Они прошли через наблюдательную платформу, и дверь в рекреационную комнатку открылась. Чикайя невольно усмехнулся, опознав позу новичка: она пригнулась, пытаясь совладать со взбудораженной видом Барьера кинестетикой тела. На миг ее охватила морская болезнь.
А потом он присмотрелся внимательней и опознал еще кое-
что.
Он застыл, как столп.
Не было смысла запрашивать сигнатуру: с тех пор, как их пути в последний раз пересеклись, облик ее не изменился. Собственно, она не меняла внешности вот уже четыре тысячи лет, с того дня, как они расстались впервые.
Чикайя побежал, ничего кругом не видя, только выкликая ее имя.
―
Мариама!
Она обернулась на звук его голоса. Он видел, что ее тоже обуял шок, что она не понимает, как правильно реагировать. Он остановился, не желая ввергать ее в дальнейшее смятение. Прошло двенадцать сотен лет с той поры, когда они последний раз увиделись, и он понятия не имел, что с ней сейчас станет.
Мариама протянула руки ему навстречу, и он снова рванулся вперед, чтобы крепко сжать их своими. Они обнялись и счастливо рассмеялись, закружили друг друга в пляске, поскальзываясь на отполированном полу, теснимые назад собственной центробежной силой, которая их дополнительно ускоряла, и гак до тех пор, пока у Чикайи не устали руки, не загорелись без воздуха легкие и не помутился взгляд. Но он не хотел останавливаться первым, как не желал, чтобы его первым выпустили из объятий.
6
По руке Чикайи пронеслось нечто трудноощутимое, будто к самим косточкам ладони поднесли камертон и стали его настраивать. Он повернулся и тупо уставился… на пустое место. Понемногу там возникла и затвердела, обретя очертания, темная рябь.
― Эй! Быстро, скорми экзоличности этот код.
Посредники пропустили данные через себя, и тут же Чикайя
подумал, что разумнее было бы ответить отказом. Ему показалось, что его помимо воли втягивают в какую-то дурно пахнущую затею. Рефлекс, подобный тому, что заставляет уклониться
or
летящего прямо на тебя предмета. Похоже, что его инстинктивный ответ не слишком верен.
― Я не могу.
Мариама была непреклонна:
― Никто не узнает. Они как статуи. Тебя не заметят.
У Чикайи упало сердце. Он быстро глянул на дверь, поймав себя на том, что, навострив уши, ловит каждый звук, приходящий снаружи — не шаги ли это? Но он ничего не расслышал. Разве можно вот так пройти через весь дом, пробраться мимо разгоряченных ссорой родителей и остаться незамеченной?
― Наши экзоличности сканируют окружающее пространство на предмет опасности, — воспротивился он. — Если что-то происходит в обычном темпе восприятия…
― А твоя экзоличность меня обнаружила?
― Не знаю. Но должна была.
― И что, она послала тебе сигнал? Вырвала тебя из Замедленного состояния?
― Нет. — Он понял, что, в сущности, все еще ребенок. Кто разберется во всех тонкостях охранного программирования?
― Мы ни при чем, — объяснила Мариама. — Но я это не затем придумала, чтобы обчистить их карманы. Если мы ни для кого не представляем опасности, то тревожные системы не активируются.
Чикайя стоял и смотрел на нее. Его мучили противоречивые чувства. Не то чтобы он боялся родителей, но у него развилась привычка во всем оглядываться на их мнение. Малейшая тень недовольства на отцовом челе погружала его в пучину терзаний. Родители? Они хорошие люди. Правда. Это не детский нарциссизм, их мнение и впрямь заслуживает того, чтобы к нему прислушиваться. Если вести себя так, чтобы они всегда были им довольны, то и другие, скорей всего, станут его уважать. Мариама?
Ах, Мариама совсем другая. Она живет по своим собственным законам.
Она легонько склонила голову.
― Чикайя, ну пожалуйста… Это так прикольно, но… мне без тебя одиноко.
― Как долго ты Ускоряешься?
― Неделю, — ответила она, не глядя на него.
Чикайя потянулся к ней, желая поймать ее за руку Она увернулась и пропала из виду. Он на миг застыл в нерешительности, потом направился к двери.
Он стоял, прислонившись к ручке спиной, и обшаривал глазами комнату.
Он знал, что искать ее в таком темпе бесполезно; если она хочет остаться невидимкой, так и произойдет. Тени блуждали по
стенам и половицам с гипнотическим постоянством. Мягко светились потолочные панели: они включались на полную по ночам, а в сумерках и на заре помогали смягчить световые переходы. Он выглянул из окна. Суточный цикл оставался неизменен.
Повсюду.
* * *
Прошла еще неделя. Он простоял ее на прежнем месте. Она не могла укрываться в комнате. Даже если она способна Ускориться так надолго без пищи и воды, то неминуемо полезет на стены от скуки.
Она возникла перед ним, точно переменчивое отражение в неспокойной воде. Мгновение турбулентности, и образ успокоился.
― Как ты сюда попала? — требовательно спросил он.
Она ткнула пальцем в окно.
― Тем же путем, каким уходила.
― Ты надела мою одежду!
Усмешка.
― Она мне впору. И я научила ее новым трюкам.
Она провела ладонью по рукаву и стерла старую личину, заменив ее золотыми солнечными вспышками на черном фоне.
Чикайя понимал, что она его провоцирует. Она дала ему ключ от всех дверей, он ни в чем больше не нуждался, чтобы пуститься за ней в погоню. Если он не выдержит и последует за нею, прекратится по крайней мере эта осточертевшая ему игра в прятки.
― Две недели, — попросил он, понадеявшись, что это прозвучит убедительно. Риск, что родители заметят его отсутствие, ничтожен.
― Посмотрим, посмотрим.
Чикайя покачал головой.
― Я
требую твоего согласия. Две недели, и мы оба возвратимся сюда.
Мариама прикусила нижнюю губку.
―
Я
не собираюсь давать тебе обещаний, которые могу не выполнить.
Она что-то прочла в его лице, потому что тон ее внезапно смягчился:
― Ну ладно.
Учитывая особые обстоятельства
, мы вернемся через две недели.
Чикайя колебался. Он знал, впрочем, что это наилучшее приближение к гарантиям, какое она вообще способна дать.
Она протянула ему руку и улыбнулась.
Потом с губ ее слетело тихое слово.
Сейчас.
Посредники обладали достаточно высоким интеллектом, чтобы синхронизировать процесс без дополнительных напоминаний. Чикайя отослал код своей экзоличности, и они оба вышли из Замедления. Переключение метаболических режимов клеток по всему телу, реконфигурирование всех высокоуровневых систем, отвечавших за позу, жесты, дыхание, циркуляцию ликворов и пищеварение. На это ушло почти пятнадцать минут. Время пролетело незаметно: квасп вернет его тело в нормальный режим, только когда все приготовления окончатся.
Его комнату озарял вечный послеполуденный свет поздней зимы, но, прислушавшись, он мог уловить шум ветра в ветвях деревьев снаружи, звук, чуждый привычному с детства диапазону перемен атмосферного давления. В Замедлении всего шесть гражданских суток. Новые ритмы уже успели прорасти в его мозгу, быстрей, чем это было бы им дозволено, словно их направлял некий процесс, которому бессильна оказалась противостоять экзоличность.
Мариама постучала его по руке, подтолкнула к двери.
― Идем!
Это могло показаться шуткой, однако она не сумела заглушить нотку подлинной растерянности. Они уже стремительнее молний. Даже вялые и бездумные движения их со стороны стали неразличимо быстры. Но этого все еще было недостаточно.