Кем воспринимал себя сам Одоакр? В документе, которым он даровал землю могущественному римскому аристократу Пиерию, он называет себя «королем Одоакром». На синоде итальянских епископов, который собрался в Риме в 483 году, консула 480 года Василия, который был префектом претория и патрицием, называли «посланником великого короля Одоакра». С другой стороны, Симмах, консул 485 года, в тексте на бронзовой табличке говорит о «нашем господине Зиноне и господине Одоакре». Видимо, он не знал, как точно обозначить их различия, поэтому поставил обоих в одинаковое положение, избегая нюансов¹⁸. На публичной надписи, которую Одоакр собственноручно расположил в римском Колизее, где ее мог увидеть весь мир, он называет себя не «королем», а просто «превосходнейшим (или что-то вроде этого) Одоакром». (Само прилагательное в надписи не сохранилось, но уцелевшая часть текста говорит о том, что короли там не упоминались.) Иными словами, в этом официальном и публичном документе Одоакр говорит о себе как об обычном гражданине и не претендует на то, чтобы быть кем-то еще¹⁹. Говорят, что он практически не оставил следа в истории нумизматики своего периода. Считалось, что на серебряных и медных монетах, которые он предположительно чеканил в Равенне, он называет себя просто «Флавием Одоакром», но недавно было обнаружено, что все монеты с его именем и изображением — подделки!²⁰ Так что когда Кассиодор сообщает нам, что «Одоакр принял имя короля, хотя не носил королевских знаков», то он преувеличивает: были случаи, когда Одоакр не употреблял слова «король»²¹. И наконец, подобно своему преемнику Теодориху и в отличие от независимых везеготских королей Испании Одоакр никогда не датировал официальные документы годами своего царствования. Так же поступали и все другие правители Италии²². Документы обычно подписывались именами Западного консула.

Тот факт, что статус Одоакра так никогда и не был определен, объясняет, почему как его современники, так и позднейшие авторы, которые о нем писали, стояли перед сложной задачей: как его называть? Иногда они называют его «королем» того или другого варварского народа, из тех, которые поставляли солдат для армии. Он может быть «королем готов и римлян». Он же — «король туркиллингов и ругов»²³. Но чаще всего он просто «король», без уточнения²⁴. Если даже сам он точно не знал, кто он, то историки вряд ли могли решить этот вопрос за него.

Следовательно, не будет преувеличением сказать, что с 476 вплоть до завоевания Италии Теодерихом в 489 году Одоакр не имел в Италии такого конституционного положения, которое можно было бы определить юридически. Он был патрицием и в то же время им не был. Он не имел от императора полномочий на управление Италией, и тем не менее император поблагодарил его за поддержание закона и порядка среди римлян. Более того, император молчаливо соглашался с его политикой в течение последующих тринадцати лет его правления. Одоакр часто, хотя не всегда, называл себя «королем». Практически он узурпировал власть западного императора, хотя никогда и не носил пурпура. Не обращаясь к Зинону, он производил назначения, сохранял традиционные римские государственные и общественные учреждения и руководил работой правительства как в гражданских, так и в военных делах. Но эта, деятельность, как мне кажется, не имела конституционного статуса. Кем был Одоакр: подчиненным Зинона, равным ему или независимым от него правителем? Последний из этих вопросов не вызывает сомнений: он никогда не претендовал на независимость от Константинополя и Зинон никогда ее не признавал. Остальные вопросы никогда официально не задавались, и никто на них официально не отвечал. Можно даже сказать, что официально Одоакр не существовал. Если предположить, что Одоакр был подчиненным Зинона, то какую должность он занимал? Ответа нет: он, конечно, не был магистром армии. Был ли он равен Зинону по положению? Но это бы означало, что он был Августом, а сам Одоакр никогда на это не претендовал. Не мог он быть и конституционным королем италийцев или варваров, живших в Италии: не существовало такого понятия, как «король италийцев». А вождь варваров-федератов, хотя таковой и мог называть себя королем верных ему варваров, никогда не мог быть признан в качестве короля. Хотя мы можем не соглашаться с общей концепцией А. X. М. Джонса, но нельзя не согласиться с его замечанием, что «на самом деле нет никаких свидетельств того, что Зинон когда-либо говорил об официальном признание Одоакра»²⁵. Зинон и Одоакр выразили недвусмысленное и формальное согласие лишь по одному пункту: Италия остается частью Римской империи (см. с. 61). Одоакр публично признал это на переговорах 476-477 годов, и через несколько лет это признал Теодерих Острогот.

