Вздрогнув от внезапности, Гринька спросил растерянно:

— Куда… садись?

— Куда? Да на коня, за седло… А ну, дай помогу!

И Александр Ярославич протянул было вниз левую руку. Однако опоздал. Быстрее, чем белка на ствол ели, Настасьин, слегка лишь придержавшись за голенище княжеского сапога, мигом вскарабкался на вороного и уселся верхом позади седельной луки.

— Держись за плащ! — приказал ему Невский. — Удержишься?

Но у того уж голосишко перехватило, и он смог только мотнуть головой. Невский почувствовал, как в его спину колотится маленькое сердце.

Александр тронул коня.

Когда уже прогремел под копытами мост, когда уже всадник был далеко, Чернобай, всё ещё стоявший с запрокинутой головой, распрямился и с неистовой злобой глянул вслед Александру.

— Ужо сочтёмся, князь! — с угрозой прогудел он. — Погоди, Олександр Ярославич, скоро доведёт бог и твоей крови княжеской повыцедить!…

Великий князь Владимирский Андрей Ярославич, родной брат Невского, моложе его двумя годами, стоял на солнышке посреди огромного благоустроенного псарного двора, окружённый свитою, псарями и сокольничими.

Это был ещё молодой человек, не достигший и тридцати. Снеговой белизны сорочка с распахнутым на смуглой, крепкой груди воротом, заправленная под синие узорные шаровары, лёгкие, лимонного цвета сапожки весь этот домашний наряд ещё больше молодил князя. От его тёмных вислых усиков, от резкого, тщательно выбритого подбородка веяло удалью и стремительностью.

Андрей Ярославич гневался. Перед ним смиренно, без шапки стоял старый ловчий, правитель всей княжей охоты.

— Обучать собаку надо голодную! — бешено кричал на него князь.

Старик ловчий даже и не пытался оправдываться:

— Проступился, княже, прости!

Но великий князь Владимирский сегодня что-то долго не унимался. По этому крику да по нетвёрдой походке Андрея Ярославича слуги и псари уже знали, что князь, опохмеляясь утром после вчерашней попойки, хватил лишнего.

Безмолвно ступала за князем свита: двое нарядных мальчиков, так называемые меченоши, и пять-шесть знатнейших бояр, по возрасту ещё молодых, но которых князь приблизил к себе единственно за то, что они хорошо знали соколиную и псовую охоту.

За это горожане владимирские открыто, на площадях, порицали великого князя.

«Нет, — говорили они, — хотя и родной брат он князю Невскому, а, выходит, далеко не родня! Видно, хоть два яблока и с одной яблони упадут, а далеко друг от дружки откатываются!… Александр Ярославич — тот о русской земле радеет, о нас, о бедном люде, помнит. А этому только бы пьянствовать, гортань свои тешить да с псами да с соколами по лесам рыскать. Мимоходный!» — так и горестно и насмешливо говорили в народе о великом князе Владимирском. И это прозвище — Мимоходный — утвердилось за ним.

…Князь шествовал по своей псарне.

Собаки — борзые и гончие, старые и молодые, всех шерстей, статей и кличек — одни лежали, другие расхаживали, третьи клацали зубами, выбирая блох. Слышалось лаканье и чавканье. Плескался разливаемый по корытам корм.

Андрей Ярославич внезапно остановился. Князю почудилось, что от жидкой болтушки, которую только что разлил собакам молодой парень — так называемый корытничий, — исходит пар: значит, болтушка не остужена?

Великий князь Владимирский соизволил обмакнуть палец в самое месиво и тотчас же с ругательством отскочил от корыта. Лицо князя даже и сквозь смуглоту побагровело.

— Что творите?! — неистово заорал он. — Я вам носы велю урезать, мерзавцы!

Один из отроков подбежал и поспешно, но бережно отёр княжеский палец шёлковым платком.

— Что же вы, негодяи, — продолжал кричать князь, — али вы не знаете, что от горячей пищи у собаки желудок портится и чутьё?!

Старый хитрец ловчий понял, что дело сегодня может окончиться плохо и для него и для многих. Он подал многозначительный знак одному из псарей.

И тот с почтительным поклоном поднёс князю широкую, отлогую корзину, обтянутую изнутри белым полотном поверх толстой подстилки. В корзине играли и барахтались брыластые,[2] упитанные, с лоснящейся шерстью, крупнопятнистые щенки. При одном взгляде на них сердце великого князя отошло.

— Ох ты, ох ты!… — вырвалось у него.

Андрею подсунули низенький ременчатый складной стулец, и он, присев, склонился над корзиной со щенками.

Он то подсвистывал им и прищёлкивал пальцами, то запускал обе руки до самого дна и, опрокидывая то одного, то другого щенка кверху жемчужно-розовым пузом, принимался рассматривать их, оценивать и распределять.

Вдруг над самым ухом князя Андрея послышался шёпот одного из отроков:

— Князь, оглянись…

Андрей Ярославич поднял голову… и обомлел: шагах в десяти от него, ярко освещённый солнцем, стоял брат Александр.

Невский улыбался, глядя на брата.

Словно дуновение испуга пробежало вдруг по лицам всех тех, кто окружал князя Андрея. Да, пожалуй, испугался и сам Андрей Ярославич. Он побаивался-таки старшего брата. А между тем по княжению Александр Невский обязан был подчиняться Андрею, потому что ему, а не Александру, татарский хан Батый отдал ярлык на великое княжество Владимирское.

Русь после нашествия хана Батыя принуждена была платить дань татарам. И татарские ханы определяли, кому быть старшим князем на Руси. Александру Невскому они опасались отдать великое княжение. Они знали, что он, ещё будучи юношей, разгромил и шведских и немецких рыцарей, знали, что он умён и храбр, а потому боялись, что, став главным князем во всей Северной и Восточной Руси, Невский слишком усилится и начнёт поднимать русских против Орды.

Александру пришлось уехать на княжение далеко — в Новгород-на-Волхове. Татары прогнали бы его и оттуда, но Новгород Великий не признавал ещё татарской власти. Он уцелел в 1238 году от страшного Батыева нашествия. Татарам не удалось пробиться тогда сквозь тысячевёрстные густые леса, сквозь гиблые топи и болота.

Однако в одном Новгороде Невский всё равно не смог бы собрать большое войско против татар. Там правили богатые купцы и бояре. Князей они приглашали только в качестве военачальников. Если же князь пытался захватить власть, они его выгоняли с княжения.

Так было неоднократно и с Александром Невским. Татары знали про это. Знали они и про то, что немцы и шведы тучей нависают над Новгородом. Стоит Невскому подняться против татар, как сейчас же шведские, немецкие, датские рыцари двинут на Новгород своё огромное войско.

Вот почему татарский хан Батый и его брат Берке спокойно смотрели на то, что Александр Невский княжит в Новгороде.

Когда же Александр, властный и крутой, ссорился крепко с боярами новгородскими и они отнимали у него княжение, он уходил в своё маленькое княжество — в Переславль-Залесский. А тогда уж он и вовсе не мог поднять большую военную силу против татар: маленький удельный князёк на Владимирщине, под рукой у брата Андрея!

И всё ж таки Андрей побаивался грозного Александра. По древним русским обычаям, младший брат обязан был повиноваться старшему брату, как повиновался отцу. Так и говорилось: «Старший брат — в отца место!»

— Саша?! — растерянно, но в то же время и радостно вскричал князь Владимирский и выронил щенка из рук на дно корзины. Тот только пискнул.

Андрей Ярославич поднялся на ноги и подставил одному из слуг-отроков левое плечо. Отрок накинул ему княжеский плащ.

Однако застегнуть самому пряжку плаща Андрею никак не удавалось: руки тряслись.

Заметив это и сразу же догадавшись, что братец его опять под хмельком, Невский произнёс и добродушно и насмешливо:

— Да полно тебе! Не смущайся: ведь на работе же застаю, на деле…

Оторопь у Андрея прошла. Он раскрыл объятия.

— Саша, милый мой! — вскричал он. — Свет ты очей моих!… Прости, что не в хоромах принимаю тебя…