Казалось, он был обижен этими замечаниями.

— Но я ведь принес тебе поесть!

Ее пальцы сжались в кулаки.

— Это платье мне никогда бы не пришлось впору, если бы я не сидела на диете последние несколько месяцев. Я не ела ничего, кроме хлеба, уксуса и воды неделями. Я нуждаюсь в более здоровой пище и регулярном ее приеме, раз с моей свадьбой покончено.

— Уксус?

— Это… такая диетическая добавка.

Он поморщился.

— Как это отвратительно. Но ты ведь не можешь пожаловаться, я хорошо накормил тебя утром.

— Остатками с моего свадебного стола.

— Я думал, ты оценишь мою заботу.

— Ничуть. И я совершенно не в восторге от того, что ты делаешь со мной сейчас, ведя меня черт знает куда, отрывая от моей семьи и моей дорогой Нанни Эдны.

Он бесстрастно посмотрел на нее.

— А тебе не кажется, что ты уже достаточно большая, чтобы обойтись без няни?

— Я могу без нее обойтись, а она без меня — нет.

— Потом все будет, как ты захочешь, но сперва мы должны вернуться в Солитьюд.

— Солитьюд? В Вирджинии?

— Да. Между тем я буду очень счастлив, если мне удастся достать тебе еще еды, чтобы укротить твой норов.

— Вряд ли. Самым лучшим укрощением моего норова будет оставить меня в покое здесь, одну, и больше не возвращаться никогда.

— Я не могу так поступить.

— Почему? — горячо спросила она. — Почему ты не можешь оставить меня в покое и позволить мне распоряжаться собственной жизнью самостоятельно?

Он обнял ее и привлек к себе так, что она почувствовала его твердое худое тело, которое она уже почти забыла. В этом движении было что-то интимно-волнующее.

— Потому что я прошел через ад, Маргарет, моральный и физический, но я вернулся, и хочу начать жить той жизнью, которая когда-то была мне уготована. С прекрасной женой и кучей красивых детишек.

С этими словами они вышли из парадной двери гостиницы…

Он не знал, что его слова поразили ее в самое сердце.

Дети. Красивые дети.

Маргарита забилась в угол экипажа, закрыла глаза, пытаясь заснуть. Несколько часов она провела взаперти, лишенная возможности нормально дышать, надеясь на то, что Брэм не станет говорить с ней и не будет к ней приближаться. Она лишь могла гордиться тем, что, когда эта фраза сорвалась с его губ, она держала себя в руках и никак внешне на нее не отреагировала.

Она никогда не позволит ему себя жалеть.

Какая же она была дурочка в шестнадцать лет! Маленькая симпатичная дурочка — и теперь она так жалела о своем легкомыслии после всего, что ей довелось потом испытать. Когда ее отец пригласил ее сопровождать его в поездке в Америку, чтобы договориться о вывозе племенного скота с французских ферм к Адаму Сент-Чарльзу, ей это очень понравилось. Она собиралась навестить родину своей дорогой матери. Она мечтала увидеть новые замечательные места и встретить потрясающе красивых молодых людей.

Так и случилось. Спустя несколько минут после ее появления в Солитьюде ее представили Адаму Сент-Чарльзу и его трем сыновьям. Мика, старший, был таким огромным и тихим и так любил свою невесту, Лили. Джексон, младший, был очень дерзкий и вспыльчивый, слишком импульсивный. Но был еще и средний. Авраам Лексингтон Сент-Чарльз.

Брэм.

Уже спустя годы Маргарита вспоминала, как из ее груди вылетел вздох восхищения, когда она впервые увидела его. Он был высок и худощав, с волосами цвета кофе и улыбкой, которая глубоко запала ей в душу. Когда он вошел в комнату, ей стало жарко, затем вдруг ее прошиб озноб. Он был словно ее ожившая мечта, и несмотря на это, теперь он подозревал, что она вышла за него замуж по расчету, тогда как только любовь могла заставить ее пойти на это. Но не деньги. До тех пор, пока страх перед войной не охватил ее, до тех пор, пока она не обнаружила, что носит под сердцем его ребенка.

Внезапно вспыхнувшая между ними близость показалась ей совершенно естественной. Позже Маргарита поняла, что их чувства были более чем пламенными и захватили их обоих раньше, чем они оба успели что-либо сообразить. Когда он впервые поцеловал ее, она почувствовала слабость. Когда он дотронулся до нее, она была потрясена. А когда он положил ее на лавку в их беседке и занялся с ней любовью, она решила сбежать. Но в конце концов она осталась. Осталась и забеременела.

О, Господи, как это ужасно: думать о том, что перенес несчастный мальчик, ее любимый болезненный сын. Маленький Джеффри. Такой невинный для страданий, выпавших на его долю. Она узнала, что беременна, еще до того, как они с Брэмом поженились. Но после церемонии, когда Брэм все больше думал о войне, о том, что надо вступить в войска Союза, чтобы помочь прекратить это кровопролитие, и, если нужно, умереть…

У нее не было мужества остаться. Несмотря на всю силу ее любви к Брэму, она понимала, что сейчас главное родить ребенка в тихом месте, подальше от опасности.

Поэтому она вернулась во Францию и родила сына.

И бросила своего мужа.

— Маргарет!

Маргарита вздрогнула и открыла глаза, приготовившись давать новый отпор человеку, о котором только что думала. Нет. Это уже был не тот мужчина. Этот Брэм был старше и грубее. Он не прощал.

— Что? — прошептала она.

— Мы собираемся здесь остановиться.

— Здесь? — Маргарита так глубоко погрузилась в размышления, что не заметила, как они остановились.

— Джим Кейси считает, что у нас проблемы с осями.

— Джим Кейси?

Он обратился к долговязому человеку, который выводил ее из гостиницы.

— Мы всего-навсего в часе езды от Кейлсборо, а там уже минут пятнадцать до Солитьюда, но мы вынуждены остановиться здесь, возле этой харчевни. А завтра продолжим наш путь.

Она подалась вперед, чтобы выглянуть из окна, но то, что она увидела, ее не утешило.

Вывеска, видневшаяся на стене сооружения, гласила, что это действительно был постоялый двор, но вид здания был ужасен. Вокруг все было заставлено повозками и вытоптано многочисленными копытами мулов, оставленных под долгим дождем. Трава и кустарники, некогда покрывавшие каменный фундамент, были объедены до корней козлом, привязанным к ограде. Само здание, даже ставни и окна, покрывали пятна, а на стене красовался закопченный след, видимо, от пушечного выстрела.

— Ты хочешь остановиться здесь? — пробормотала она.

— Это самое удобное место, пока мы не попадем в Кейлсборо.

— Понятно, — ответила она слабо.

— Тебе здесь понравится, Маргарет. Мы отдохнем и поужинаем. Я распоряжусь, чтобы нашу повозку посмотрели и, если нужно, кое-где починили, чтобы мы легко могли завершить наше путешествие в Солитьюд. Я хочу попасть туда как можно скорее.

«Тебе здесь понравится».

Понравится?

Наверное, он сошел с ума. Она бывала в очень неприглядных местах, но ни одно из них не выглядело так, словно слабый порыв ветра может разрушить все до основания.

Она смотрела на него так, будто считала, что он издевается над ней, но так и не дождалась никакого ответа.

Как часто, лежа в темноте, она старалась стереть это лицо из своей памяти. У Джеффри взгляд его отца. Такие же горящие, упрямые дымчатые глаза, что заставляло ее скучать по мальчику еще больше. Он будет здесь в течение месяца или через две недели, если все сложится хорошо. Но если местная гостиница считалась чем-то стоящим, то каждая миля, которую они преодолевали по направлению к югу, вела их все дальше к нищете и бедствиям.

— Маргарет! — позвал нетерпеливо Брэм, выходя из повозки и протягивая ей руку. — Пойдем.

Она нехотя подчинилась. У нее не было выбора. До тех пор, пока она не найдет выхода из этой ситуации, ей придется мириться с его желаниями. Хотя бы во имя безопасности. Затем она думает оставить его. Если она этого не сделает, она никогда не перенесет душевную боль при расставании с Джеффри, который не сможет стать членом их семьи. Мысль о том, как трудно будет жить год за годом с мужем, помня о брошенном сыне, была невыносимой. Только если Брэм отправится вместе с ней во Францию и оставит свои игры в войну.