Перед тем как отбыть восвояси, он скрытно от всех позвонил Назару из пустой кают-компании:

— Не падай духом, дружище. — А проводить себя не разрешил. Тогда б вышло, что не того поддерживал, не признанного повсюду Зубакина, а неизвестно насколько нужного в специфических условиях первого помощника. Чтобы никто не понял, с кем говорил, отвернулся с телефонной трубкой к переборке. — Этот… не называю его, сам догадываешься, наверно, как раз недалеко от меня. Не надо, чтобы кто-нибудь увидел тебя вместе со мной. Начнутся пересуды. Знаешь. Еще что? Чуть не упустил! Ты как должен руководить? То есть каким образом? Следи, чтобы каждый выполнял свой долг. На то поставлен. Будь!

По-вечернему прохладный сумрак оттеснил зарю в приморском небе на запад, за хребты, из-за чего они утратили объемность — стали плоскими, а свет от переносных прожекторов «Тафуина» за мысом Астафьева сделался насыщенно твердым. Три белых дымящихся столба с разных сторон сошлись на ограниченном пространстве, связав таким образом носовую часть траулера и середину тершегося у него под боком плашкоута со всем тем, чем принимал завпрод от находкинских снабженцев.

В световом пятне то заунывно, то слишком бодро и легко гудели шестерни грузовой лебедки. У элеваторной будки сбегались, рассредоточивались и деловито копошились сведенные по тревоге из разных команд хваткие, проворные тралфлотовцы. Бочки с квашеной капустой, с солониной, сушеные фрукты в суровых холщовых кулях, тусклые алюминиевые бидоны, всякие ящики — дощатые, фанерные, картонные — на решетчатом квадрате из полосового железа с уходящими вверх стропами (в «парашюте») взвивались, как из глубины, и, никуда не смещаясь, повисали на столько мгновений, сколько требовалось старшему помощнику Плюхину для того, чтобы контакторы управления подъемного механизма приняли надлежащее положение.

Как только доставленные с плашкоута продукты оказывались где полагалось, за чем следил назначенный сигнальщиком Кузьма Никодимыч, они, не успев разъехаться между Серегой и матросом с бородой викинга, взлетали в их цепких твердых руках на высоту выгнутых прочных спин, не совсем по прямой двигались к отдельному спуску, что рядом с входом к опреснителям, и без шараханья, с первого раза находили свои полки за дверями складских помещений.

Сбоку от едва пришедшего в себя Кузьмы Никодимыча недовольно сутулился высвеченный со спины Зубакин, наполовину белый и черный.

— Так, значит… — заговорил он, не подняв головы. — Второй штурман?

— А что с него взять? — презрительно воскликнул Лето.

Зубакин сжал зубы и отвернулся, потому что Кузьма Никодимыч опоздал скрестить руки над головой; чуть не по уши завалил Серегу с напарником увязанными в тюки одеялами.

— …Малютин, списанный, наотрез отказался прийти сюда, — раздумчиво закончил фразу Зубакин. — Заявил, что он занят! Как?.. — саркастически спросил толкавшегося там Ершилова о нем же, о Малютине: — К нему прибыла персона грата?

— С пограничником встретился, — ввязался беспечальный Зельцеров. — Вроде служил с ним где-то вместе.

— На Курилах!

— Гордец — куда там! А я-то думал, явится ко мне с повинной, и прощу ему выпивку… может быть. («Постой! — прервал себя. — Рейс у нас сдвоенный: дай план, притом еще полноценные научные сведения. Каков Скурихин, всем известно. Его заменили образцово-показательным. Чтобы соответствовал»). Видимо, — сказал, все более раздражаясь, — новый первый помощник тоже такой. Не желает сюда. Не идет. Вроде кто-то передал, что обойдусь без него.

Когда Лето отскочил от улетающего ввысь порожнего «парашюта» к Зельцерову, среди безумолчного топота Серега каким-то образом уловил расплывчатое — как бы безвольные шаги.

Напротив Зубакина, на обочине пятна, остановился Назар — высокий, нескладный, с болтающимися руками.

— Анатолий Иванович… — Откашлялся: — Это правда, что вы списываете члена партии?.. — Не договорил: «без моего ведома».

Зубакин гневно наблюдал за Кузьмой Никодимычем и чуть не распорядился подменить его более расторопным Игнатичем, загнанным в «люльку» у свободного борта подновить опознавательные знаки. Узнав Назара по голосу, он отмахнулся от него:

— Погодите!

«Опять некстати, — посмеялся над собой Назар. — Хотя…» Попробовал, не уступит ли ему капитан:

— Может, заглянете ко мне?

— Сигнальщик! — чуть не взревел Зубакин. — Эй! — громче позвал Кузьму Никодимыча, а сам занялся рукавицей, торопливо расправил на ней морщинки, сразу перебрал по памяти сотрудников НИИ, еще не осознав, зачем они понадобились. Кажется, что среди них высокого ростом, под стать Назару, не видел. А тем не менее злился на него, сжал кулаки: — Сначала приведите себя в порядок…

Кузьма Никодимыч уперся коленями в ограждение черного провала, не настолько захваченный общим подъемом на громыхающем полубаке, чтобы не думать о Венке. Тайком от капитана помаячил Назару: так-то еще ничего, терпи, перемелется — мука будет.

На виду у всех Назар оглядел брюки. Тогда же Зубакин прикинул, в чем мог помешать ему первый помощник. Сказал презрительно, через выпяченную нижнюю губу:

— Поправьте галстук.

Какой он избрал, однако, тон?!

— Я — слышите? — все же вполне учтиво произнес Назар. — Протестую.

Кузьма Никодимыч сразу забыл о необходимости следить за перемещением прод- и промтоваров вовнутрь «Тафуина», а Серега встревоженно поднял глаза.

У Зубакина тотчас исчезло желание дознаться, был или нет Назар на совещании с руководством НИИ.

— Это вы о Малютине, что ли? — усмехнулся.

«А галстук-то у меня никуда не сбился, Зубакин зря сделал замечание», — как само выговорилось в Назаре.

— Да, о нем. О Малютине. — Затем посмотрел на Серегу, вроде попросил разделить недоумение: с чего такой капитан? Как с цепи сорвался!

Чтобы поторопить освобождающих «парашют», Зубакин вышел на них и, когда к нему повернулся Бич-Раз, ступил за край света — почти исчез, только угадывался:

— Продолжайте! Разрешаю! Ну! («Первого помощника, наверно, обработали, чтобы гнул, куда нужно научникам».)

У Назара свело скулы:

— Надеюсь, вызову его на партбюро.

Оттуда, из-за бока Бича-Два, Зубакин сказал сквозь смех:

— Куда-а?

Для Назара нетрудно было изложить все толково, с доводами, из-за чего у Зубакина пропала охота говорить:

— Малютина?.. («Что за окружение у меня!»)

То, что донеслось до Сереги как с неба, заставило его взглянуть на Назара с большим интересом.

— И вас.

— А я же не член партии! — похвастал Зубакин, какой неуязвимый.

К Назару подступил страх: «Уйдет капитан. Ушагает куда-нибудь. Мало ли у него дел? А что потом?..» Сказал:

— Нельзя таким образом…

— Вы здесь кто?

«Ты!.. Он же на пределе! — упрекнул себя Назар. — Это по всему… Как предотвратить? Чтобы не взорвался».

— Так что?

— Помилуйте! — изумился Зубакин.

«Не прохлопай, скорей скажи: «Знаю свое место», — поторопил себя Назар. — Иначе все. Ни за что не подпустит к себе».

Услышав короткое, без каких-либо условий подтверждение первого помощника, что по-другому не может быть, существующая подчиненность на «Тафуине» будет соблюдаться неукоснительно, Зубакин облегченно вздохнул:

— Так помогайте мне. Чего… связались с забулдыгой?

А Назар ломал голову, как стать вровень с Зубакиным, какой еще подход можно испробовать?

— Когда обсудим его, может, тоже решим направить в распоряжение отдела кадров.

— Не понимаю!.. — куражливо растянул Зубакин. — К чему двуступенчатость?

— Товарищ капитан!.. — в ином тоне, едва ли не встревоженно начал Назар.

Ершилов, не будучи бесчувственным, воровато наклонился к Зельцерову, приготовился что-то шепнуть, и Зубакин пронзил его взглядом: «Чего ты тут, такой-сякой, околачиваешься? А чуть что, завопишь: «Не успеваю»… Знаю: тебе только бы что-нибудь услышать про меня».