— Карен…

— Да? — спросила она, поджав губы крепко-крепко и напрягая все свои мышцы, чтобы не заплакать.

— Помнишь тот секрет, который я тебе рассказал перед выходом на сцену? — его слова будто угасали в пустоте, забирая кратковременную память о них. — Сделай это… Ради меня.

     Карен охватил страх, заставляя её милые глазки превратиться в огромные пуговицы. Она понимала почему Ричард попросил её закрыть глаза и окунуться в счёты, ведь если он попросит её выйти, то последует только эгоистичная ухмылка и шутливое отрицание. Он не мог позволить видеть ей то, от чего после останутся глубокие раны.

— Зачем? Я не хочу! Не буду! Мне незачем…

— Пожалуйста… — пусть его голосок был слабым, но он заставил девушку замолчать. — Обещай, что досчитаешь до десяти.

За окном тем временем символично закружились белоснежные декабрьские хлопья, бесшумно падая на асфальт. Первый снег… На самом деле падение не убивает. Падение наоборот цепляет людей за внимание. Убивает приземление. Ричард точно такой же. Он будто был самой красивой, самой ажурной снежинкой, которая заставляла Карен расширить глаза в удивлении. Но она забыла, что если существует падение, то существует и приземление. Крылья же бывают только в сказках

— Хорошо… — смирение потихоньку уже входит в привычку.

Она легонько поцеловала парня перед ним в ледяной лоб, покрывая мраморную кожу тонким слоем влаги, после чего неторопливо отошла на два шага, медленно закрывая тяжелые веки. Поджав невольно губы, она начала отчет до десяти:

— Раз — слова Ричарда;

По всему коридору бегали медсёстры и врачи, энергично осматривая пациента, не замечая плачущею малышку Карен, которая стоит в углу с прикрытыми глазами, как велел ей Браун.

— Два — сигареты Ричарда;

Крик старшего врача «Мы его теряем!» заставили Батлер сжать маленькие кулачки и болезненно шмыгнуть, но всё так же стоять в уголке с закрытыми глазами, ведь именно так ей велели.

— Три — голос Ричарда.

Она слышала, как её бедного музыканта вбивают в больничную койку, делая ему массаж сердца. До чего же Карен было больно от счёта какого-то неопытного врача до трёх. Но она всё так же стояла и не делала ни шага.

— Четыре — улыбка Ричарда.

Медсёстры что-то говорили про адреналин, но девушка не слушала никого. Она просто считала, вспоминая только значение этих цифр, как Ричард и велел…

— Пять — его великолепные уши.

Наконец, как по закону жанра, раздалось в мгновение: «Разряд!». Они кричали ровно три раза, каждый раз говоря новую цифру. Но даже после такого все всё равно продолжали суетиться, а пианистка — стоять в уголке.

— Шесть — воспоминания с Ричардом.

А может, Ричард не хочет просыпаться? Может он просто хочет спать, ведь за последние пять лет мужчина мало спал, ел, всё время был в каких-то турах. Карен уже поверит даже в эту ложь, которая питается только надеждами.

— Семь — его прекрасные пальцы.

Возможно, это было предначертано ещё много тысяч лет назад. Каждый шорох медицинских листов и бездушные разговоры врачей о спасении, будто всё уже закончилось. Но студентка знала, что надежда ещё есть. Ричард сильный! Он обязательно справится с какой-то пустяковой болезнью!

— Восемь — губы Ричарда.

Переполох вызывает раздражение. Карен хочет просто прорыдаться где-нибудь вне стен больницы, но ещё больше она хочет ещё раз услышать ричардское: «Всё будет хорошо, правда».

— Девять — его обьятья.

Резко шум прекратился, оставляя только безнадёжное молчание. Она не видела, присутствует ли кто-то рядом с Брауном. Она только чувствовала капли горьких слёз, стекающих по её молочным щекам

— Десять… — она не могла говорить. Она боялась, что если назовет десятую цифру, то Ричарда больше не будет, ведь это некое «заклинание» забирает у неё всё по списку от одного до десяти. Но дорогой ей человек сказал, чтобы та назвала все десять цифр. Это было его просьбой, которую Карен обещала выполнить. — Десять — Ричард.

Мгновенно раздался голос того врача с повседневным: «Время смерти — 08:23. 23 декабря 2016 года. Имя — Ричард Браун».

Мелкая улыбка озарила девушку, будто она что-то поняла. Что-то очень важное, что никто кроме неё не поймет, ведь только она так хорошо знает Брауна. Знала…

Она спокойно открыла глаза и увидела, как за окном ярко засветило солнце, ослепляя её мокрые от слёз глаза. Ей было очень-очень больно и тоскливо, но она улыбалась, только шёпотом произнеся так, чтобы слышали только она и Ричард:

— Наверное, там ты вновь держишь виолончель, ведь так, Ричард? Ты мне обещал ещё раз сыграть вместе на большой сцене. Не забудь, Ричард Браун!

                                                                                  Увидимся, Карен Батлер!

                                                                                                23/12/16.