– Сложнее не бывает, – ответила я. – Я даже не знаю, являемся ли мы с Антоном парой или мы просто двое одиночек, которые периодически выходят вместе.

– Но на этот раз вы отправились бы друг с другом в постель, – сказала Анна. – Если бы… вам что-то не помешало.

Мы опять вернулись к той же теме. Какой-то момент мы молчали. Я думала о пустой голубой колыбельке Нины-Луизы, которая свешивалась с потолка в детской комнате Мими и Ронни.

– Он представил меня родителям как свою клиентку, – сказала я через некоторое время, смаргивая с ресниц слёзы. – Это не то же самое, что подруга.

– Да, но при этом он держал тебя за руку, – возразила Анна. – Мне кажется, он считает, что вы пара.

– Хм, – ответила я. – Может быть, мне стоит спросить его в следующий раз, какими он видит наши отношения.

– Но только, пожалуйста, после того, как вы переспите, – сказала Анна. – Это определённо облегчит ему ответ.

– Этот номер без белья я больше никогда проворачивать не стану, – заметила я. – В следующий раз пускай уже он посылает чёткие сигналы.

В кухню вбежали Юлиус и младший сын Анны Яспер.

– Можно нам ещё овсяных хлопьев с молоком? – спросил Юлиус.

– Можно получить, – автоматически поправила я. – Каждый из вас только что съел по огромной миске каши. А перед этим гору лапши с мясом. Вряд ли вы успели проголодаться.

– Пожа-а-а-луйста, – сказал Юлиус. За последние полгода он вырос на три сантиметра, но его вес не увеличился ни на грамм. Он был точно как его сестра. Как я могла отказать ему в еде, причём здоровой?

– Ну ладно, – ответила я, доставая овсяные хлопья из шкафа. Юлиус и Яспер обменялись торжествующими взглядами.

Я сразу же насторожилась.

– Но вы будете есть здесь, за столом, – сказала я.

– Нет, – закричал Яспер. Он кричал всегда, никто не знал, почему. – Мы хотим взять это с собой наверх в комнату Юлиуса.

– Мы не испачкаемся, мама.

Я насторожилась ещё больше.

– Вы кашу действительно съели?

Юлиус и Яспер озабоченно посмотрели друг на друга.

– Ну? – настойчиво спросила я.

– Не совсем, – ответил Юлиус. Он просто не мог лгать, очень достойное и милое качество, которое, очевидно, скоро пройдёт.

– Что именно вы с ней сделали? – вмешалась Анна.

– Мы залили её в пожарный шланг Юлиуса, – закричал Яспер. – Но мы ничего не закапали.

Я вздохнула.

– А потом?

– А потом мы брызнули этим в сторону Марии-Антуанетты, – сказал Юлиус. – Оно достало до её окна. Это лучше, чем с водой. Мы нарисовали настоящий узор.

– Снежинку, – добавил Яспер.

– Ну класс, – недовольно сказала я. – Теперь мы опять поругаемся с Хемпелями. Вы с ума сошли! Брызгать в окна других людей овсяной кашей. Вы не можете поиграть во что-нибудь разумное?

Яспер и Юлиус не понимали, что же такого неразумного в том, что они с помощью пожарного шланга рисуют снежинки из овсяной каши.

– Это всё погода, – сказала Анна. – Они не могут выйти на улицу, и поэтому у них в голове одна дурь. Если хочешь, я заберу их к себе, и у тебя будет немного покоя.

– Вот именно. Покоя, чтобы позвонить Хемпелям и извиниться перед ними, – сказала я. – Я уже слышу, как она пищит: «Вам это станет дорого! Вы услышите о нашем адвокате!»

– Пойдёмте, дети, надевайте дождевики и резиновые сапоги, – сказала Анна. – Мы сейчас отправимся к нам. Я разрешаю вам попрыгать во всех лужах, которые попадутся вам по дороге.

Дети побежали к своим сапогам. Я поставила овсяные хлопья назад в шкаф и повернулась к Анне.

– Как ты считаешь, нам стоит ещё раз сходить к ней?

Анна сразу поняла, что я говорю о Мими. Она пожала плечами.

– Она снова на нас фыркнет, если мы захотим поговорить с ней об этом. А если мы заговорим о чём-нибудь другом, она скажет, что в данный момент она не в состоянии выносить нашу поверхностную болтовню и что она хочет побыть одна.

