В голове пианистки всё прокрутилось, словно плёнка в быстром темпе: его замечание в туалете, его необыкновенная игра на виолончели, его сильные и добрые руки. Почему всё так? Почему именно тогда, когда она успела к нему привязаться?

— Карен, я уже смирился… — спокойно начал Ричард, будто такую реакцию видеть уже настолько привычно, что невольно становишься непробиваемым. — Всё будет хорошо, правда.

«Всё будет хорошо, правда». Эти слова он говорил профессору Стиву, когда тот уходил в некий «отпуск». Тот же успокаивающий взгляд, та же подбадривающая улыбка, те же отвратительные слова. От данной картины внутри девушки росло необычайное желание закрыться в одиночной комнате, свернуться калачиком и погрузиться глубоко в себя, чтобы больше не слышать этих устрашающих слов, что резали уши.

— Получается профессор Стив не просто так уехал? — подавленно спросила опустошённая девушка.

— Я его попросил, — стряхнул пепел от сигареты в кофеин. — Всегда мечтал стать учителем, но из-за болезни ни один колледж, ни одна школа не желала меня брать. В какой-то степени я с ними согласен. Я бы тоже не взял себя на роль учителя, да и…

— Пожалуйста, — перебила пианистка. — Просто помолчи. Пять минут. Всего пять минут.

Она была подавлена, ошарашена и раздавлена. Студентка считала его чем-то, что обитает за пределом реального мира. Чем-то особенным, что был прислан на землю, чтобы поведать всем красоту музыки. Видимо, мозг гениев просто имеет функцию «перегреться». Как же сейчас Карен хотела, чтобы она никогда не встретила Брауна, чтобы красноволосый никогда не начинал эту тему и…

— Ты сама спросила, — грубо ответил парень. — Сама приблизилась ко мне и сама заставила меня стать твоим учителем. Это был только твой выбор, — отпил он кружку пепельного кофе. На вкус почти ничем не отличается от обычного латте… Или это капучино? — Забудь меня, пока не поздно. Смотри на меня так, как смотрела бы на обычного музыканта твоей ненавистной музыки.

Небо переливалось неожиданно-прекрасными красками: на чисто-голубом небе плыли тёмные куски свежих облаков. Создавалось ощущение, что на горизонте падает солнце, хватаясь за город лучами заката. Почему только сейчас за все двадцать два года Карен стала замечать красоту природы? С появлением Ричарда мир для Батлер открывается с новой стороны.

— Нет, — твёрдо заявила девушка, завораживающе улыбаясь и смотря в окно. — Я не хочу забывать.

Парня поразила ухмылка. Он не мог и представить, насколько эта юная леди была безрассудна. Её невежество привлекало виолончелиста, делая невозможным оттолкнуть её от себя. Хотя бы один года он хотел поступать так, как велит ему интуиция и сердце, а не больной глиомой мозг.

— Меня зовут Ричард Браун, — полушёпотом начинал начало их дружбы, а не отношений между преподавателем и учеником. — Мне двадцать шесть лет, с самого рождения был под опекой у детского дома, но в возрасте пяти лет был усыновлён моими нынешними родителями, что в данный момент живут в Англии. Они подарили мне много любви, заботы и обучение в Оксфорде. На виолончели играю с… семи лет.

— Меня зовут Карен Батлер, — села ближе к столу пианистка, нежно вглядываясь в измученные глаза Ричарда. — Мне двадцать два года. Потеряла родителей и брата в двадцать лет по случаю автокатастрофы. Все двадцать лет родители мечтали, чтобы я стала прекрасным пианистом, но я не любила музыку. Я хотела им сказать и забросить попытки стать музыкантом, но после их смерти я приняла решение, что исполню их мечту.

Они оба не могли отвести взгляд друг от друга. Они медленно погружались в друг друга, забывая обо всём, что их окружало. Это мгновенье теплоты и сопереживания к друг-другу заставляло обоих почувствовать связь, что развязалась именно в это мгновение, когда вафли потеряли свой необыкновенный вкус, а крепкий кофе выпарил свой кофеин. Возможно, это начало захватывающей и трагичной истории.

Их немой разговор перебил звонкий голос официанта. Даже после того, как Ричард отвел взгляд, чтобы оплатить еду, Карен продолжала обескуражено выводить взглядом черты лица мужчины. Ей сейчас не было важно, что подумают другие на её поведение. В голове девушки была только одна мысль: «Как же он красив…»

Они общались ещё долгое время, не выпуская из рук огромные смартфоны. СМС, звонки по ночам, чтобы услышать заветное: «Спокойной ночи, Карен» или «Спокойной ночи, Ричард», которые были всем эти два месяца. А когда они встречались на парах, то смотрели только друг на друга так, будто это было репетиторство с единственным человеком.

Они вели себя так ровно два месяца, пока Браун не вспомнил о том, что некогда обещал девушке научить.

После долгих размышлений, виолончелист так и не смог придумать ничего. Как он собирается учить тому, что умел всегда? Он не понимал, как можно не уметь передавать чувства через инструмент. Всё же, его больная глиомой голова выкинула одну идею.

— Кажется, я знаю, как тебя научить, — за обедом сказал парень, загадочно улыбаясь. — После пар поднимись на крышу университета, хорошо?

Карен так и сделала. Она послушалась её ушастика и, дотерпев все пары, поднялась на крышу высокого здания, увидев перед собой постеленный на пол плед, бутылку вина и красноволосого, который был главным курящим героем в этой картине, что закаливало дух.

Ветер высоты как-то по-детски игрался с волосами. Запах свежего вечера навевал ностальгию о хороших временах смышлёной молодости. Это приятное ощущение идеальной эйфории…

— Как красиво! — привлекла на себя внимание Батлер, смотря на горящий город сотнями огней.

— Не преувеличивай, — усмехнулся парень, продолжая смотреть куда-то за горизонт. — Всё, что ты видишь — это только твои чертоги разума. Через день ты перефантазируешь это твоё «красиво» в совершенно другую картину, оставив только базовые куски воспоминаний. Почему? А всё потому, что твой мозг не способен запечатлеть весь момент, поэтому запоминает только 40% всего увиденного. Исходя из этого, 60% — это придуманные отрывки твоего же разума, что выгодны самому мозгу. Через год ты снова приедешь в это место и твои «воспоминания» и реальность будут значительно отличаться. В итоге ты только разочаруешься в невинном времени.

— Тогда зачем ты меня позвал? — села на плед рядом с виолончелистом пианистка.

— Первый урок, — судорожно втянул в себя дым сигареты мужчина. — Запомни те эмоции, которые испытываешь сейчас. Прочувствуй, вдохни, насладись, а потом передай все эмоции в пальцах, нажимая на клавиши фортепиано. Я знаю, что звучит глупо, но…

— Прочувствовать, говоришь? — налила сама себе бокал вина девушка, делая легкий глоток, смакуя вкус тридцатилетнего алкоголя. — Вдохнуть, — как паровоз вдохнула в себя май Карен, собирая все цветы, что расцвели ещё в апреле. — Насладись… — легонько коснулась она губами сильной шеи виолончелиста, судорожно вдыхая запах перегара и распустившихся хиганбан. Пианистку пьянил не алкоголь, а голос Ричарда, его потрепанная улыбка, измученный взгляд, его обескураженный запах.

— Карен…