Председатель профкома Капралов — человек уже в летах, вялый, медлительный, не очень далекий. В цехах рабочие атаковали его со всех сторон: почему, мол, фабричный комитет скрывает от них положение дел на комбинате и почему он сам не принимает никаких мер? А одна пожилая ткачиха во время обеденного перерыва набросилась на Капралова при всем честном народе.

— Не стыдно вам, руководителям, допускать комбинат до такого позора? Это ж позор на всю страну! Вместо того чтобы о членских взносах толковать, ты бы, Федор Федорович, принял нужные меры. А то, гляди, снимем тебя, — тогда небось почешешься!

Капралов пошел в партком к Полетову.

— Сергей Трофимович, слухи об остановке комбината подтверждаются, — сказал он, тяжело опустившись на диван.

— Чем подтверждаются? — спросил Сергей.

— Рабочие говорят… Да и станки постепенно останавливаются из-за нехватки основ.

— Скажу тебе без утайки, Федор Федорович, положение у нас трудное. Если Власов не достанет денег, чтобы расплатиться с поставщиками, не знаю, чем все это кончится, — сказал Сергей.

— Пойдем, посоветуемся с Алексеем Федоровичем, — предложил Капралов.

Власова они застали разговаривающим по телефону. Не отнимая трубку от уха, он свободной рукой показал на кресла, приглашая их сесть.

Директор вел какой-то странный разговор:

— …Нет, это долго!.. Понимаете, нам дорог каждый час… Только, прошу, дайте лучшим закройщикам… Мужской и дамский костюм по последней моде… Очень прошу обратить особое внимание на дамское летнее пальто, — чтобы оно было изящным… Почему я так забочусь об этом? Очень просто. У нас привыкли шить летнее пальто из коверкота или габардина, ткани дорогие, тяжелые. Нам хочется сломать эту традицию, доказать, что летнее пальто из легкой ткани не хуже коверкотового, а во многих отношениях лучше… Хорошо, договорились. Я пришлю вам ткани, а послезавтра вы пришлете нам готовые изделия. Очень, очень вам признателен, — просто выручили. До свидания!..

Власов положил трубку, удовлетворенно потер руки.

— Это я говорил с директором Дома моделей, — объяснил он. — Пора и нам заняться рекламированием своего товара! Чтобы поскорее утвердили цены на наши новые ткани, покажем, какие изящные изделия можно сшить из них. Недаром говорят, что русский человек глазам не верит, должен руками пощупать. Вот мы и предоставим начальству такую возможность. Пусть щупают!..

— Оно конечно, — пробормотал Капралов. — Но вот слухи ходят, что комбинат накануне останова… Рабочие волнуются, спрашивают, а мы с Сергеем Трофимовичем ничего не знаем…

— Как это — не знаете? Прекрасно знаете, что положение у нас архитрудное. Мы обладаем большими ценностями, а платить поставщикам не можем. Начальство тоже не поддерживает нас. Говорит: заварили кашу, сами и расхлебывайте!.. Сейчас все зависит от нашего умения, организованности. Сумеем выстоять — победим. Нет — комбинат остановится, меня прогонят, как негодного работника. И правильно сделают!.. Но сдаваться я не собираюсь. Нет, не собираюсь. — Повторил Власов и нажал кнопку. Когда вошла секретарша, он протянул ей листок бумаги и сказал: — Попросите всех по этому списку быстренько ко мне!

По порывистым движениям Власова, по тому, как он убежденно говорил, Сергей понимал, что директор всерьез намерен биться до последнего. Но вот что можно предпринять при том положении, в котором очутился комбинат, Сергей себе не представлял.

Один за другим входили в кабинет вызванные Власовым работники управления фабрик, начальники цехов, мастера, помощники мастеров.

