- Это замечательно, - сказала она, когда открыла рождественский подарок, который я приготовила для нее. – Я поставлю ее прямо здесь, - она подошла к камину и поставила ее на покрывало, прямо над тремя чулками, на одном из которых было мое имя.

Подарком была рамка с фотографией нас с Максом, сделанной Энтони, в ночь, когда у нас был пикник. На заднем плане был Тихий океан, солнце садилось, а Макс игриво схватил меня за талию, наклонив эффектно, и поцеловал. Мы не знали, что Энтони сделал снимок.

И тогда, я заметила это впервые, несмотря на то, что была в ее доме несколько раз, что единственными снимками, которые она развесила во всем доме, - был Макс в детстве. Не было других семейных снимков. Я задумалась, была ли грустная причина этого всего, и предположила, что, вероятно, была.

То, как она смотрела на наш с Максом снимок, согрело мне сердце.

Пола сказала:

- У меня для тебя тоже кое-что есть, - она подошла к рождественской елке и достала небольшую, упакованную коробочку.

- Вы, на самом деле, не должны были, Пола.

- Не глупи, - сказала она, когда подходила к дивану и садилась рядом со мной. – У меня есть тот чулок с твоим именем на нем, висящий над дымоходом, - она улыбнулась и подмигнула мне. – И хоть я и хотела бы, чтобы ты была здесь с нами, я понимаю, насколько важно быть со своей семьей, - она протянула коробку.

Я раскрыла руки и приняла ее.

- Спасибо.

Я начала разворачивать бумагу, думая о том, что коробка была подходящего размера для часов или браслета.

Но это было ни то, ни другое. Я открыла прямоугольную коробку и обнаружила настоящую серебряную ложку.

- Это, - сказала Пола. – Ложка Макса, когда он был малышом.

Я сделала глубокий вдох, внезапно осознав, что я держала.

- Она прекрасна, - сказала я. – Но…зачем?

Ее голова быстро повернулась от ложки ко мне.

- Извините, - сказала я. – Я не хотела показаться неблагодарной. Я просто…удивлена. Разве вы не хотите сохранить ее?

- Она была у меня годы, и это одна из самых дорогих мне вещей, но я хотела, чтобы она была у тебя. Когда мы с Максом уехали от его отца, я взяла с собой немного. Но это стало одной из этих вещей. В подсознании, я думала, что она может оказаться ценной, в случае если нам придется продать ее. Из ложки из настоящего серебра можно было извлечь сотню долларов или около того, и это было бы хорошо в крайнем случае, но я благодарна за то, что мне не пришлось ее продавать.

Я подумала о том, что Макс рассказал мне – как он шантажировал своего отца перед отъездом, и о тех деньгах, которые держали их на плаву. Я задумалась, - знала ли его мать об этом, - но не было не единого шанса, что я спрошу об этом.

- О, нет, - сказала я, искренне сочувствуя ей, а также думая о них двоих, пытающихся начать новую жизнь вдали от жестокого человека, за которого она вышла замуж, и который был отцом мужчины, которого я любила.

Я чувствовала себя немного недостойной принимать этот невероятный подарок, но также знала, что не смогу отклонить его. Это станет оскорблением высшей степени.

Я потянулась к ней, и мы обнялись.

- Я хочу, чтобы она была у тебя, - сказала она, - потому что ты станешь женой Макса и матерью его детей.

Я отстранилась от нее, мои руки все еще на ее плечах. Я ощущала, как глаза пересыхали от того, как широко были открыты, и я не способна была моргать.

- Расслабься, - сказала она. – Я не знаю, когда это произойдет. Я просто знаю это. Я могу читать своего сына. Поверь мне. И я не знаю, когда у вас будет ваш первый ребенок. Меня может не быть рядом в этот день.

8.

Шесть дней спустя я вернулась в Огайо, в дом моих родителей, и после первого часа или около того, я знала, что это не станет легкой поездкой.

Все до сих пор не стало гладко, после того, что произошло, с тех пор как я переехала в ЛА, и в большей степени, после того как все случилось, когда мои родители и Грейс приезжали ко мне.

