— Все равно много, — Александр повернулся к вошедшему подчиненному. И именно в этот миг все произошло. Сколько потом не прокручивал Гарфилд произошедшее, оставалось лишь проклинать себя за некомпетентность и невнимательность. А произошло следующее.

Дом вожака был гораздо более крупным и совершенным, чем прочие. В наличии имелся выложенный каменный камин, находившийся за спиной пожирателей. Из темной глубины которого вытянулась маленькая, дрожащая ручонка, сжимавшая волшебную палочку. Острие целилось в спину Игнатьева. Из жерла запыленного камина прозвучал девичий тоненький голосок:

— Экспеллиармус!

Палочка покинула не ожидавшего подобного владельца. Пока Гарфилд разворачивался на голос, лицо оборотня вытянулось, скулы заострились, и неуловимым для глаз движением, ставшая когтистой рука яростным взмахом вспорола горло товарища детства. Тело кулем упало вниз. Командир заорал, невербально выбив палочку из рук девчонки, и развернулся в прыжке к летящему на него зверю.

— Авада Кедавра!

Александра сбило с ног массивной тушей, продолжившей движение по инерции. Пока он выбирался, драгоценные секунды успели убежать. Друг оказался бездыханным и совершенно мертвым.

Александр перевел дикий взгляд на так и не пошевелившуюся пассию волкулака. Её била крупная дрожь, лицо выражало невыносимый ужас, она даже не попыталась помочь своему мужу, хотя возможность у нее была. Признаться, довольно-таки большой шанс на успех, сразу же после падения.

— Круцио! — бешено завопил пожиратель, направляя орудие на беззащитную девушку. Гарфилд наслаждался пыткой, его губы подрагивали в удовольствии, но боль из груди не уходила.

«Не выпьем мы с тобой больше водки, Владимир», — подумалось вдруг. В глазах защипало, но пытка не могла унять этот жар. Но Александр догадывался, что могло.

— Авада Кедавра! — вспышка зеленого света пронеслась по злополучной комнате, оставив мертвую кукольную девушку бессмысленно взирать в потолок опустевшими глазницами.

В эту ночь не ушел живым ни один оборотень: ни женщина, ни ребенок. В небе сияла зловещим змеиным черепом Черная Метка.

*

Я вынырнул из омута. Глаза немилосердно жгло от Гарфилдовых слез, учитель, стоявший рядом, уткнулся взглядом в стену напротив, лицо Мастера не выражало ничего.

— Учитель… — неуверенная попытка достучатся.

— Так я потерял своего друга детства, — резко оборвал он. — Не повтори моих ошибок! За чем ты должен следить при штурме дома в первую очередь?

— Все отверстия, двери, окна, большие шкафы, подвалы… ну, а ещё камины.

— Камины… — с горечью подтвердил учитель, — меня постоянно корежит при мысли о каминах. Я даже провел магловское отопление в свой дом, этот ужас будет терзать меня до конца дней. Круцио Лорда, после операции, казалось избавлением, я впервые жаждал наказания, в надежде искупить свою оплошность, и упивался заслуженной болью. Но друга уже не вернуть.

Самое полезное в уроках Гарфилда, не столько заклинания и тактика, сколько огромнейшая коллекция серебристых бутылочек воспоминаний: — бесценного опыта накопленного годами сражений, и предоставленного мне для изучения и освоения. О, сколько страшнейших сражений, жесточайших убийств пришлось повидать за все время обучения. От некоторых воротило, остальные вызывали либо ярость, либо гнев. Но Гарфилд не оправдывался, а я не осуждал наставника. У каждого могут быть ошибки молодости и неприятное прошлое, а мне, в любом случае, нужна подобная личность для получения знаний. Почему нет? После освоения большинства боевых заклятий, мы перешли на воспоминания и отработку планов сражений. Гарфилд показывал воспоминание, мы вместе анализировали его, отрабатывая ошибки и недочеты. Домашним заданием, помимо уже стандартной медитации и прокачки резерва становилось создание альтернативного плана боя, выявления сильных и слабых сторон оппонента, а также его наиболее эффективное устранение. Опыт оказался воистину незаменимым ресурсом.

