Возможно, меня кто-то обвинит в эклектицизме. Возможно, он будет прав. Но ведь человек существо не однородное и живущее не один миг. Его право меняться, сомневаться, и не быть уверенным вечно в одном и том же.

Меняется мир, меняются страны. А что человек? Если он не будет меняться – он погибнет.

Так много еще живет в моей памяти, о чем хотелось бы поделиться с чистым листком бумаги.

Я еще не рассказала о том, как после смерти сына, почти сошла с ума сестра дедушки Моди, молодая женщина с шикарной косой, обрамляющей ее красивое, тихое, как бы умиротворённое лицо, и добровольно ушла из этой жизни.

Как и за что тетя Поля не пускала тетю Аню попрощаться с их матерью, когда та умерла.

Как моя тетя Рая, папина сестра, мечтала жить со мной в ее кооперативной Ленинградской квартире и поэтому уговорила меня поступать в Ленинградский Институт Культуры. Как купила мне первые в моей жизни, сверхмодные в 70-х, шикарные черные лакированные сапоги-чулки. Как, совершенно не имея понятия о такте, заставляла меня надеть теплые ретузы прямо перед моим ухажером. Как вдруг призналась в своем одиночестве и попросилась к нам в Израиль. Как за это поплатилась своей жизнью.

Как у бабушки Еси и, совсем не блещущего щедростью дедушки Моди, много лет бесплатно жила на квартире чья-то одинокая чужая бабушка. Добрейшая из всех бабушек, каких я знавала. Как я любила сидеть в ее малюсенькой комнатке, кушать вместе ее постоянное и единственное финансово возможное блюдо – жареная яичница с жареным хлебом, и часами слушать ее тихий, мерный разговор о жизни. Как, когда ее милая улыбка погасла и закрылись милые, светлые, почти голубые глаза, мне стало очень одиноко. Как потом мне было очень страшно заходить в эту уже пустую, малюсенькую комнату.

Как мы вместе – папа, мама и мы дети – строили нам крепкий и надежный дом. Как мы любили этот дом и нашу семью. Как мама прятала дефицитные в то время кукурузные хлопья в построенном папой, наикрасивейшем шкафу в стене. Как мы, не смотря на все ухищрения мамы, находили их и ели тайком.

Как мы с братом Семой получили свои первые серьезные подарки от родителей: я большую глиняную куклу, а он огромный железный самосвал. Как он, Сема потом «убил» эту куклу и чуть не сжег наш дом.

Как я не любила евреев и хотела выйти замуж за русского или белоруса. Как мы обычно не реализованные вещи идеализируем. Как не исполненное желание и мечты до конца жизни остаются желанными и лучшими чем действительность.

Как любила жить в деревне и босиком ходить через лес десятки километров в любое время и в любую погоду.

Еще не рассказано и сотой доли того, что живет в моей памяти и не дает ей успокоиться.

Но главное, я еще не рассказала много важного и интересного из жизни моих родных людей, что, в общем-то, изначально и было целью моей повести. Правда, не получилось..

А еще, пописывая эту исповедь, я поняла очень важную вещь: В старости есть серьезное утешение: то, чего ты не смог получить в молодости, тебе уже и не нужно.

}А п}о словам Андре Моруа} }«}Настоящее зло в старости – это не слабость тела, а безразличие души».}

Меня это зло пока еще не поразило, и я по-прежнему хочу оживить прошлое, разобраться и мирно жить с настоящим, и даже помечтать о будущем...

И поэтому продолжение следует.

18.01.2015