Одоакр подарил Италии тринадцать лет внутреннего и внешнего мира. Он осуществил реформы, благодаря которым солдаты-варвары получили землю в Италии в качестве обычных федератов. После падения Ореста мы не знаем ни об одном случае недовольства или сопротивления римлян его действиям в этом направлении. Один римлянин, правда, впал в панику, увидев Италию под полным контролем варвара. Это был италийский священник и аристократ по имени Примений. Он был тесно связан с Орестом и бежал в отдаленную провинцию Норик Прибрежный, «опасаясь убийц Ореста». Он не опасался варварского правления как такового. Он боялся, что его связь с Орестом приведет к столкновению с вполне определенными варварами²⁶. (Его бегство в Норик Прибрежный говорит о том, что эта провинция находилась за пределами власти Одоакра.) Но на деле Одоакр оказался большим защитником свобод римского сената, нежели любой другой римский император. «Свобода римской аристократии, — писал Эрнст Штейн, — та свобода, за которую когда-то Брут и Кассий погибли в Филиппах, никогда не была восстановлена в такой полноте, как в годы правления первого варвара-короля Италии... В своих уступках римской аристократии он пошел даже дальше своих предшественников, Аэция и Рикимера, так как в Италии уже не было представителя имперской традиции, который мог бы его остановить»²⁷. Можно было бы ожидать, что положение католической церкви осложнится с приходом монарха-ерети-ка, ведь Одоакр был христианином арианского исповедания. На самом деле жизнь церкви никогда еще не была так легка, по крайней мере во всем, что зависело от Одоакра. Можно сказать, что жизнь в Италии шла своим обычным чередом. Аристократии не на что было жаловаться: ей было гораздо легче влиять на относительно цивилизованного варвара-короля Италии, чем на императора-бюрократа в далеком Константинополе. Церковь не преследовалась. Крестьяне работали на полях и платили аренду и налоги, как и прежде. Общий упадок городов, вероятно, не ускорился заметным образом в годы правления Одоакра.

Однако если римским сенаторам не приходилось опасаться публичной казни во времена Одоакра, с его собратьями-германцами дело обстояло по-другому. Или потому, что они не одобряли его отношения к римской аристократии, или по какой-то другой причине, но в первые годы его правления некоторые из влиятельных приближенных короля были им недовольны. Так, 11 июля 477 года некий граф Брахила был казнен в Равенне, и, по любопытному замечанию Иордана, это было сделано для того, чтобы внушить ужас римлянам! В 478 году другой германец знатного рода по имени Ардарих восстал против Одоакра и был казнен вместе с матерью и братом 19 ноября²⁸. Обидно, что мы ничего не знаем об этих бунтовщиках и их целях.

Таким образом, в самой Италии «падение» Западной империи — если понимать под этим смещение Ромула Августула — прошло почти незаметно. Как указывал Моммзен, германская Италия начала VI века, которую мы привыкли считать творением Теодериха Острогота, на самом деле была создана Одоакром. Не Теодерих ввел веротерпимость, не он первым воздержался от принятия новых законов, сохраняя древние римские учреждения. Все эти достижения, о которых так много говорится в сочинении Прокопия, принадлежат Одоакру, а приход остроготов означал всего лишь смену персонажей²⁹.