— Атаковать! — отчеканил Родион Боур.
— И немедля, — присовокупил Волконский, взглядывая на Василия Кочубея. Наказной атаман согласно кивнул бритой головой.
В шатер быстро вошел Бартенев, и по его лицу Александр Данилович понял — стряслось что-то на редкость неприятное.
— Шляхтич из Варшавы приехал час тому. Есть слух о перемирии саксонских министров с Карлом.
— Как, помимо короля Августа? Быть сего не может! — усомнился Меншиков. — Ведь с нами он, здесь, и готов сражаться!
— Ой, так ли? — ввернул Григорий Волконский. — Без оглядки ни на шаг.
— Ничего мудреного — разгром при Клиссове и Фрауштадте у саксонцев в печенках засел.
— А с Паткулем никакой ясности? — поинтересовался Боур. — По-прежнему под арестом?
— Схвачен саксонцами за какие-то денежные неисправности, а в чем они — лишь богу известно… — сказал Волконский. — Как-никак российский посол. На чью особу замахиваются, подумали?
Александр Данилович походил на шатру, досадливо кусая губы.
— Ты прав: терпеть нельзя ни в коем разе. Эй, коня!
Путь к ставке Августа лежал через польско-саксонский лагерь. Вокруг огней мрачновато сидели жолнеры и кнехты: вдрызг оборванные, отощавшие, кое-как вооруженные.
— Подрастряслись, от свеев бегаючи…
— Ну есть и добрые полки. Гетмана Синявского, к примеру. Да и дрезденские гусары куда опрятнее выглядят! — переговаривались Волконский и Боур.
Меншиков, затаенно улыбаясь, думал свое… А ловко генерала Мардефельда обштопали! Стоял день-другой-третий, весь внимание к казачьим и калмыцким наездникам, гарцующим вдоль реки. Ладно. Мы переправляемся выше, под городом Калишем, берем левый фланг, — швед ни с места, будто кол проглотил. Когда же мы, довернув, зашли со спины, а Синявский пересек дорогу справа, — вражеский командир обеспокоился, ан поздно! Теперь ему принимай сражение или капитулируй, одно из двух!
…Вот и загородный панский дом, где остановился Август. Русских ввели в залу. Король обедал, как всегда в гордом одиночестве, а перед ним — подковой — восседали кавалеры и дамы, любуясь прытью отменных Августовых челюстей. Александра Даниловича при виде таких трапез неизменно продирала оторопь: трескай, но и о других не забывай!
Король увидел русского командующего, утер полные губы салфеткой, встав, пригласил в кабинет.
— Гутен таг. Чем обязан вашему приезду? — молвил сухо, точно это не он позавчера, в шатре, вымаливал у Меншикова несколько тысяч ефимков. Что было делать? Отсчитал, хотя и знал: пойдет золото на метресс, кои окончательно завертели монарха, грозя покинуть его и переметнуться к Станиславу Лещинскому.
— Как здоровье? — продолжал между тем натянутые вопросы Август. — Лихорадка не мучает?
— Отпустила. Спасибо за пилюли… — Александр Данилович подтянулся и — твердым голосом: — Ваше величество, завтра поутру союзный корпус атакует шведов. Таково непременное желание моего государя.
Август вздрогнул.
— Найн! — беспомощно замахал он руками, способными гнуть стальные прутья. — Найн!
Доводы Меншикова были неоспоримы. Благодаря искусным поворотам враг припрет к реке. Уйти, не солоно хлебавши, выпустить его на соединенье с главными силами? Ну нет, русские готовы биться до тех пор, пока последний солдат неприятельский не запросит пардону. Карл далеко!
— М-м… У Мардефельда около десяти тысяч шведов, плюс к тому — крупные панцирные компании воевод Иосифа Потоцкого и Казимира Сапеги, а это еще тысяч семнадцать — двадцать…
— Двадцать две, — мягонько поправил Меншиков. — Однако ж и при нас не менее того. Что касается моей конницы, то она, слава богу, ничуть не слабее неприятельской, — ссылаюсь на ваш строгий отзыв, государь!
— Ах, майн фройнд, майн фройнд![6]
— Откуда тревоги, ваше величество? Будем откровенны!
— Извольте. Вы предлагаете напасть первыми, но… выгодна ли нам атака? Давайте поразмыслим. А вдруг?..
— Ваше величество, Мардефельду — конец, в том ручаюсь головой!
— Каждый полководец уповает на победу, но, к сожалению, его мечты не всегда сбываются… — Август нервно потер виски. — За вами, генерал, громадные просторы, а где… укроюсь я? Мои наследственные земли топчет шведский кованый сапог, мое дорогое семейство удалилось на ту сторону Эльбы, и кузен — этот проклятый викинг…
Король смолк, уперев взгляд в шкатулку на краю стола. Туда же невольно посмотрел и Меншиков. Это не осталось незамеченным: Август побледнел, сделал порывистое движение, провел по лбу ладонью.
«Вот чудак! Небось каракульки метресс… — подумал Меншиков. — Если копнуть — добрая треть ясновельможных панов рога обретет! Но чего он так испугался?»
Меншиков откланялся, повторив категорическое петровское требование, у выхода помедлил. Спросить о Паткуле? Нет, пока не надо. Лучше после виктории, а она не за горами!
…Август, заломив руки, метался по кабинету. Да, никаких сомнений, русские будут атаковать, следовательно, ему волей-неволей придется направить солдат и гусар в одну с ними линию и — при любом исходе — лечь под топор неумолимой судьбы… Осталось последнее, крайнее средство, майн готт!
Он позвонил, на пороге тотчас появился генерал-адъютант фон Принцен.
— Отправляйтесь к Мардефельду, передайте мой дружеский совет: ретироваться, и как можно дальше, ибо силы русских и… саксонцев значительно превосходят его корпус. Идите, Принцен, идите. Вопросы потом!
Снова бесцельно ходил из угла в угол. Вспоминалось резкое, то и дело передергиваемое судорогой, лицо Петра, возникал, придвигаясь вплотную, легконогий, весь как на винтах Карл. «Между молотом и наковальней… О, проклятие!»
Король медленно приоткрыл шкатулку, тут же рывком захлопнул ее… Ах, эти прелиминарии[7], начертанные по-шведски и по-немецки! Не дай бог, узнают о них ретивые петровские воеводы — тогда пропало все!
Спустя полчаса в кабинет неслышно скользнул Принцен.
— Ваше величество! Генерал Мардефельд отказался разговаривать со мной и тотчас выслал за пределы своего лагеря…
— Не верит?!
— Считает ваше предостережение военной хитростью… И его можно понять: русская кавалерия занимает боевые позиции.
— Но кто поймет меня? Кто?! — выкрикнул король, потрясая кулаками.