Я вздохнула.

– Прошло уже пять дней, и она ни разу не вышла из дома. Ронни очень беспокоится, но она его практически заставила снова выйти на работу и оставить её одну. У меня всегда такое странное чувство, когда она захлопывает дверь перед моим носом.

– Мими не из тех, кто склонен к самоубийству, если ты об этом думаешь, – сказала Анна.

– Откуда ты знаешь? Я хочу сказать, что её это всё очень сильно затронуло, а самоубийство совершают не из склонности, а те, кто очень несчастен. А она именно что несчастна! Почему с ней это случилось? Почему? Почему такое не случается с людьми, которые не хотят ребёнка?

– С ними такое тоже случается, – сказала Анна. – По статистике, у каждой второй женщины был один или несколько выкидышей.

– И сколько из них убивает себя?

– Перестань, – ответила Анна. – Мими это переживёт.

– Я считаю, что это так несправедливо, – сказала я. – Она так радовалась будущему ребёнку. Она была бы такой замечательной, прекрасной матерью. Она ничего не сделала неправильно. Невозможно перенести, что мы не можем ей помочь. Я хочу сказать, что мы ведь мамы-мафия! Одна за всех, и все за одну. Мы должны что-то сделать!

– Мы ничего не можем сделать. Дай ей просто ещё немного времени, – ответила Анна.

Мими открыла мне дверь в тех же шмотках, что и в предыдущие дни – серых тренировочных брюках и майке с капюшоном, заляпанной соком. Её волосы, похоже, со дня выкидыша не мылись и не расчёсывались. Они вились свалявшимися прядями вокруг её узкого ненакрашенного лица. Её глаза под тёмными тенями казались огромными.

Странно, но мне она показалась прекраснее, чем когда-либо ранее. Я ничего не могла поделать, при виде неё у меня на глазах выступили слёзы.

– А, это опять ты, – неприветливо сказала она и повернулась. – Закрой дверь, да?

Я послушалась и последовала за ней в гостиную. И здесь тоже царила непривычная атмосфера: шторы были задёрнуты, подушки и кошачьи игрушки валялись на полу, страницы газет были разбросаны по всей комнате и пахло кошачьей едой. На журнальном столике громоздились журналы, книги, надорванные конверты и всякий бумажный хлам, тут же стояли наполовину пустые стаканчики из-под йогурта с ложками и использованные чашки, диван и ковёр были усыпаны крошками. Мими упала на диван между тремя спящими кошками. Лизхен Мюллер, полосатая рыжая кошка Мими породы мэйн-кун, весной принесла котят. Двое из них жили сейчас у нас, одного получила Анна, а остальных двоих Мими и Ронни оставили у себя.

– Как раз сейчас очень интересно, извини, – сказала Мими, взяла пульт от телевизора и увеличила громкость.

– Добро пожаловать, Мелани, – сказал весёлый ведущий крепкой брюнетке с рыжей мелированной чёлкой. – Мелани, приветики-привет!

– Привет, Олли! – ответила Мелани. Насколько можно было видеть, у неё отсутствовал глазной зуб.

Я села на скамеечку для ног, которая не была занята кошками, и снова немедленно вскочила, потому что мне в попу впилось что-то острое.

– Ой! Что это?

– Тс-с-с! – фыркнула Мими. – Это горный хрусталь, который мне вчера принесла твоя сумасшедшая подруга Труди. Я должна положить его на солнечную чакру. Я ей сказала, чтобы она засунула его себе в зад, но она, к сожалению, этого не сделала.

– У-у-у, – сказала я. Вместо этого хрусталь засунулся в мою задницу, во всяком случае, почти. Ужасный хрусталь. Труди божилась, что камни обладают лечебными свойствами, но, наверное, в случае Мими было слишком самонадеянно рассчитывать на мгновенный эффект.

Мими заинтересованно уставилась в телевизор.

– Мелани, тебе двадцать один год, и ты как раз ждёшь второго ребёнка, верно? – спросил ведущий.

– Да, – ответила Мелани.

– И ты куришь, верно? И у тебя нет угрызений совести из-за курения, хотя ты знаешь, что оно вредит ребёнку?

– Не-е, – сказала Мелани. – С моим первым я тоже курила, и он здоров, как бык и всё такое, и моя гинеколог тоже сказала, что если совсем прекратить курить, то это не очень хорошо для ребёнка, и поэтому вот!