— Стоять на месте! Двое с передних нарт остановились. Оба были широкоскулые, с решительными лицами, одеты богато. На задних еще кричали, размахивали руками. Над головой у одного сверкнуло широкое лезвие. Данила сперва подумал на топор, но то оказался широкий меч с расширяющимся к концу отогнутым краем.

— Уберите собак к чертовой матери! — закричал Данила.

— Кто такая? Ты кто такая? — визгливо крикнул высокий с передней нарты.

— Я здесь живу, — раздельно ответил Данила. — Это моя земля. Я — Данила Ковалев. А ты кто, который прет не глядя и распускает собак? С задних нарт соскочили трое. В руке одного было ружье, второй держал меч, у третьего блеснул нож. Двое с передних нарт не отвечали Даниле. Один озлобленно и торжествующе глядел на него, второй бросил что-то повелительное задним на своем языке.

— Стоять на месте, — велел Данила угрожающе спокойно. — Вы понимаете?! Высокий в богатой одежде важно разжал губы:

— Ты, — сказал он тонким голоском, — уходить с дороги. За убитую собаку подаришь нам коня.

— Черта с два, — ответил Данила сердито. Второй коротко кивнул. Трое с задней нарты бросились вперед. Данила быстро выстрелил два раза, спрыгнул с саней, ударом приклада в зубы свалил третьего, подхватил чужое ружье, вскинул к плечу:

— Вы так, да? Его трясло. Никогда раньше не стрелял в человека, но сейчас его колотило от бешенства. Только бы эти двое шевельнулись, сказали что супротив, чтобы и в этих тоже стрелять. Двое, которым он прострелил руки, побежали с воем обратно, оставляя кровавые следы. На снегу остался меч с широким лезвием. Третий ползал, руки и ноги разъезжались на льду, он падал лицом вниз, из расквашенных губ текла кровь. Данила повел стволом на оставшихся двоих, которые теперь оцепенели, как замороженные:

— Ну, продолжим? Его пальцы подрагивали на курке. Это было не ружье, а настоящая винтовка. По старинке их еще звали штуцерами. Заряжено или нет, Данила проверить не успел, проверят эти двое в дорогих шубах. Но в тайге никто не держит незаряженным ружье. Двое попятились, сели в сани. Один рявкнул, с задних саней сбежали помочь третьему, что едва поднялся на ноги. С задней нарты быстро перепрягли огромного пса вместо убитого вожака, низкорослый завизжал на собак. Те рванули и понеслись по глубокому снегу, стороной объезжая сани Данилы. Вторые нарты поехали по их следу, но двигались неуклюже, с саней прокричали угрожающе. Когда они скрылись из виду, Данила тяжело рухнул в сани. Конь тронулся, только тогда Данила заорал, соскочил, вернулся за мечом. Разгреб снег и вытащил диковинный меч. Недобрая тяжесть оттягивала руку, и Данила с изумлением рассматривал тяжелое оружие, прекрасно отделанную рукоять, острое как бритва лезвие. Таким дикого кабана зарубить можно, только какой кабан подпустит так близко? Снег скрипел под полозьями. Солнце слепило, на душе было мрачно. Ввязался в скандал, зачем? Хорошо, хоть никого не убил. Но что за люди? Даже не назвались. Не гольды, те, по слухам, совсем бедные, робкие. И не китайцы-купцы, тем незачем лезть в драку. Купцы со всеми стараются дружить. Конь бежал споро, Данила не спрыгивал с саней, было жарко. Меч и чужую

винтовку сунул под одеяла. Пока болтать не стоит. Если надо, пострадавшие на него заявят сами. Солнце начало опускаться, когда впереди на левом берегу увидел несколько темных хибарок, накрытых не то звериными шкурами, не то рыбьими. В сторонке стояла странная круглая изба с загнутыми кверху крышами. Эта фанза была самая большая, отделана побогаче, и Данила повернул коня к ней. Берег был крутой, пришлось тащить коня под уздцы, вытаскивать сани наверх. Коня он привязал возле сарая, торбу с овсом подцепил к морде и быстро пошел к фанзе. Дверь была как дверь, и Данила постучал кнутовищем в толстые сосновые доски. Внутри слышались голоса, потом дверь отворилась. На пороге стоял Ген Дашен. Узнав Данилу, он кивнул, поклонился, сделал приглашающий жест:

— Заходи! Лавка всегда есть товар.

