И мне кажется порой, что если бы им было необходимо ее сердце, она достала бы его и отдала без колебаний.

А личное, ее личное счастье так и не нашло ее в этой жизни. То ли затерялось, то ли просто не родилось. Тюфяк муж, которого она пренебрежительно называла «рыжий», уж точно никак не мог символизировать ее личное счастье. В общем-то, неплохой, тихий, без особых претензий, человек, он жил как мог, как получалось. Потом разболелся, раскапризничался, как впрочем, все больные люди, и стал приносить столько дополнительно невыносимой работы по уходу за собой, что пришлось его определить в определенное заведение.

А тетя Рема, в свои натруженные 83-84 года, за всю свою жертвенную заботу о ближних, не заслужила даже отдельной, личной комнаты в своем собственном доме. На чем держится этот усталый и больной организм? Что двигает этими распухшими больными ногами? Откуда берутся силы до сих пор вести домашнее хозяйство и смотреть за малыми внуками? Только любовь, большая, истинная человеческая любовь к этим людям. И будет очень жаль, если в один прекрасный момент, эта любовь превратится в ненависть. В ненависть за не случившееся счастье, за эксплуатацию ее жертвенности и любви, за неспокойную и неуютную старость. А пока ее все называют «Мать Тереза». Да благослови ее Господь! Да храни ее Господь! Да люби ее Господь, за всех, кто должен был любить ее!

Сын дедушки Ильи и бабушки Гиты – брат моей мамы и тети Ремы, то есть мой дядя Боря – тоже не из ленивых. Кажется, он во времена моего детства работал на железной дороге. Усталый и грязный приходил вечером домой, подставлял мне свои натруженные и почти черные от угля руки… А я гордая, что мне доверили эту важную процедуру, набирала до краев большую железную кружку воды и поливаю на них. Мы радостно переглядываемся и улыбаемся друг другу. В то время он называл меня Королевой… А я очень гордилась дядей Борей. Мне казалось, он выполняет очень важную и трудную работу. Дедушка Илья тоже гордился своим сыном. Но когда он привозил уголь и выгружал его за большими воротами во дворе, дедушка, будучи безупречно честным человеком, просил показать квитанцию на приобретение этого угля. Он, конечно же, верил, что уголь не украден, а приобретен законным путем. Но проверить дядю Борю не помешает.

Каждый вечер, по традиции жителей улицы Калинина, а может и всей Речицы, закрывая оконные ставни, дедушка хотел, как говорится «спать спокойно». Нет, он не боялся, он просто привык к армейскому порядку.

Однажды, эти закрытые ставни могли сыграть в моей жизни почти роковую роль. Как-то вечером, будучи еще не оформившейся, худенькой и угловатой ученицей средних классов, я шла в гости к дяде Боре. И не дошла. Была зима, снежная, колючая. На улицах городка почти совершенно темно, и только чуть-чуть брезжат узкие полоски света из-за закрытых ставень. Вокруг пусто… И поэтому немного не уютно. Нет, это не страх. Страх не появился даже тогда, когда должен был появиться. Вначале были ускоряющиеся за спиной шаги.. Потом комплементы по поводу моей невероятной красоты… Потом приглашение провести… Мое не реагирование на все это, стало вызывать раздражение сопровождающих. Нет, запах страха не окутал мое молодое и неопытное сердечко, и я смело старалась отвязаться от навязчивых кавалеров. Их внешность говорила о том, что они никогда не были рьяными пионерами и комсомольцами, да и просто нормальными советскими по моим понятиям парнями. Их одеяние насторожило меня.. Но было поздно. Они подхватили меня под руки и силой стали волочить.. Куда? Я стала вырываться и почти трогательно просить отпустить. Но они уже ничего не слышали и со звериным азартом тащили свою жертву по темной и безлюдной улице. Вырываясь, я умудрялась бить по закрытым ставням спящих домов и звала на помощь. Но люди спокойно спали за плотно закрытыми ставнями, не слыша, или не хотя слышать мои крики о помощи..

Надо что-то делать! Девочка, советская девочка того времени, еще не знает чего надо бояться в таких ситуациях. Ведь в наше время даже слово «секс» было не известно. Я понимала только одно: эти двое хотят сделать мне что-то очень нехорошее и не поправимое.

Куда меня тащат? Куда? Парни были уже невменяемы. И тут пришла спасительная мысль: «Я не знаю, куда они меня тащат, но я знаю, куда надо тащить». Я, много раз ходившая по этим улицам, знала, что если свернуть на право, там большая, трехэтажная больница. А ведь больные люди не всегда спят по ночам. Они не могут заснуть от своих болей. На то они и больные. И я стала незаметно направлять наше движение вправо. Уже, обезумевшие от желания парни, не замечали ничего вокруг и наконец, втащили меня на задний двор больницы. Они даже не заметили, что много окон светилось спасительным для меня светом. Я начала орать во всю силу. В нескольких окнах появились и стали двигаться темные силуэты..

Мои похитители совсем обезумели. Они уже давно ничего не просили, они просто рвали на мне одежду…

Спасала зима. Под толстым драповым пальто, с которого уже отлетели пуговицы, было еще много теплой одежки. Парни, предчувствуя скорое удовлетворение своих низменных потребностей, с особым рвением продолжали срывать с меня одежду. А я, с не менее особым рвением продолжала сопротивляться. И орать, орать, что есть силы. Но страха не было. Я твердо знала, что ничего не произойдет. Откуда – не знаю. Но знала. Сегодня я знаю откуда.. Ведь я почти ведьма, или провидица, или еще что-то.. Я часто уже потом, многое предвидела, чем сильно удивляла своих родных и знакомых.

Да, и тогда я знала, что ничего не случится. Спасение в лице сторожа пришло вовремя. А из больницы уже давно позвонили в милицию. И почти в одно время к нам подбежали и сторож и милиционеры. Они с трудом оттащили моих насильников, скрутили, одели наручники и втолкнули в милицейскую машину. Меня осторожно посадили в другую милицейскую машину и отвезли к дедушке с бабушкой. Побитая, в разорванной одежде я вошла в дом.. Мы молчали. Тихо крадучись тетя Рема проводила меня в комнату и уложила в постель. К счастью, дедушка и бабушка уже спали. Милиционер о чем-то тихо стал беседовать с тетей Ремой. Потом так же тихо ушел. На завтра тете Реме сообщили, что это были давно разыскиваемые милицией типы. Их посадят и без учета моей истории. Жалобу тетя Рема решила не писать, чтобы история эта не открылась для дедушки и бабушки, а главное для моих родителей. Зачем их расстраивать, если все закончилось хорошо. Я с тетей Ремой была полностью солидарна.

В городе Речица по традиции ставни закрывают на ночь до сих пор.

Дядя Боря - пожизненный труженик. Ему тоже далеко за 80, ведь он и тетя Рема – двойняшки. А он все работает и работает на небольшом частном заводике и колдует над металлом. Он умеет делать все. На работе и дома. Купил и обустроил себе новую квартиру в красивом приморском городе Ашкелон, обожает своих детей и внучек и помогает им как может. Когда у него появилась первая дочь, я «сошла с трона» и он стал называть Королевой ее, а потом перенес это звание на младшую. Так что, наша Королевская женская династия в интерпретации дяди Бори продолжалась. Кого сегодня он называет так – не знаю. Наверно внучек.

И все бы было хорошо в семье Атов (Атт - дедушкина фамилия, перешедшая к его детям) .. Вот только жаль, что Борис Атт очень неравнодушен к женскому полу и поэтому в какой-то момент перестал замечать свою жену. До такой степени перестал замечать, что она однажды терпеливо приняв свою долю, ушла жить к своей дочери. А еще жаль, что поссорился с моим братом, которого тоже зовут Боря и который сразу по приезду дяди в Израиль устроил его на работу. Устроил на тот же завод, где работал сам. Устроил, как говорится «на свою голову». Не зря говорят, что «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Характер у дяди Бори не простой и однажды, обидевшись, что не он, а его племянник как бы старший по должности, он превратил жизнь моего брата и своего племянника в этот самый ад. Какие там должности! В то время на всех предприятиях такого типа были две должности: работающий израильтянин и оле хадаш. Израильтяне работали обычный рабочий день и получали по 15 шеклей в час, олим хадашим работали не нормированный рабочий день и получали 5 шекелей в час. Но Боря, который мой брат, приехал намного раньше дяди Бори, и уже был признан хозяином и получал от него распоряжения, которые передавал всем остальным олим хадашим. Пережить это дядя Боря разумеется, не мог.