Но не свободы я жажду больше всего. Справедливости. Моей собственной справедливости. И

для этого я должна находиться рядом с ним.

Мы едем вдоль широкого изгиба дороги, что вьется вдоль побережья. Кроме нас, здесь немного

машин. Ожидание нашей конечной цели убивает меня. Будет ли это другой отель?

Кондоминиум на пляже? Роскошный особняк, которым владеет Стоунхарт, но редко посещает?

Может быть это будет курорт? Дикая, сумасшедшая мысль приходит мне в голову: мог бы

Стоунхарт освободить целый курорт для нас двоих?

Я украдкой смотрю на него. От этого человека можно ожидать чего угодно. У него есть на это

средства и мотивация. Лишь только поэтому снять брошь имеет смысл.

Миллиардер, напоминаю я себе. Ты делишь лимузин с миллиардером.

Больше, чем лимузин. Я делю с ним всю свою жизнь.

Забавно—учитывая мое воспитание—как часто я думала о Стоунхарте в таком русле. Сколько

женщин мечтают оказаться на моем месте? Сколько женщин готовы подвести жизнь под черту

контракта, чтобы урвать хоть минуту внимания Стоунхарта? Слишком много, я знаю точно. Как,

например, секретарша, которую он трахал.

Мои мысли приходят в ступор. Волна тошноты и отвращения нахлынывает на меня. Одна вещь,

которую мы никогда не обсуждали всерьез, это то, что я увидела той ночью в его кабинете.

Делить лимузин. Делить кровать, делить мою жизнь. Делить венерическую болезнь.

- Ты чист? - выпаливаю я, не задумываясь.

- Прости?

- Ты показывал мне анализ крови лишь единожды, - говорю я.

Я бесчисленное количество раз думала о том, что он трахает меня без презервативов. Каждый

раз. Сколько женщин у него было с тех пор?

- Это было довольно давно. Ты по-прежнему чист?

Его рот образует тонкую линию.

- Всё дело в Анжелике, не так ли?

- Просто ответь мне, черт возьми!

- Нет, - рычит он. - Не раньше, чем ты расскажешь мне, почему теперь, за всё время ты

поднимаешь это.

- Потому что я хочу знать, Джереми! - раздраженно восклицаю я.

- Ты должна знать, что я хочу, чтобы ты была здорова.

- Я не об этом у тебя спрашивала! Просто ответь мне на один вопрос. Пожалуйста. Я должна

знать. Для моего душевного спокойствия.

- И если я не чист? - бросает вызов он. - Если нет, что от этого изменится? Ничего!

В его голосе присутствует гнев и ярость, чего я никогда не слышала раньше.

- Ты по-прежнему будешь моей, Лилли. Твое тело по-прежнему будет принадлежать мне. Ты

будешь принадлежать мне на протяжении действия всего контракта, пока не выплатишь долг.

Не забывай этого. Не смей забывать этого.

- Как я могу забыть? - выплевываю я и тяну ошейник. - Эта штука всё еще на месте, ведь так? И

он останется настолько, насколько ты сам решишь. Это постоянное напоминание о том, что я не

твоя любовница. Не твоя женщина. А твоя пленница.

- Пленница по своей собственной воле, - огрызается он. - Ты подписала контракт, Лилли, не я. Я

дал тебе выбор.

- Голод? - смеюсь я. - Умирать в темноте? Это то, что ты называешь выбором, Джереми?

- Ты ревнуешь. Вот из-за чего всё это. Ревность. Боже! Я думал это в прошлом, Лилли!

- Ревную? - издеваюсь я. - К кому? Тебе и твоим шлюхам?

- ВСЕГО ЛИШЬ ОДНА! - кричит он.

Тишина, что следует дальше, оглушает.

Возглас Джереми звучит, как раскат грома. Впервые я слышу, как он поднимает голос. Впервые

я вижу, как он теряет контроль.

Кажется, он удивлен также, как и я. Он тяжело дышит. Его волосы находятся в беспорядке. С

каждым выдохом его ноздри раздуваются.

Вдруг я чувствую себя очень маленькой, уязвимой, и очень, очень одинокой. Я начинаю плакать.

Я не знаю, что на меня нашло. Прежде я никогда не была такой эмоциональной. По крайней

мере не на людях.

- Дерьмо, - тихо говорит Стоунхарт. - Дерьмо, Лилли, мне очень жаль.