— Вижу, — ответил Данила. — Выгоду никогда не упустишь. Он шагнул в фанзу, пригнув голову. Просторно, все жилище было одной большой комнатой. В одной половине товары, в другой — грубо сделанный очаг, где полыхал огонь. На полу березовые поленья, тут же рядом шкуры в несколько рядов. В фанзе дымно, пахнет прелью, чем-то острым, неприятным. Ген шагнул за ним, сказал неприязненно:

— Товары просить приехал? Данила удивился пренебрежительному тону торговца. Это был совсем другой человек, чем тот, который приезжал к ним на поселение.

— Зачем просить, — ответил Данила с достоинством, — долг надо вернуть и кое-что купить. Торговец повернулся к нему, посмотрел в упор. Данила вытащил из тюка соболей и лису. Ген быстро ухватил за хвост и голову, потряс, подул в мех, осмотрел. Даниле показалось, что в глазах торговца мелькнуло неудовольствие.

— Плохо шкуру снимал, — сказал он. — Вот тут попортил, видишь? И вообще соболь мелкий. Ладно, лису беру за десять рублей, соболей и белок тоже беру. Зачем белок бьешь, время переводишь? Это для мальчишек забава, мужчина соболей неси. Данила растерялся:

— Как за десять рублей? Им цена не меньше сорока. Ген пронзительно взглянул на него:

— Где? В Петербурге? Там и две сотни дадут, но отвези. Я тебе в долг давал, спасал. Теперь ты отдал долг, твоя молодец. У меня все в долгу, только ты молодец! Данила смотрел на него набычившись. Здорово дал маху. Не уговорился о цене, проклятый торгаш умело забил баки, всучил товар и смылся. Теперь как докажешь, что не взял бы по такой цене?

— Твоя молодец, — нахваливал Ген, провожая до порога. Данила остановился, повернулся:

— Что толку? Опять надо в долг лезть. Собирался купить кое-что. Ген повеселел, глаза заблестели. Он потер пухлые ручки:

— Холосо! Выбирай, все для тебя есть!

— Выберу, — согласился Данила, — только на этот раз оговорим цены. И запишем, я грамотный, не дрейфь. А то не выберусь, буду у тебя как гиляк. Торговец поскучнел, сказал погасшим голосом:

— Зачем не доверяй? Я честная торговец.

— Ты оборотистый и смелый, а вот о честности… У нас тоже говорят: не обманешь — не продашь. Твое дело дурить, мое — не дать себя надуть. Данила отобрал товары, проверил, чтобы записано было верно, похлопал скисшего Гена по плечу. Когда он укладывал товар в сани, укрывал и привязывал, чтобы не вытряхнуло на ухабах, со стороны стойбища показалась процессия. Двое крепких молодых парней, родня Гена, тащили молоденькую девчушку. Она была маленькая, в шубке, лицом ребенок лет десяти — двенадцати. Пробовала вырываться, ее тащили грубо, один крепко огрел ее палкой по спине, потом по голове. Сзади с воем и слезами шли старые гольд и гольдка. Они стонали, что-то лопотали, протягивали умоляюще руки, но не осмеливались схватить молодцов. За долги девку отняли, подумал Данила. Он отвернулся, отвязал коня. Девчонку протащили мимо. Она дернулась в сторону, ее ударили палкой по голове и поволокли за ноги. Старики завопили громче, к их жалобным крикам присоединились соседи. Не надо вмешиваться, сказал себе Данила. Он прыгнул в сани. Всякий раз достается по ушам, когда влезает не в свое дело.

Девчонку дотащили до фанзы. На порог вышел Ген, уперев руки в бока. Глаза его блестели. Молодцы со смехом дотащили девчонку, один за шиворот как котенка поднял ее на ноги. Данила тронул коня. Сани дернулись с места, на него оглянулись, и Данила встретился с затравленными глазами девчонки. Она завизжала, в ее глазах были ужас и надежда.

— Тпру! С недовольством на себя он выскочил из саней. Молодцы оглянулись на него, гиляки расступились.

— Что происходит? — требовательно спросил Данила. Ген отмахнулся.

— Твоя ходи-ходи к себе!

— Я у себя, — напомнил Данила, наливаясь злостью. — Куда тащите девчонку? За долги отобрали? Ген прищурился:

— Быстро соображаешь. Старик должен мне много лет, платить не может, долг растет. Пришлось взять в уплату. Данила повернулся к гольдам:

— Кто-нибудь понимает по-рас– ейски? Вперед выступил сморщенный старик. Поклонившись, сказал: