Вставало мглистое октябрьское утро, близился бой. Драгуны тянули шеи, вглядываясь в даль, переговаривались:
— Широконько… В первой-то линии кто у вас?
Всезнайка Свечин тыкал пальцем, называл: именные шквадронцы, далее — московцы, киевцы, смоленцы, владимирцы, новгородцы, тверичи. Обок — Августовы драбанты и дрезденские лейб-гусары. Справа и слева — уступами — полки польских гетманов Ржевусского и Синявского.
— А мы опять во второй! — огорченно молвил курносенький питерец. — Так, пожалуй, и весь бой проспим.
— Не плачь, кума, — успокоил Митрий. — Аль спроста компания такая собралась — ингерманландцы, да ростовчане, да псковичи, да мы?
Вдоль войск второй линии проехал Меншиков, сопутствуемый свитой, сказал несколько слов сосредоточенно-хмурому командиру питерцев Иоганну Генскину.
Баталию начали полки Синявского. Подкрепленные дрезденскими гусарами, они лихо насели на сапежинцев, загнали их в вагенбург, устроенный у реки, но не убереглись и сами. В дело вступила пехота Мардефельда, опрокинула залпами польско-литовскую кавалерию, и теперь под ударом оказалась первая русская линия, расстроенная бегством соседей во главе с королем.
— Прогнулись… Что-то будет? — пробормотал кто-то из новобранцев.
— Новая Мур-мыза, м-мать! — выругался старый драгун. — Там тоже… кинулись и прокинулись!
Конные владимирцы и тверичи, перемешав строй, пятились, неудержимо пятились назад, отбиваясь от шведских кирасир и пехоты.
На левый фланг опрометью принесся Александр Данилович, взмахнул шпагой.
— Второй линии спешиться! Изготовиться к стрельбе!
Командиры полков ошеломленно переглядывались: это было что-то новое, ни в каких кавалерийских уставах не учтенное.
Меншиков повернулся к адъютанту Бартеневу.
— Федор, передать генералу Рену, чтобы шел в обтек, да о кирасирах не забывал. Эва куда вырвались! — И полковым второй линии, свирепо: — Ай не слышали мой приказ? Вы-паал-нять!
— Сроду такого не бывало! — ворчал седой драгун, разминая ноги.
— А теперь будет! — отрезал вахмистр Шильников. — Плутонг, стройся! Фузеи наизготовку! Свечин, ты где? (Вперед выскочил запаренный каптенармус.) Чтоб с патронами никаких заминок, ответишь головой!
Только питерцы и ростовчане отослали коней в укрытие, только разобрались — шведы были тут как тут. Преследуя поляков, надвинулись густыми квадратами, уверенные, что путь на запад открыт полностью, и ахнул залп в две тысячи драгунских стволов. Атака приостановилась. Посреди растрепанных серо-голубых линий хрипло надрывались офицеры, мелькали капральские палки, наводя порядок.
— Ага, не нравится? — раздался гулкий голос вахмистра Шильникова. — Заряжай, дети… Пали!
— Кто-нито… дай стрельнуть! — частил Свечин, бегая с патронной сумой позади шеренг. — Братцы, милые!
— Не суйся! Верх-то, кажись, наш!
Но враг, по всему, думал иначе. Раскатились пушки, стянутые в одну батарею, вокруг питерцев и ростовчан остервенело заплясали ядра. «Иванца убили-и-и!» Митрий, скусывая патрон, оглянулся — часть второй-шеренги, сплошь новенькие, со всех ног улепетывала в кусты.
— Наса-а-ат! — крикнул Генскин, повертывая лошадь. — Прочим сомкнуться… Огонь!
Правее заиграла труба, трепетно развернулись на ветру полковые знамена.
— Палаши наголо! — долетел звучный голос Меншикова. — В атаку арш-арш!
Загудела земля под сотнями копыт, ингерманландцы, невцы и киевцы, поставленные в затылок друг другу, вскинули клинки, молча ринулись вслед за командующим.
— Куда? Зачем? — растерянно бормотал сивоусый питерец. — Игнатьев, наш бригадный, сунулся так-то. И полк уложил…
Митрий Онуфриев неотрывно глядел перед собой… Началось! Кавалерия стремительно въехала в шведские ряды, проткнула их здесь и там, несколькими передовыми ротами вынеслась дальше, громя резервы Мардефельда.
— Точь-в-точь пятый год… — пристанывал старослужащий питерец. — Точь-в-точь!
Митрий крутанулся перед шеренгой:
— Братцы, что ж мы-то рассусоливаем? Господин командир!
— Вперед! — жестко отрубил Генскин, не преминув погрозить своевольному нижегородцу.
Лавина спешенных драгун захлестнула мертвое пространство, дав залп, чуть ли не в упор подступила к серо-голубым линиям. Закипела рукопашная…
Кинжальный удар в лоб и — почти одновременно — контратака слева предопределили исход всей калишской баталии. Около трех тысяч шведских пехотинцев, стиснутых в кольцо, сложили оружие. Потоцкий и Сапега с остатками панцирных компаний засели в вагенбурге, отстреливаясь какое-то время, но вот выкинули белый флаг и они. Ушли немногие, в основном кирасиры, подхватив раненого генерала Крассау, и это было все.
Александр Данилович, вызванивая шпорами, быстро ходил над берегом.
— Пиши, Вельяминов! Побито свеев чистопородных — две тыщи пятьсот, пленено чуть поболе, взято десять орудий, двадцать шесть знамен. Сверх того — главнокомандующий генерал Мардефельд, полковники Горн, Шонингер, Миллер, Герц, Маршалк… ну и так далее, Бартенев, ты где? Поедешь к государю с победной реляцией.
Капитан Бартенев зарделся: чин майора, считай, был в кармане.
Волконский указал в сторону холмов, куда в самом начале боя отступило саксонское войско.
— Едет король Август!
— Надо бы встретить, князь Григорий, как ты умеешь… То-то будет рад!
Увы, радостью и не пахло, в том Александр Данилович убедился, едва лишь король покинул карету и произнес первые вымученные слова.
— Поздравляю, генерал. М-м, поистине крупная победа.
— Ну, до крупной далеко. Сам-то Карлус еще в силе!
Август нахохлился, подал знак Принцену, и тот с поклоном изложил русскому командующему просьбу короля: передать всех пленных под его надзор.
— Нич-чего не понимаю! — развел руками Александр Данилович. — Охрана-то, кажись, и у меня крепкая. Не сбегут.
Принцен слегка возвысил голос:
— Поскольку мой государь лично участвовал в сражении и — заметьте! — на своей земле, то будет противно его достоинству предоставить кому-либо другому право распоряжаться пленными. Разумеется, ваша помощь в ходе битвы…
— Кто же кому помогал? — колюче осведомился Меншиков.
Смущение генерал-адъютанта длилось недолго.
— Как бы то ни было… требование его величества остается в силе. Пленные — от генерала до нижних чинов — должны быть переданы ему!
«И что королю в том полоне? — подумалось Александру Даниловичу. — Или гордость подхлестнула — до сих пор шведов никогда не брал? Или на выкуп надеется?»
— Хорошо, согласен! Только прошу дать реверс:[8] ежели в течение десяти недель не последует Карлусово согласие на возврат русских, кои в темницах маются, Мардефельд с Потоцким и прочими возвращаются ко мне!
Август просиял.
— Реверс? Извольте… Принцен, перо и бумагу!