====== Глава 7: Встреча ======

Прошло две напряженных недели. Все время занимали тренировки, учеба и снова тренировки. Курс приема зелий окончился, август подходил к своему законному завершению, а ситуация оставалась туманной и неясной, будто окутанной непроницаемой поволокой. Казалось, некий ограничительный купол накрыл Лютный переулок, превратив его из зловещего притона в уютное темное логово. Ночи сменялись днями, но в воздухе витало ощущение скорой развязки. Занятия с учителем становились все более жесткими и травмирующими. Наконец, я научился поддерживать непроницаемый пассивный мыслеблок, надежной скорлупой ограждающей разум от незваного вторжения. Окклюменция существенно повлияла на баланс сил в противостояниях с мастером. Проявлялось это хотя бы в том, что поражения стали не настолько разгромными, как прежде. На занятиях, Александр все больше и больше вбивал в меня знания и навыки, приучая к девизу Аластора Грюма: «Постоянная бдительность!». И, нужно отметить, подобная система начинала приносить свои плоды. Каждому необходим подобный карающий наставник. Человек, по природе, существо ленивейшее. В прошлой жизни я не достиг бы достойных успехов в спорте, не получив волшебного пинка со стороны тренера, буквально за шкирку тащившего меня на тренировки, и обожавшим пристыдить перед всей группой за лень или недобросовестность. Так же и тут: — Гарфилд буквально подавлял своей харизмой, завоевывал глубочайшее уважение, и отметал малейшую мысль о неподчинении. С каждым днем, чем больше усилий, тем меньше оставалось нетронутых бутылочек с воспоминаниями, все больше заклятий и контр-заклинаний пополняло мой, уже немалый арсенал. Курс зелий окончился. Я с удовольствием наблюдал реакцию Стюарт, как-то нервно сглотнувшей, когда мы поравнялись, однажды. Сейчас меня уже нельзя было принять за жертву концлагеря или монаха-отшельника. Снадобье сделало меня взрослее: наконец-то я почувствовал некую уверенность в своем теле, нынче больше напоминавшем прежнее вместилище, чем когда бы то ни было. Лето плавно подходило к логическому завершению, ночи становились длиннее, а дни все короче. На прилавках магловских супермаркетов появились типично августовские фрукты, которые я, не мешкая, добавлял в свой рацион. С каждой неделей моя сила прибывала, но учитель постоянно обрывал меня, постоянно ставил на место, и как только мне приходилось чувствовать непоколебимую уверенность в собственных возможностях, мастер находил очередное, незамеченное ранее уязвимое место и незамедлительно жалил в него.  — По количеству и качеству применяемых заклинаний, — говорил учитель, — ты сравнялся со многими пожирателями. Но, несмотря ни на что, тебе все же не хватает настоящего, реального боевого опыта. Твое преимущество - ты, один из немногих, способный блокировать помыслы, плюс вскоре, возможно, освоишь и считку. Если не будешь лениться. Ты ведь не будешь лениться? — Александр пристально вгляделся в мои глаза. Я невольно сглотнул, а голова как можно скорее утвердительно согнулась. Разочаровывать учителя после стольких существенных вложений — смерти подобно. Довольно необоснованных вложений, между прочим.  — Учитель… — неуверенно начал я, — скажите мне, а почему вы так много времени и усилий вкладываете в меня? Наверняка, не каждому достается подобная честь? Гарфилд ухмыльнулся. Бросив на меня непонятный взор, мастер подошел ко мне впритык и заглянул в зрачки:  — Гарри, что я должен тебе рассказать? То, что ты очень одаренный волшебник, с большими возможностями, и мне лично симпатичен? Или о том, как мне, возможно, хочется изменить все. Быть может, пытаюсь искупить часть своих прошлых грешков, обучая того, кто может сокрушить Темного Лорда? Я удивленно приподнял бровь.  — Да-да. Я был одним из немногих доверенных, имевшим доступ к информации подобного уровня. Мужчина отошел от меня, повернулся лицом к окну, и сцепив руки за спиной продолжил:  — К тому же, именно я был тем, кто узнал о Хогвартской четверке от молодого Снейпа, именно я вел операцию по захвату Питера Петтигрю, — учитель вновь развернулся и посмотрел в мои глаза. — Именно я ломал его. Прости. Не знаю, как бы отреагировал настоящий Поттер. Я лишь внутренне пожал плечами, какая жалость… Любое чувство вины со стороны наставника мне выгодно, ибо тем больше привязывает того ко мне.  — В любом случае, это в прошлом, а мы живем в настоящем. — словами «героя света» ответил я, — и случившегося не изменить.  — Тут ты абсолютно прав, — тяжко вздохнул наставник, —, но иногда все, что нам нужно — прощение и раскаяние.  — У меня нет злости на вас, учитель.  — Отрадно слышать. Послезавтра, Поттер, я уезжаю. Надолго. Ты был очень способным и старательным учеником. Твой прогресс, физический и магический вызывает восхищение. Мне очень хочется верить в твою усидчивость, мотивацию и осознание того, какая угроза нависла над твоей шрамоголовой башкой. Александр вновь начал выражаться в свойственной ему, иногда, в часы душевного расстройства, псевдо-грубой манере.  — Возможно, если повезет, я снова окажусь в Лондоне зимой, или весной. Сова оповестит тебя, и я очень рассчитываю на твою явку в подобном случае. Оценю твою домашнюю работу, так сказать.  — Я буду стараться, учитель.  — Не сомневаюсь. Но есть ещё кое-что. Я тебя научу ещё двум заклинаниям, за которые тебя без суда и следствия упрячут в Азкабан министерские шавки. Подобное можно назвать заклинаниями последней надежды. Никогда не применяй увиденное в обычных школьных дуэлях. Никому не говори о них, не упоминай, и не вздумай хвастаться. Надеюсь, твоего ума должно хватить. Эти чары — одни из наиболее темных и смертоносных отраслей известной магии. Очень мало нынешних недоученных магов современности владеют подобными силами. Обычный ученик Хогварста, живя по написанному министерством распорядку: школа, должность, пенсия, не услышит, и ни разу не применит подобного.  — Что же это за чары? — взыграло мое неуемное любопытство. Учитель недовольно скривился. Вот я болван. Теперь он мне не скажет.  — Терпение, Поттер. Неужели я выгляжу недостаточно серьезным? Я покачал головой.  — Итак, у каждого из нас могут быть случаи, когда ты окружен врагами, один-одинешенек, без возможности бежать и скрыться. Тогда, в игру вступают чары, призванные забрать как можно больше врагов с собой в могилу. Эта магия никогда не дается новичкам, дабы не застилать их взор ложным ощущением собственного могущества. По сути, это лишь мешает. Но у нас нет времени, а я должен, в отличии от твоих дражайших наставников дать тебе как можно больше, за как можно меньший отрезок времени. Итак, первое заклинание — Адское пламя. Слышал о таком? - Нет. Ни разу.  — Неудивительно. Подобная магия находится в числе запрещенных Министерством, да и в Хогвартсе тебе её не дадут. Но когда бежать некуда, враги рядом и выхода нет — чудовищно эффективное оружие против толпы. Самое важное в нем — уметь его останавливать, контролировать, укрощать. Практически вся высшая Темная магия требует укрощения, а Адское пламя — вдвойне. У меня мурашки пробежали по коже. Конечно, я помнил о Адском пламени — могущественном орудии уничтожающем крестражи, так неосторожно примененным Крэббом в Выручай комнате. Пламенем, ставшим причиной его гибели.  — Вы меня научите этому? — нервозно спросил я пересохшими губами.  — Не раньше, чем ты сможешь его укрощать, — предвкушающее ухмыльнулся мастер. * Солнце клонилось к закату. Изменчивые улочки Лютного переулка окутывала грядущая ночная мгла, по ногам тянуло стуженой прохладцей, а блеск засиявших уличных фонарей таинственно мерцал в подступающем сумраке. Шелестела листва деревьев, легкий сквозняк гулял в сочно-зеленой августовской листве. Я отдыхал на веранде круглосуточной кафешки магловского Лондона, теребя в руках бокал с красным вином, и наслаждался красочным вечером. Последнее время я выбирал магловские забегаловки ради уединения и хоть какого-нибудь стабильного одиночества, так необходимого после изматывающих тренировок. Только вот голову теребила навязчивая мыслишка, о некоем мистере Х, таящимся в темноте окружающих теней, ведущего свою игру, плетущего непостижимые планы, и готовящегося к чему-то… нехорошему. Кто отправлял письма? Кто вводил Дамблдора в заблуждение, одновременно попуская мое нынешнее состояние? Кому выгодна боевая подготовка Мальчика, который выжил? Куда не плюнь — чтобы выяснить, придется наведаться на Тисовую улицу, в злополучный дом номер четыре. Кто-то отправлял письма моим друзьям, моей же совой. Этот некто дурачил всех многие месяцы, плетя собственные таинственные сети. Но вначале — нужно пробить ещё одну ниточку. Я стремительным движением допил ароматный напиток, бросил на круглый, аккуратный столик пару монет на чай, и молчаливо удалился. В Лютном переулке все оставалось по-прежнему. Лишь один малюсенький, абсолютно незначительный нюанс портил всеобщую умиротворенную картину. Лавка Роберта-зельевара отсутствовала. Вообще. Словно его никогда и не было. На месте его домика стояла абсолютно незнакомая ранее мрачная забегаловка, со скрипучей потрескавшейся вывеской, и малюсенькими воротцами на уровне пояса, как из ковбойских фильмов. «Миссис Тайлер» — гласила надпись над воротами. Мне сразу пришла на мысль ассоциация с домом на улице Гримо 12, а также подобными ему прочими зданиями. Возможно, подобная аномалия являлась дырой в пространстве? Или тут использовали принцип магических палаток? Ответ не столь важен, как тот факт, что лавка Роберта мне внезапно пригодилась, а затем так же внезапно исчезла. Зельевар, твой отпуск так внезапно кончился? Все меньше и меньше мне нравилась окружающая атмосфера, и я, сцепив зубы, аппарировал в Лондон. Мнимый вред аппарации магическому ядру несовершеннолетнего организма, оказался сущей выдумкой. Учитель рассказал, как под своим чутким руководством научил одного из своих бывших учеников перемещаться в двенадцать лет. Подобная деза, предназначалась в первую очередь для спокойствия взрослых и родителей, чье чрезмерно обученное чадо могло по малейшей прихоти оказаться в другой части страны. На Тисовой улице царило привычное однообразное уныние, беспросветное и вечное. Потрескавшийся от жары асфальт, знойное солнце, скрывшееся за горизонтом и вспыхивающие то тут, то там шарообразные светильники, излучающие столь ненужный мне нынче свет. Я поднял волшебную палочку, сосредоточился, как советовал учитель, сложный волнообразный взмах: — хлоп! — Свет ближайшего светильника сжался в одну малюсенькую точку, и с едва слышным звуком втянулся в мою палочку. Подобную операцию я проделал с каждым светильником в радиусе ста метров, после чего, наложив на дом Дурслей чары невнимания, подкрался к окну. В гостиной дражайших родственничков Поттера царила привычная атмосфера, двое супругов, не считая собаки, уютно устроились за обеденным столом и ужинали. Собаки?! С каких это пор у Дурслей настолько изменилось сознание, что приобретение «вонючих блохастых чудовищ» не вызвало сопротивления чудовищного аллергика дяди Вернона? Едва-едва шумел телевизор, через новостную ленту негромко раздавались позвякивания посуды. Я недоуменно помотал головой. Так-с. Ещё один взмах палочкой, касание темечка, и на голове как будто разбили холодное яйцо, равномерные струи которого вязко растекались по всей коже. Дезилюминационные чары. Их тоже пришлось освоить в рамках садистской программы уважаемого Адольфа Гарфилда. Только сейчас, три дня спустя после окончания всех занятий, и отъезда учителя, я осознал, насколько сумасшедшим пыткам подвергался, какого комфорта был лишен подобным образом жизни. Впрочем, не без пользы, и теперь мне самому было невмоготу сидеть долго без дела, то отработка старых заклинаний, то изучение новых: всегда стоило чем-нибудь себя занять. Но любое занятие Гарфилда не шло ни в какое сравнение с последним, где я узнал секреты Адского Пламени и, я уверен, никогда не стану подобное применять. Крэб применивший зловещую магию в Выручай-комнате был явно не в себе, да и подробное изучение этого аспекта магии наводило на мысль скорее о некоем скрытом амулете, чем способностях самого слизеринца. Слишком уж опасная и одновременно сложная магия.  Но, мне дано ещё одно заклятие, поведанное Гарфилдом, при воспоминании о котором начинали дрожать коленки и становилось сухо во рту. Черная и чудовищная магия, не уступавшая по силе Адскому Пламени, а по полезности значительно превосходившая последнее. Мне так и не удалось его полностью освоить, но и имеющимся результатам учитель обрадовался безмерно. Говорил, мол, даже это здорово, пройдет годик-другой, и у меня все выйдет. Нет у меня этого времени! Война на носу! Я отогнал непрошеные воспоминания, стиснул покрепче волшебную палочку, и простеньким «Алохомора!» отперев замок, шагнул внутрь. Дом Дурслей остался удручающе прежним. Все та же стерильная, будто в палате чистота тетеньки Петуньи, типичной женщины с прошедшей молодостью, пытающейся оправдать, или придать значение, своему существованию поиском и устранением, самых нелепых мелочей в своем доме. Подобные раздражающие придиры заметят любую крошку, упавшую с бутерброда по дороге ко рту, поднимут скандал из-за оставленных в неподобающем месте тапочек, позвонят куда угодно, исключительно для изрыгания недовольства по поводу не заправленной с утра постели. Бесящая личность, вызывающая сильнейшее отторжение, засела в памяти Поттера, а нынче и моей, стремясь, выплеснутся наружу чем-нибудь разрывным, превращающим зализанную ухоженность в беспощадный хаос. Я быстренько прошмыгнул на лестницу, минуя семейную чету, занятую совместной трапезой. Взбираясь по памятным ступеням, служившим потолком одиннадцатилетнему мальчишке, разглядывающему пауков в чуланном полумраке, я соблюдал максимальную бдительность и осторожность. Вот и знакомая дверь с заколоченным за ненадобностью кошачьим окошком, служившим проводником пищи двенадцатилетнему подростку. Я приклонил ухо к прохладному дереву, и вслушался в тишину. Ничего.  — «Гоменум ревелио!» — раздался тихий шепот. В Гаррином приюте пусто. Легонько, касаясь одними кончиками пальцев дверцу, приоткрываю. И на миг остолбенел. В комнате кто-то обитал. Казалось, только час назад из нее вышел постоянный житель, по каким-то своим делам, или обязанностям. Расстеленная постель, творческий беспорядок на столе, школьная сумка на полу… Поттерова сумка! В довершение картины, из неприметного левого уголка раздалось знакомое уханье. Белоснежная Букля пронзала меня своим всепроникающим взором, нежно трепетала, и приветливо клюнула в палец, будто я ушел минуту назад, предварительно накормив сию снежную прелесть. Дурсли не могли взять квартиранта. Исключено. Характер Петуньи и Вернона не позволит им ужиться с кем бы то ни было, окромя самих себя, и то, в умеренных дозах. Кто живет на моем месте, в доме? 4 по Тисовой улице? Вот кто отправлял письма от моего имени Ордену, явно этот незнакомец выполняет некую таинственную миссию. И мне придется его разговорить. Оставив обитаемую комнату за спиной, я начал постепенно спускаться к гостиной. Навязчивые звуки телевизора отбивали свой угрожающий, монотонный марш. От комнаты Дурслей веяло опасностью, диким необъяснимым ужасом. Из-под двери, вдоль пола, стремился туманный холод, струящийся по щиколоткам, проникающий под штанины, добирающийся до самого сердца. Телевизор шумел БОМ-БОМ. Почему стоит колокольный звон в ушах? Или кто-то бьет в гонг? Когтистой волосатой лапой, зажимая в руках череп, с чернеющими пустыми глазницами. ОНО ухмыляется, смотрит мимо меня, куда-то вдаль притворно счастливым взглядом, предвкушающее ухмыляется, продолжая