— Друзья, — начал Власов, когда все уселись, — я вам не буду рассказывать о том довольно тяжелом положении, в котором очутился наш комбинат. Об этом вы знаете. Не буду также анализировать причины, приведшие к этому. Время покажет, правы были мы, когда рисковали, или нет? Сейчас речь идет о том, как спасти положение. Выиграть пять — десять дней. К тому времени, я убежден, мы добьемся утверждения цен на новые ткани…

Власов сделал паузу. Все молчали. Он снова заговорил:

— Находчивость и дипломатия — великое дело. Придется отправиться к нашим поставщикам — уговорить их поставлять нам сырье, пряжу и материалы еще дней десять без оплаты счетов. Дипломатия здесь вот в чем: не просто объяснять государственную важность нашего дела, но и воздействовать на знакомых людей. Я прошу Сидора Яковлевича Варочку отправиться на Фряновскую фабрику, — там он хорошо знает главного бухгалтера, — тот не откажет ему помочь. Наума Львовича Шустрицкого прошу сегодня же побывать на фабрике имени Калинина. Мы с мастером Степановым отправимся на химический завод.

Власов снял трубку и тут же позвонил директору химзавода Надеждину.

— Надеждин, здорово, брат! Приветствует короля химии ткацкий поммастер Власов… Почему ваши счета не оплачиваем? — Власов подмигнул присутствующим. — Очень просто, — считаем, что вы и так богаты, без зазрения совести грабите текстильщиков!.. А если без шутки, то изволь: затоварились по вине почтенных организаций, утверждающих цены… Прошу уделить нам с мастером Степановым минут десять времени. Ты ведь знаком со Степановым?.. Зачем — хитрость? Без всякой хитрости, — сознательно беру с собой твоего бывшего учителя Степанова, чтобы лучше воздействовать на тебя! Спасибо, скоро выезжаем! — Власов положил трубку на рычаг.

— Обещает? — спросил Степанов.

Сказал, приезжайте, поговорим, — ответил Власов. — А тебе, дорогой Матвей Григорьевич, придется прогуляться до города Иваново, — обратился он к ремонтному мастеру. — Явишься на меланжевый комбинат — и прямо с секретарю партийной организации. Так, мол, и так, помогите. Ты ведь там всех знаешь!

— Всех не всех, но многих… Родился и вырос в Иванове…

…К вечеру шли и шли на комбинат, в сопровождении командиров производства, доверху нагруженные автомашины. Власов, наблюдая из окна своего кабинета, как разгружают у складов пряжу, химикаты и красители, чувствовал себя на десятом небе. Одержана еще одна победа: комбинат обеспечен всем необходимым дня на три, может быть, на четыре… Но до чего же обидно тратить столько энергии на вещи, которые с точки зрении здравого смысла говорят сами за себя!..

Шустрицкий первый доложил о том, что на шерстепрядильной фабрике его встретили вначале довольно холодно, но, выслушав, все поняли и обещали отпускать пряжу в течение десяти дней без оплаты счетов, вроде в кредит.

— Не перевелись еще у нас люди с отзывчивым сердцем! — добавил плановик.

— Да, не перевелись, — задумчиво отозвался Власов, а когда Шустрицкий вышел, добавил про себя: «Но черствых, бездушных людей тоже хоть отбавляй!..»

В начале одиннадцатого Власов встретил последнюю автомашину с пряжей, сопровождаемую Варочкой. Поблагодарив старого бухгалтера, Власов поднялся из-за стола, потянулся. Возбуждение прошло, уступив место усталости, какой-то опустошенности. Сильно болела голова, стучало в висках, поташнивало. «На сегодня хватит», — сказал он вслух и отправился домой.

Дома было тихо, уютно. Матрена Дементьевна, с очками на кончике носа, восседала в кресле — вязала. На коленях у нее дремала ее любимица — пушистая сибирская кошка. Анна Дмитриевна сидела за обеденным столом, разложив на нем книги и тетради. Она любила заниматься в столовой при свете большой лампы.

— Наконец-то! — воскликнула Матрена Дементьевна, увидев в дверях сына.

— Мишук спит? — спросил Власов.

— Нет, дожидается полночи, пока отец вернется!

— Можно взглянуть? — Власов направился было в спальню, но мать удержала его.

— Не ходи, разбудишь! — Матрена Дементьевна отложила вязание, прогнала кошку и встала. — Ты, милый мой, забываешь свои годы, — смотри, виски совсем поседели, под глазами мешки. Отец семейства, а воображаешь себя молодым, путаешь день с ночью!

— Много дел, мама, не успеваю…

— Всех дел никогда не переделаешь!.. Только учти, скоро сын твой забудет, как ты выглядишь, дяденькой тебя будет называть, — сказала мать и пошла на кухню.