Мой отец, - явно глава семейства, - казалось, смирился с этим, после встречи с Максом в больнице, но, полагаю, что он и моя мама забыли об этом, когда вернулись домой.

Я остановилась в своей старой спальне. Каждый раз, когда я заходила в эту комнату, как будто возвращалась в прошлое.

Плакаты моих любимых групп и актеров в дни моей школьной жизни покрывали практически каждый сантиметр стен. Мой старый стол в углу все еще хранил несколько книг по Английскому. Вся моя старая одежда все еще была в шкафу и комоде.

Не смотря на то, что я была выпускницей колледжа, когда последний раз спала в этой комнате, на это раз я почувствовала, как будто вернулась в старшую школу. Как будто я стала подростком, который сбежал из дома, только для того, чтобы вернуться обратно в концентрационный лагерь, из которого я так отчаянно хотела сбежать все эти годы.

Ладно, это прозвучало слишком драматично. Но будучи в том мышлении девочки-подростка, конечно, мой взгляд на вещи был завышен. Я пробуду здесь всего несколько дней, я напоминала себе снова и снова, а потом я стану снова взрослой Оливией, когда вернусь обратно в мой настоящий дом в Малибу.

Не помогало в этой поездке и то, что я прилетела домой на личном самолете Макса. Мои родители предпочли бы лучше забрать меня из терминала коммерческой авиалинии, но вместо этого они ждали меня в небольшом лобби в северной части аэропорта, где все частные линии взлетали и садились.

В первую ночь, когда я вернулась, мои родители приготовили большой ужин. Пришли Грейс и ее муж, и, конечно же, мои маленькие племянник и племянница. И, снова, малыши стали хорошим отвлечением о того, что могло бы стать определенно полным споров вечером.

Это началось позднее, когда дети отправились спать. Я помогла Грейс уложить их в гостевой комнате, которую мама и папа переделали под комнату только для малышей.

Вернувшись в кабинет, мы все сели кругом, попивая горячий шоколад. Мама, как обычно, великолепно украсила дом к Рождеству. Елка была прекрасной и с приглушенными лампочками, это обеспечило мягкое освещение, когда мы разговаривали.

В основном это бы болтовня сначала, но потом мама спросила, когда я перееду.

- Куда? – спросила я.

- На свое место.

Я вздохнула. Я посмотрела на Грейс, у которой было выражение солидарности на лице, но ничего не сказала.

- Я не собираюсь.

Мой отец встал и прошел через распахнутые двери кухни.

- Ты сделала достаточно для этого, да? – сказала мама.

Я решила не отвечать на вопрос. Я хотела перейти прямо к сути вопроса.

- Я думала, что вы, ребята, увидели, как хорош Макс для меня, после всего что произошло. Это должно что-то значить, да? Или я на самом деле должна прожить остаток своей жизни принимая решения, основываясь на том, что сделает вас счастливыми, чем то, что сделает счастливой меня?

Мой отец вышел из кухни, ничего не держа, поэтому я поняла, что он ходил туда, не для того, чтобы взять что-то, он просто сделал это, чтобы уйти.

- Не разговаривай так с твоей матерью, - сказал он. – Она всего лишь беспокоится о том, что хорошо для тебя. Мы все.

Я посмотрела на Грейс, которая заговорила:

- Думаю, она будет в порядке.

Муж Грейс, Терри, был автомехаником, тихий парень, всегда достаточно милый и мне он нравился, но не было ни единого шанса, что он вмешается. Он рассматривал свой напиток чрезмерно напряженно.

Я извинилась, отправилась в свою комнату и легла на кровать. Я чувствовала, что мне снова пятнадцать.

***

Грейс и я провели большую часть следующего дня с Кристал. Прошли месяцы с тех пор, как я видела ее в последний раз, и она выглядела намного лучше, - она поднабрала немного недостающего веса, который она потеряла, пока сидела на кокаине, и опухших темно-фиолетовых мешков, которые стали привычными под ее глазами, больше не было. Ее волосы были короче и не окрашены. Она выглядела, как обычная, молодая домохозяйка и мать. Вот что пришло мне на ум, в любом случае, странно, насколько это может быть, потому что она не была замужем, и у нее не было детей.