поднимать и опускать многосуставную третью лапу — БОМ-БОМ, бьет мой череп по гонгу. БОМ-БОМ — пришло время поиграть! Словно во сне, дверь гостиной приоткрылась. Каким-то непонятным образом, с меня слетели все чары — и защитные, и маскировочные. За столом трапезничало трое. Петунья и Вернон сидели ко мне спиной, держа в руках нож и вилку по всем правилам этикета. Только вот ручки столовых приборов были обломаны, и превращены в заточенные лезвия, пронизывающие раскрытые ладони в самом центре. Эти руки поднимались и опускались вверх — вниз с ужасающим постоянством и монотонностью, стукаясь о тарелки, сервированные красиво и со вкусом. БОМ- БОМ — супружество синхронно стучало пробитыми ладонями о тарелки. БОМ-БОМ — звенело в ушах. Напротив Дурслей — находилось ОНО. Невысокий, черноволосый парнишка, с растрепанной, непослушной прической и шрамом молнией, сидел к лицом ко мне и ликующе улыбался. Глазницы взирали на меня мертвящим взором. В самих глубинах зловещих очей мелькали мертвящие сполохи, выражение лица — злое и жаждущее. Губы искривились в неестественной, ужасающей ухмылке, обнажившей ряд длинных, тонких зубов, скрытых под верхней губой. Оно будто глядело на то, что хотело больше всего уничтожить, и улыбалось безликой ухмылкой.  — Поздоровайтесь с гостем, — раздался тоненький, детский, девичий голосочек из его пасти. Дядя и тетя одновременно развернулись, мгновенно и стремительно, будто запрограммированные дрессированные звери. Мой взгляд встретился с их пустейшими, бессмысленными глазницами. Это кое-что похуже Империуса.  — Гарри, как я рада тебя видеть! — пророкотала низким, грохочущим басом тетя Петунья. — Гарри, можно я обниму его?  — Можно, — позволил Некто. Тетенька развернулась полностью и, распахнув материнские объятья, на шаг приблизилась в мою сторону. Я отступил, одолеваемый непередаваемым ужасом, нечто, или некто подавляло волю к сопротивлению, заставляя смотреть и переживать эту какофонию страха. Ещё шаг, тетя споткнулась о стул, на котором сидела, и полетела вниз. Её лицо встретилось с кафелем на полном лету, брызнула кровь. Вернон защебетал голосом Стюарт:  — Милая, ты не ушиблась? — и заботливо поддержал под руку супругу.  — О нет, дай мне поскорее обнять племянника, — как ни в чем не бывало, поднялась Петунья и, не обращая внимания на истекающее кровью лицо, вновь шагнула ко мне. Лже-Поттер лишь таращил на меня глаза, бессмысленно выпучивая глазницы. Счастливое лицо безумно улыбалось, едва сдерживая хохот, единственной его задачей казалось, как можно больше выпучить глаза, шары его яблок почти отделились от крепящих сухожилий.  — Гарри, твои очи тебя подводят, — заключил Некто и, вздохнув, вынул глазные яблоки из глазниц.  — Держи, — прошелестел Некто, — мне они послужили плохо, может, тебе помогут? — и ОНО принялось двигаться ко мне, в обличье Гарри, но модельной походкой мисс Стюарт. Рядом, приближаясь, наступала Петунья, рокоча замогильным басом. Вернон упал на пол, и принялся слизывать языком кровавое пятно, оставленное женушкой. ОНО улыбалось.  — БОМБАРДА МАКСИМА! — рвущий легкие оглушительный крик вспорол окружающее безумство. «Протего!» — мелькнула припозднившаяся мысль. Комната разлетелась. Меня, едва успевшего прикрыться простейшим из щитов, лишь отбросило далеко назад, впечатав спиной в раму окна, разлетевшегося на части. Дурслям повезло гораздо меньше, их тела погребло под тучей пыли и обломков, скрыв от взора. Но меня их жизнь волновала меньше всего. Бежать. Только бы оказаться подальше от этой твари. Только бежа-ать!!! В доме № 4 по Тисовой улице затаилось Нечто… нечто опаснее пожирателей, ужаснее дементоров, смертоноснее Волан-де-Морта. ОНО — враг всего живого. Враг самой жизни. Обессиленное тело распласталось на траве, переводя дух. За спиной дымились останки гостиной, все звуки исчезли, словно обрезали. Я прополз немного вперед, животом по