— Золотишко? Не надо. Я ей и так помогу. Раз крестница, то какие деньги? Русский Бог запрещает брать деньги за помощь. Гиляк покивал, с трудом распутал узел. В тряпице было не золото, а сморщенный клочок бересты. Она сухо потрескивала под дряхлыми пальцами, а линии, вырезанные ножом, почти сливались с трещинами.

— Там золото, — проговорил гиляк потухающим голосом. — Много. Я давно нашел, но боялся. Ты сильный, у тебя не отнимут. Бери, только мало-мало помогай Хенге, хорошо?,. На другой день Данила выехал рано утром, сказав Илье, что хочет побывать в городе. Илья промолчал, только покосился на седельную суму. Оттуда торчали ручка лопэты, проступали очертания тяжелого молотка, ведра. Гиляк с ним не поехал, был стар, но Данила отыскал место без особого труда. Разгреб гниющие прутья, убрал вы– воротень, снял верхний слой дерна и понял, почему раньше никто не наткнулся на золотую жилу. Жила была богатейшая. Самородное золото шло полосой в сажень, на глубину тоже уходило в сажень, но через три шага жилу накрывала каменная осыпь. То ли горный обвал накрыл,то ли Хотога постарался, чтобы укрыть находку, но теперь жила была надежно засыпана. Понадобится дней пять, чтоб убрать камни, расчистить место. Еще через дюжину шагов, как проследил взглядом Данила направление жилы, она уходила прямо в сопку. Кто пожелает следовать за нею дальше, должен вгрызаться в землю, рыть норы, долбить шахты. До вечера он в поте лица копал землю, выбирал самородки. Крупные отбирал сразу, а помельче, с пшеничное зерно, пришлось промывать. Он устал, бегом таская ведра с породой к реке. Лотка не было, пришлось промывать прямо в ручье, сбегавшем к реке, приспособив для этого рубаху. Песчаное золото потерял бы так наполовину, если не больше, но тут были зерна, самые мелкие — с пшеничные, иные — с лесной орех. Ночевал у ямы, просыпаясь при каждом шорохе. Рука его лежала на винчестере. Утром, едва в лесу забрезжило, продолжил исступленную работу, пока не дорылся до каменной насыпи. Еще хватило сил отгрести первые валуны, но дальше они лежали в два, три, несколько слоев. Данила махнул рукой. Пока и этого золота, что навыбирал и намыл, хватит надолго. А для того,что под осыпью и в сопке, время придет! На третий день он выехал обратно. Второй конь тяжело тащился под грузом золота, хотя с виду обе сумки были не очень раздуть». Подъезжая к своему амбару, мучительно раздумывал, как поймать на крючок отца и братьев. Илья уже помогает, хотя и говорил вначале, что пришел на пару дней, но остальные сторонятся. Даже во время нападения Аким и Ефим прибежали на полчаса, отогнали беглых и тут же ушли, даже не заходя в амбар. Главное — склонить отца. Как старовер, ей-Богу! Все зло от богатства. Золото придумано врагом рода человеческого. Дело не в золоте, батя, а в чьи руки попадет. Наложит лапу Дьяков, тог-

да все запляшут под его дудку. Ага, надо на это нажать. Если не они, Ковалевы, застолбят за собой это место, то налетит всякая нечисть, ворье, каторжники беглые, варнаки. Со всей тайги сюда стянется грязь, сползется зверье, падкое на золото, готовое на все. Видишь, батя, надо браться самим. Быстренько убрать каменную осыпь, выбрать золотишко, а потом так же без огласки начать выбирать жилу из сопки. К тому времени станет известно в селе. Шила в мешке не утаишь, но не станем скопидомничать, допустим к старательскому делу и соседей или организуем артель. Сердце его билось сильно и часто. Он должен стать богатым! Настолько богатым, чтобы этому спесивому князю понадобилась самая высокая лестница в мире, только бы лизнуть ему подошвы.

Дьяков шел по улице, его шляпа была надвинута на лоб. Редкие встречные почтительно здоровались, дворник отступил на проезжую часть, низко поклонился. Дьяков чувствовал на спине их любопытные взгляды, кипел от бешенства. Возле дома князя стояла кучка людей. Дьяков сделал движение, будто хотел обойти, но его заметили, замахали руками. Некоторые глядели на раскрытые окна второго этажа. Оттуда доносились громкие голоса,завывающий плач Варвары, кухарки.

— Что произошло? — потребовал Дьяков, подойдя ближе. — Это дом князя Волконского, а не бродячий цирк! Перед ним расступились, тут же охватили кольцом. Перед Дьяковым оказался Соловьяшкин, чиновник по мелким поручениям Волконского. Соловьяшкин был подавлен, с всклокоченными волосами, потный, несмотря на холодный ветреный день.

— Вы не знаете? — ахнул он. — Князь убит! Дьяков обвел взглядом взволнованные лица. На него смотрели с ожиданием, надеждой. Он был адвокат, знал законы.

— Что за чушь, — пробормотал Дьяков. — Князь был человеком, который мухи не обидит. Горяч, вспыльчив, но отходчив. У него не было врагов.

— Пристав полагает, что беглые каторжники, — вставил кто-то из собравшихся.

— Каторжники? — удивился Дьяков. — Им проще пристукнуть золотоношу, чем лезть в княжеский дом! Тут место людное, рядом пристав живет, участок напротив.

— Не в доме, — пояснил Соловьяшкин. — В том-то и дело! Князя нашли за городом, на берегу реки.

— Зачем его туда занесло? — удивился Дьяков. Ему не ответили, и он заспешил в дом. Внизу, в зале суетились оба квартальных. Пристав спрашивал зареванную кухарку и мрачного кучера. По лестнице спустился доктор, сказал невесело:

— Я оставил молодому князю нюхательную соль. Если понадобится, даст сестре.

— Что-нибудь выяснилось? — спросил Соловьяшкин с надеждой.

— Выясняют! — ответил Дьяков саркастически, — а время уходит. Убийца может ускакать с награбленным далеко.

— Полагаете, ограбление?

— Что еще? У князя не было врагов. Только ограбление. Потому я даже не подумаю подозревать этого, ну купца Ковалева, который так быстро покинул город. Соловьяшкин некоторое время глядел на Дьякова непонимающими глазами. Лицо адвоката было непроницаемо. Вдруг Соловьяшкин хлопнул себя ладонью по лбу:

— Господи, как же я забыл? Они ж три дня тому поссорились! Князь еще велел ему явиться, а этот дерзкий ему такое ответил, такое!..

Средняя дверь отворилась. Пристав вместе с Всеволодом вели под руки рыдающую Наталью. Она прижимала заплаканный платочек к глазам, ноги подкашивались. Пристав, оставив Наталью на попечение брата и доктора, быстро подошел к Дьякову. Лицо пристава было несчастным.

— Странный случай, — сообщил он хмуро. — Его нашли с вывернутыми карманами. Ограбление? Но золотые часы не тронули.

— Не знали где искать, — предположил Дьяков. — Простой народ часов не носит. Наталью усадили поблизости в кресло. Пристав и Дьяков подошли к Наталье. Пристав деликатно кашлянул, спросил:

— Наталья Андреевна, осмелюсь побеспокоить. Понимаю, невежливо, но время… Надо схватить убийцу, цока далеко не ушел. У вас есть подозрения? По лестнице сбежал Соловьяшкин, подошел к ним:

— Она вам рассказывала про этого отпетого таежника Ковалева? Наталья вздрогнула, подняла голову. Дьяков сказал громко:

— Вы бы не вмешивались. Господин пристав разберется сам. Соловьяшкин вспылил. Его руки затряслись, голос стал визгливым:

— Почему вы стараетесь защитить этого разбойника? Я поговорил с привратником, кухаркой. Все указывают на него! Дьяков повысил голос:

— Данила Ковалев не мог убить. У него не было дел с князем. Пристав поднял руки, утихомиривая, повернулся к Наталье. Она всхлипывала, но в глазах появилось удивление, когда она смотрела на Дьякова.

— Наталья Андреевна, голубушка, — начал пристав дрожащим голосом, — припомните, Христа ради, не было ли у вашего любезного батюшки ссоры с этим Ковалевым? Она безмолвно глядела на них, потом из ее глаз покатились крупные слезы. Она прижала ладони к лицу, плечи затряслись от рыданий. Пристав беспомощно развел руками, оглянулся по сторонам:

— Наталья Андреевна! Чем раньше узнаем правду, тем скорее схватим негодяя. Поднять руку на такого человека — это преступление из всех преступлений. Поверьте, мы отыщем убийцу. Только подмогните малость. Были у вашего батюшки споры, неприятности? Она затрясла головой, не отрывая рук от лица: