― Это я тоже принимаю во внимание, — осторожно сказал Умрао. — Но вспомните: есть на свете существа гораздо проще многоклеточных организмов. У них нет ничего даже отдаленно сходного с геномом. У большинства многоклеточных все клетки во всех тканях содержат полный набор генетической информации, просто различные ее фрагменты могут быть активированы или находиться в спящем состоянии. Трудно себе представить механизмы регуляции жизнедеятельности вендеков, обладающие достаточной для наших целей точностью.

Расма нахмурилась.

― А если аналогия с многоклеточными неточна? Что, если на каком-то большем масштабе эта информация просто погружена в различные популяции вендеков, распределена среди них?

Умрао пожал плечами.

― А

что

, собственно, туда может быть погружено? Понятия не имею, какие там могут действовать информационные узоры и модели. Я могу судить только по самим вендекам. Если мы хотим построить модель поведения этих существ, нам требуется выяснить, из чего они сделаны.

Чикайя особо выделил для себя эту мысль.

― Различные популяции вендеков с промежуточными устойчивыми слоями? Нечто вроде пчелиных сот с различными гетерогенными сообществами?

― Эй, а что, если там все-таки есть клетки? — воскликнул Сульджан. — Сами вендеки слишком малы, чтобы исполнять тканевые функции, но ведь различные сообщества их могут удерживаться «мембранами», и наши ксенобы могли научиться регулировать их соотношение в целях клеточной дифференциации. — Он опять повернулся к Умрао. — А ты как думаешь? Есть шанс, что эти разделенные «стенками сот» сообщества обретут мембранную подвижность?

― Подвижность? — Умрао подумал с минуту. — Может быть, мне удастся построить и такую модель.

Он поработал с симуляцией. Через несколько минут возникло изображение амебовидного существа, плывущего в море вендеков.

― «Внутри» — одна смесь популяций, а в окружившем ее слое соотношение варьируется от поверхности к поверхности. Внешняя поверхность выглядит как своеобразный фронт вторжения смеси популяций извне, но их присутствие по мере продвижения падает и в конце концов заменяется «внутренней» смесью. С противоположной стороны все наоборот; на самом деле, конечно, и эта поверхность образует фронт вторжения для своей собственной «внутренней» структуры, но продвижение внешних

сообществ в этом случае не сдерживается ничем. Эта клетка никогда не пребывает в покое, но вечно движется. Тонкая настройка ее будет делом мудреным, но я верю, что существуют пути управления такими вещами.

Чикайя перевел взгляд с симуляции на предметы обыденной обстановки кафетерия. Он был в куда лучшем расположении духа, чем на входе сюда, но не забывал, что все это лишь теоретические умопостроения. Чтобы создать машину и тем более тело из чего-то наподобие таких «клеток», придется очень крепко попотеть.

Он сказал:

― Мы обязаны выиграть время у Защитников. Добиться от них передышки, моратория, иначе они все это истребят, прежде чем мы что-то толком выясним.

― Ты полагаешь, что они способны создать эффективных планковских червей, не отдавая себе точного отчета в природе атакуемого объекта? — спросила Расма.

― Это ты первая предположила, что у нас завелись кроты.

― Если они за нами шпионят, к чему вообще покупать у них отсрочку ценой новой информации?

― А когда это шпионы сообщали разведданные широким народным массам? — поддел Чикайя. — Предположим, что Тарек сейчас смотрит нам через плечо, но при этом остальные как блуждали во тьме, так и бродят там? — Он повернулся к Умрао. — Не думаю, чтобы ты исследовал возможность внедрения туда планковских червей, чумы, истребляющей вендеков и оставляющей по себе стерилизованный вакуум?

Умрао настороженно оглядел собравшихся.

― Если хоть слово из того, о чем вы сейчас завели разговор, было правдой, я лучше воздержусь от прямого ответа на этот вопрос.

Сульджан застонал.

― Да забудь ты про долбаную политику, нам данные нужны позарез! —

Он привстал и что было силы стукнул кулаками по столику. — 

Я тут кое с чем поигрался той ночыо, прежде чем выскочить за снеком и ввязаться в эту бессмысленную трепотню. Мне кажется, я нашел способ усовершенствовать технику Янна и Бранко, чтобы продвинуться примерно в десять тысяч раз дальше. — Он поглядел на Янна и хитро заулыбался. — Единственная надежда развить твою работу состояла в переводе ее на язык моего собственного формализма. Все становится куда понятнее, стоит только подобрать подходящую систему обозначений. Как только я разгреб ту несуразицу, которую ты нам преподнес изначально, дело стало спориться. У меня ушло всего несколько часов, чтобы понять способ улучшения методики.

― И в чем же состоит великий концептуальный прорыв, Сульджан? — ласково спросила Расма. — Поведай нам, как тебе удалось расчистить наши авгиевы конюшни.

Сульджан выпрямился в кресле и с гордостью посмотрел на них.

― Я применил теорию кубитовых сетей и переписал всю методику в виде алгоритма для абстрактного квантового компьютера. После этого усовершенствовать ее стало делом техники.

На пути обратно в Синюю Комнату Чикайя решил пройтись через наблюдательную платформу и заметил Бира го. Тот стоял у стены, выходившей на звезды. Первым его побуждением было прокрасться мимо незамеченным; неписаное правило корабельной жизни гласило: «Чем меньше контактов, тем меньше трения».[96] 

Но до раскола фракций у них с Бираго были налажены неплохие отношения, и Чикайю уже тошнило от необходимости общаться с Защитниками исключительно в рамках межфракционных конференций, когда дискуссия гарантированно сводилась к техническим спорам и исполненным паранойи взаимным обвинениям.

Он подошел поближе. Бираго увидел Чикайю и усмехнулся. Он выглядел так, словно был чем-то сильно занят, но не расстроился, когда его оторвали от дел.

― Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Чикайя.

― Вспоминаю дом, — ответил Бираго, неопределенно махнув рукой в сторону тех звезд, которым допплеровский сдвиг придал голубоватую окраску. Но Чикайя знал, о какой звезде тот говорит. Люди с Виро выбрали ее задолго до Рассеяния, и Чикайе на нее неоднократно указывали беженцы, встреченные на полудюжине миров. Пакеты спорообразных формовщиков уже были запущены с Гупты,[97] а беженцы направлялись к новой родине тысячами различных дорог, чтобы не злоупотреблять гостеприимством местных жителей. Их путь обещал отнять века. — Этот мы не потеряем, — поклялся он. — Во всяком случае, пока его солнце не выгорит дотла.

Чикайя это уже слышал не один раз. То ли потому, что им первым довелось сорваться с обжитых мест, а то ли по каким-то иным причинам, коренившимся в исходной культуре, беженцев с Виро всегда больше занимал новый дом, нежели утраченный старый. Бираго толком и не помнил Виро — он был еще ребенком, когда

грянула катастрофа, и сменил дюжину миров, — но если семья и преподала ему хоть какое-то понятие о постоянстве, о принадлежности к какому-то миру, то привязан он был этим якорем не к прошлому, а к будущему.