Он начинает двигаться ко мне.

- Я...

- Не надо, - говорю я и тру глаза. - Не извиняйся. Я в порядке. Всё хорошо. Просто...не подходи

ближе, хорошо? Не сейчас.

Стоунхарт игнорирует мою просьбу и смещается в мою сторону. Движения не хищника. А глаза

мягкие. Я смотрю в сторону. Я ненавижу, когда он вот так смотрит на меня. Я ненавижу, когда

кто-либо вот так смотрит на меня.

Всхлипывая, я стараюсь остановить глупую икоту, чтобы не выглядеть жалкой. Я быстро

моргаю, пытаясь стереть слезы.

Внезапно я чувствую руку Стоунхарта, обвивающую мою талию. Он притягивает меня к себе,

не применяя при этом силу.

Я сопротивляюсь сначала, но...ему удается уговорить меня быть ближе.

Я не понимаю, как это произошло, но в итоге я оказываюсь прижатой к его телу. Жесткое и

твердое, и как бы мне не хотелось этого признавать, успокаивающее.

Он позволяет мне плакать ему в плечо, не говоря ни слова.

Он начинает гладить мои волосы. Я чувствую, как его нос и рот касаются моей макушки.

- Это моя вина, - шепчет он. - Мне не нравится видеть тебя такой. Прости.

- Это всё я. Я вела себя глупо, - я начинаю отталкивать его. - Я переживу. Дай мне секунду.

Но он отказывается отпускать меня. Вместо этого он еще ближе притягивает меня к себе. Его

тело успокаивает. Предполагаю, что некоторые вещи и реакции настолько глубоко укоренились

в нас, что в какие-то моменты наши органы не в состоянии различить, что действительно нас

успокаивает.

Я вдыхаю запах Стоунхарта. Как неудивительно, но он тоже меня успокаивает. Я плачу меньше.

Наступает своеобразный мир.

- Я не должен был кричать.

Свободной рукой он берется за мою и сжимает её.

- Мой отец постоянно кричал на мать. Он делал это все время, даже после того, как она стала

глухой. Я всегда винил его за это. И я пообещал себе, что никогда не стану таким мужчиной,

который будет кричать на женщину. Прости, Лилли. Честно. Я бы не стал признавать этого, но

твои обвинения причиняют боль.

- Какие обвинения? - тихо спрашиваю я.

- То, что за твоей спиной я трахаю других женщин, - он крепче сжимает мою руку. - Это было

один раз, и это было ошибкой. Я говорил тебе, почему я это сделал, но эти причины не

оправдывают меня. Это было неправильно. И я чист. Я ценю свое здоровье. Оптимизированное

тело является ключом к убедительным идеям.

- Почему нельзя было сразу сказать это?

- Потому что, - он издает звук, схожий с ворчанием и хихиканьем. - Потому что ты должна знать

лучше. Потому что это был тупой вопрос.

- Да, - говорю я, прижавшись лицом к его телу. Я слегка смеюсь. - Да, боюсь, что так.

- Ты знаешь, как я ненавижу разгильдяйство, Лилли-цветочек, - говорит он. - А также то, что я

дорожу тобой. Я бы не сделал ничего, чтобы подвергнуть твое здоровье опасности. По крайней

мере не так.

"Но сотнями другими способами", - шепчет мне внутренний голос. Но я заставляю его

замолчать.

Лимузин останавливается. Я была так занята, что даже не заметила, что мы сошли с главной

дороги.

- Мы на месте, - говорит Стоунхарт.

Я отталкиваю его и смотрю в окно.

- Мы на...пристани?

- Ну же, - говорит он. Он сплетает свои пальцы с моими и помогает мне. - Давай забудем обо

всем. У меня для тебя сюрприз, Лилли. Я думаю - Я надеюсь тебе понравится.

Мы выходим. Солнце близко к горизонту, остались считанные минуты, когда оно имеет такой

великолепный красный оттенок.

Стоунхарт оглядывается, ориентируясь, а затем улыбается и показывает.

- Там, - говорит он.

Я слежу за направлением его пальца. Он показывает на самый конец пирса, где стоит самая

крупная, самая показушная яхта, которую я когда-либо видела. Должно быть она сорок,

пятьдесят футов в длину. Она пришвартована поодаль от других лодок из-за своих размеров.

Садящееся солнце отражается на её глянцевом, чистом корпусе. Яхта безупречно белая.