрешаю тебе провести эту ночь здесь. А завтра ты покинешь этот дом. Я заказал тебе комнату в «Восточном клубе». Это самый лучший клуб во всем городе. В четверг в Марсель отплывает французский лайнер «Виль де Пари». Я заказал тебе каюту. Ты можешь рассматривать себя в качестве гостьи нового турецкого правительства, которое оплачивает все твои расходы. Было очень приятно с вами познакомиться, мадемуазель. Доброй ночи.

С этими словами он с силой вдавил окурок сигареты в уже почти полную пепельницу.

— Все? — тихо спросила она.

— О чем еще говорить?

— Ты был моим возлюбленным.

С минуту он молча изучал ее своими замечательными синими глазами.

— Вечная романтическая любовь — это то, о чем пишут в дешевых книжках. Боюсь, я не способен на такое чувство.

— Тогда что ты во мне нашел?

Он закупил еще одну сигарету, выдохнул дым и сказал:

— Я никогда до тебя не спал с американками. Это было приятно, за что я тебя и хочу поблагодарить.

— Ты хладнокровный мерзавец! — сказала она, чеканя каждое слово. — Мне жаль Турцию.

Он смотрел ей вслед, когда она уходила.

Ее душила ярость. Уже второй раз в жизни она влюблялась в человека, который затем предавал ее, унижал. Она вышла в холл и увидела висящий на стене кривой ятаган — древнее оружие турок. В слепом гневе она потянулась за ним, чтобы вернуться в комнату и зарезать Кемаля. А почему бы и нет? Не он ли научил ее тому, что человеческая жизнь ничего не стоит? Не он ли подговорил ее нанять Лысого Али для убийства Ника? Но вдруг она увидела в конце холла одного из телохранителей Кемаля, который наблюдал за ней. Диана поняла, что, даже если ей и удастся покончить с Кемалем, эти лазы не выпустят ее с виллы живой.

«Нет, держи себя в руках, — приказала она себе мысленно, поднимаясь по лестнице. — Не устраивай сцен».

Большую часть ночи она пролежала в кровати без сна, слезами вытравливая из себя ханум…

Утром Диану на машине отвезли в «Восточный клуб», компаунд[11], обнесенный высотой в шесть футов белой оштукатуренной стеной. Клуб был расположен в европейском квартале, недалеко от французского консульства, этакий маленький островок роскоши и отличной европейской кухни, с плавательным бассейном, теннисным кортом и казино. Управляющим здесь служил элегантный француз месье Дюваль, который приветствовал Диану нарочито уважительно.

— Вы гостья Мустафы Кемаля, — говорил он, провожая ее в отведенную ей комнату на втором этаже. — Вы оказываете нам большую честь своим посещением, мадемуазель.

Диана молчала, храня при себе мнение о Мустафе Кемале, которое было диаметрально противоположным мнению месье Дюваля. Номер оказался просторным и красивым и был обставлен белой плетеной мебелью. С потолка свешивались монотонно гудевшие два вентилятора. Балкон выходил на плавательный бассейн. Когда носильщики доставили в номер два больших чемодана Дианы, месье Дюваль сказал ей:

— Я бы очень советовал прекрасной мадемуазель не выходить сегодня за территорию нашего компаунда. Здесь вы находитесь в безопасности. У нас высокая стена и собственная охрана. Но на улицах сейчас тревожно. Весьма сожалею, но вынужден сказать, что турки ведут себя отвратительно! Мустафа Кемаль издал декрет, запрещающий турецким солдатам под страхом смертной казни причинять вред грекам и армянам, но сегодня утром я собственными глазами видел, как два турецких офицера задержали какого-то иностранного коммерсанта. Это произошло прямо напротив нас через улицу. Мне кажется, что турки не очень-то собираются следовать предписаниям своего гази.

— К вашему сведению, месье Дюваль, — не выдержала Диана, — сам гази на редкость отвратительная личность.

Лицо Дюваля вытянулось.

— Как бы там ни было, а до нас доходят страшные истории! Не хотелось бы пугать вас, но просто советую: не выходите за территорию клуба.

— Благодарю вас, месье, — ответила Диана. — У меня нет намерения выходить куда-либо. Единственное, чего я хотела бы, так это поскорее вернуться домой.

Территориально турецкий квартал Смирны располагался в самой южной части города. Далее к северу находились: еврейский, армянский, греческий и, наконец, европейский кварталы. Всякий в Смирне прекрасно знал, что ежедневно, с полудня до двух часов, на город налетает местный ветер, который здесь называли «имбат» и который дул с юго-запада на северо-восток. Вскоре после полудня в среду 13 сентября 1922 года в южной части армянского квартала одновременно вспыхнули четыре пожара. «Имбат» подхватил пламя и понес его на север прочь от турецкого квартала, зато прямехонько в направлении греческого. Вскоре запылали другие пожары. И все к северу от турецких домов. К двум часам дня весь армянский квартал превратился в преисподнюю.