летней, высушенной траве, собирая всю грязь и пыль. Руки сцепились на волшебной палочке. «Все хорошо, все в порядке, все хорошо» — твердил я себе как заведенный, толкая свою тушку онемевшими конечностями. И замер, когда холодный, липкий туман лизнул мои босые ступни. «Хи-хи-хи» — зазвенело в сознании басом Петуньи. Тишину разорвал звенящий крик. Я вскочил и бросился бежать. Дальше от проклятого здания, от этого ужаса, угнездившегося в доме Поттера. Вот она — родовая защита. Вот они — хваленые Орденские телохранители! Аппарация доставила в привычный номер. Моментально, руки оказались заняты защитными чарами, плетя различные обереги и заговоры. Сердце бешено колотилось, кисти дрожали, а зубы выбивали чечеточную дробь. Бледные щеки застилали слезы страха, незаметно, когда выступившие от непередаваемого ужаса, охватившего все мое существо. Я облокотился о столешницу, и бросил взгляд на клетку у окна, в которой находилась чужая сова. И поседел от ужаса. Внутри находилась угольно черная птица, с огромными, атрацитово-черными глазницами, которая склонив голову набок, изучала мое лицо. Клюва не было, была пасть. С длинными, узкими, изогнутыми шипастыми клыками. Из ноздрей птицы текла кровь, уже полностью наполнившая клетку, переполнившая её края, но не выливающаяся сквозь прутья. Я, остолбенев от ужаса, не мог оторвать взор. Внезапно, её глазницы вытаращились, и, брызнув кровью, выпали из глазниц. Пасть изогнулась в деланно-ликующей улыбке.  — Милый Гарри! — пророкотало ОНО басом Петуньи. — Ты хотел скрыться от меня?  — Инсендио! — струя пламени испепелила клетку, пронизав её насквозь, оплавив столешницу и разрушив клетку. Я сделал шаг вперед. На столе остался лежать скелет бывшей птички, сиротливо и одиноко поникший на столешнице. Я протянул руку, что бы выбросить останки чудовищной птицы. Скрип — шейка скелетика повернулась. Клацнула пасть. Мертвые глазницы чудовища уставились на мое лицо. Я отчаянно заорал от непереносимого ужаса. Ужасающий вопль был слышен далеко от гостиной. Сердце заколотилось и заболело, воздуха не хватало, я одномоментно поседел за несколько десятилетий. Отринувший любое здравомыслие, рассудок нашел единственный доступный ему выход, уже знакомый — прыжок в окно. Разница всего-то в высоте: падать предстояло со второго этажа. Пасть птицы щелкнула за спиной, я задергал ногами в полете, мне представилось, как эта тварь вцепилась мне в ступню. Боль неуклюжего приземления оказалась чудовищной, в левом плече что-то хрустнуло, а шею свело. Плевать. Я поднялся, и стремительно бросился как можно дальше, к Косому переулку, к свободе, к людям. Никогда раньше, не приходилось бегать так быстро. Путь, в обычное время занимавший двадцать минут, преодолен за пять. Наконец люди, вот и привычное тепло фонарей Косого переулка, вот кафе-мороженое Фортескью. Сладкое сейчас в самый раз. Случившееся воспринималось как нечто невозможное. Я и не представлял о существовании подобных тварей в мире Поттера. Усаживаясь за столик, перебирал в уме возможных кандидатов на роль этого существа. Ничего не приходило в голову, возможно, некая демоническая тварь? По количеству нагнанной жути, Волан-де-Морт и рядом не стоял. Ч-черт, как же обычный вечер превратился в сумасшедшую пляску страха и ужаса? Как я теперь домой пойду? Где я буду жить? Когда я смогу почувствовать себя в безопасности? Мне же не уснуть!  — Что-нибудь закажете, мистер Поттер? — доброжелательно поинтересовался хозяин кафе-мороженого. - Да, двойное… нет, давайте тройное шоколадное, со стружкой и глазурью. — онемевший язык совершенно не ворочался в глотке.  — Будет сделано, — кивнул продавец, и удалился за стойку. Так — вдох-выдох. Ещё раз. Думай. Кто хотел подселить подобную хрень к тебе? Мог ли это быть боггарт? Вполне. Почему я не использовал простенький Ридикулус? Не иначе как мозги отнялись. Проблема в другом — боггарт статичен. Находится лишь в одном месте, а не нескольких. Налицо — явная слежка. Первое, что приходит в голову — некое адское порождение, каким-то непостижимым образом подсаженное мне? Или к Поттеру? Мог ли я, умирая в своем старом теле, подцепить нежеланного визитера в собственную душу? Или это тутошний зверек? Что мы имеем против истинных тварей зла? Адское пламя, поданное Гарфилдом, оказалось слишком сложным и нереализуемым, несмотря на доскональное знание формулы и концентрации. Не хватало чего-то самого малого… неуловимого.  — Ваш заказ, — раздалось над ухом. Кивнув, я принял угощение, и расплатился с Фортескью. От угощения непередаваемо пахло, чем-то давно забытым, сладким, детским. Но продавец не спешил уходить. Навязчивый силуэт нависал над правым плечом, склоняясь ко мне. Я, уже не выдержав, повернулся, дабы высказать о продавце все, что думаю, но… Фортескью, истекая кровью из острозубого рта, таращился на меня пустыми глазницами. Я огляделся. Все посетители, безглазые, синхронно, будто машины махали мне приветствие левой ручкой, а правой протягивали мне свои выпавшие глазные яблоки.  — Твоя сдача, Гарри, — тонюсеньким голосочком дяди Вернона прошипело существо. И в этот момент мой страх, одним, необъяснимым образом, преобразился в ненависть. Да как эта тварь, способная только лишь нагонять ужас на слабаков, смеет со мной играть? Со Мной! Испепелить. Не оставить его как живое, разумное. Испепелить всепоглощающей ненавистью! Я вскочил, опрокинув стул, на котором сидел, и сделал шаг к своему Ужасу. Зеленые глаза, пылающие злобой, столкнулись с пустыми глазницами твари. Губы искривил хищный оскал.  — Гори! — прошипел я, и использовал формулу Адского пламени. Покорные, раскаленные духи вырвались на свободу, уничтожая все на своем пути. Сквозь оглушительный треск всепожирающего пламени раздавались вопли умирающего демона, испарявшего последние усилия на бесплодную оборону. Очертания кафе поплыли, словно воск. Я торжествовал. Тварь была повержена. Остался один только я, в центре всего мира, один-одинешенек, окруженный уничтожившей мирозданье Адской колесницей. Моими рабами. *  — Гарри, очнись! — как сквозь вату раздался знакомый, переживающий голос. — Ну давай же, Поттер, приди в себя! Спина примерзала к полу, в центре тренировочной площадки, а надо мной, стоя на коленях, склонился мастер, поддерживающий мою тяжелую, многострадальную голову.  — Прости меня, Гарри, но это было необходимо. Я молча, с кряхтением поднялся, и наколдовал большое зеркало, размером со шкаф, принявшись первым делом искать, возможно, возникшую седину. К счастью — обошлось. Потихоньку приходили на ум и последние занятия, и гипноз Гарфилда, и погружение, призванное для единственной цели — обучить очередного мага заклинанию Адского пламени.  — Гарри, все в порядке?  — Кое-как. Но… все там было излишне… реальным.  — Такое редко, но бывает, — серьезно кивнул наставник, — обычно среди маглорожденных, где контакт между реальностью и вымыслом проходит очень четкий. Удивительно, с чего бы это ты страдал подобной штукой?  — Понятия не имею, — плечо дернулось, поврежденное в видении, но сустав до сих пор нестерпимо болел, вот какова ты, сила внушения? — Теперь-то, смогу ли я использовать Адское пламя?  — О не-ет, — насмешливо приподнял губу Александр, — ты лишь познакомился с состоянием, конечным убеждением, пониманием своей внутренней составляющей, именно той самой, необходимой для создания Пламени. Но до успеха тебе ещё ползти и ползти! Обессиленный и утомленный, ваш нижайший слуга плелся домой. Заклинание, наложенное учителем, оказалось слишком изматывающим: я будто вновь и вновь переживал этот сумасшедший кошмар, вглядывался во встречные лица, с дрожью ожидая ЕГО. Психика сегодня пошатнулась знатно, спасибо учителю. Лучше уже парочка Круцио, чем вновь пережить подобное испытание, а самое ужасное — ничто не могло теперь доказать реальность происходящего.