Если бы она могла вырезать сердце из груди и положить его на плиту, чтобы принести его в жертву — вновь — таким образом? Но альтернатива… Она не может и думать об этом.

— Ронан, — начала она, подходя к нему.

— Я сказала Летней Королеве, что беру тебя в качестве мужа, и она согласилась с этим. — Она сделала паузу. — Мы уже обручены, ты и я. Это защитит тебя. Это единственный способ, который может спасти тебя от Дикой Охоты.

Дикая Охота происходит каждую ночь и собирает души тех фей, которые умерли. После Летней Королевы, претендующей на голову Ронана, Охота могла бы прийти за ним.

Ронан поднял голову, но так ничего и не произнес. Впервые за 30 лет, на протяжении которых она его знала, ее слова, по–видимому, заставили его промолчать. Наконец он произнес:

— Белла…

— Я не могу наблюдать за тем, как они убивают тебя, независимо от того, насколько ты глуп. — Она вздернула нос. — Я выйду за тебя, но это будет лишь фамилия. Ты не получишь… привилегий от меня. Никаких денег, потому что я намерена заключить брачный договор. Конечно, тебе придется жить со мной, но мои апартаменты велики и там только Лолли, моя экономка и я в данный момент. Мы будем вынуждены в некоторой степени проживать раздельно. — Она сжала губы вместе. — Ты сохранишь себе жизнь. Это хорошая сделка.

— Это будет громко звучать Белла Рианнон Калистэ Мак Лир подлинная Туата Де Дананн по родословной наконец–то выбрала жениха и он заключенный, которого приговорили к смерти. Человек, который завалил задание Фандира и только–то. Приговоренный быть презираемым до конца веков в Розовой башне. Вор с Ансилийской кровью. Силия насмехается над тобой в этот момент. Возвращайся на балл, с которого ты примчалась, они давятся со смеху за своими, одетыми в перчатки, руками и с бокалами коньяка из всей этой ситуации.

Все верно, но это не имеет значения.

— Ты не жених, — ее голос сорвался на суровый тон. — Однажды, возможно, и был, тридцать лет назад. Если кратко. В данный момент ты просто старый друг, который нуждается в спасении. — Она отвернулась от него. — Я не могу описать тебе, скольким я жертвую, делая это. — Эмоционально. Психологически. — Ты даже не собираешься меня поблагодарить?

— Я собираюсь сказать нет.

— Нет? — Она резко повернулась. — Что? Ты не можешь сказать «нет». Ты …

Он встряхнул головой и посмотрел на нее. Его обычно ледяные синие зрачки были широкими и темными, руки были крепко сжаты.

— Я хочу тебя, Белла, но когда мы обручимся, мы сделаем это моим способом. На моих условиях. Я сделаю тебя своей, но не наоборот.

Дану, какое высокомерие. Ничего в нем не изменилось.

— Единственное, на что ты сможешь когда–либо претендовать — это на червей, которые будут поедать твою плоть, когда твое обезглавленное тело похоронят.

Она резко повернулась и направилась к двери, затем остановилась, приложив руку к холодному стальному каркасу и закрывая глаза на мгновение. Это происходило на Рождество, наиболее темное время года. Даже дураку и упрямцу, каким он был, она не позволит ему умереть. Она пойдет к Летней Королеве и найдет способ заставить его жениться на ней.

Она спасла сегодня его жизнь, и он сможет ненавидеть ее за это завтра.

Ронан опустил голову и сжал кулаки, до крови на руках и, пытаясь игнорировать незначительные покалывание оков. Это были эфективные пытки для фей. Обычно магические оковы не только лишают фей магических сил, но и делают их слабыми. В конце концов, если оковы слишком долго контактируют с кожей, это становится смертельным. Однако как маг, который был особенно восприимчив к металлу, он работал годами над разработкой сопротивления к нему. Он бормотал в такт дыханию, окисляя оковы, мощная магия искрилась в его ладонях. Его магия не была настолько же сильной, как в момент, когда магические оковы не касались кожи, но, все же он был достаточно силен.

Кровавый ад, возможно ли это? Неужели чувства к Белле все еще пламенятся в нем? Он думал, что уже давно убил, все хорошее, что было в его жизни. Впервые в течение десятилетий надежда зажгла в нем жизнь.

Возможно, он имел право хоть на какую–нибудь жизнь, в конце концов.

Ему необходимо знать это наверняка. Это значило, что путь, на котором он собирался себя запропастить здесь больше не существует. Не с Беллой, которая по–прежнему заботится о нем.

И, кровавый ад, она выглядела так прекрасно. Его руки сомкнулись в объятие, невольно вспоминая, насколько шелковистой и гладкой выглядит ее кожа. Он не мог ждать больше того, чтобы дотронуться до нее, поцеловать. То платье, в которое она была одета, было словно грех, вплетенный в ткань для того, чтобы демонстрировать полную, восхитительную грудь и то, как платье сужается книзу ее длинной, стройной, притягательной спины. Он хотел погрузить руки в ее густые волны темных волос, хотел, чтобы ее ноги обвили его стан, несмотря на то, что он будет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она не сможет больше сосредоточить взгляд. Он хотел предъявить права на нее, сделать ее своей во всех отношениях. Прошло уже много времени с тех пор, как он был с женщиной.

Никому, кроме Беллы не под силу такое сделать.

Белла принадлежала ему. Он был с ней всего один раз, но он выучил свой урок. Никоим образом он впредь не сделает этого снова.

Ронан начал готовиться к побегу.

Белла прошлась по каменному полу своей гостиной, явно ощущая ночной холод, даже через тапочки. Даже через густые тканые ковры ее людей, известные тем, что не пропускали холод. Укутываясь более тщательно в свой шелковый халат, она присела на диван в передней части комнаты, отделенной от каменного пола до потолка листом стекла, которое служило в апартаментах внешней стеной.

У нее был прекрасный вид на Пайффербург, начиная с третьего этажа и вплоть до вершины резиденции Силийского суда. Только у Летней Королевы был лучший вид, и возможно у Эйслинн Кристианы Гвиневер Финварры, ее высокопоставленной подруги.

Здание было построено для общественных чиновников. У Беллы, все же, была чистая кровь, прирожденной древней Силийской Туата Де Данаан — не Ансилийской, бурлящей в феях, или смешанная кровь как у большинства.

В любом случае, насколько это было известно. Белла на протяжении долгого времени надеялась на то, что в ее жилах течет Ансилийская кровь. Но относительно Летнего Суда, она была чистокровным потомком Туата Де Данаан родословной Ирландии. Они сами были иммигрантами из Скандинавии, а до этого… Что же, никто не знал наверняка, но там произошло много спекуляций относительно их происхождения.

Когда она пришла к Летней Королеве просить руки Ронана, даже несмотря на то, что он сказал ей нет, она рассчитывала на согласие от королевы, в связи с высокой должностью, которую Белла занимала в суде. Летняя Королева отклонила ее прошение, так как, желала увидеть кровопролитие. Даже, невзирая на ее должность и ранее высокий статус Ронана, ничто не могло бы повлиять на Силию Роял. Королева хотела заполучить голову Ронана, и теперь она имела на это все основания.

Ронана казнят в первой половине дня. Дикая охота заберет его душу следующей ночью. Белла подчинилась действительности ситуации.

Ее желудок словно наполнился свинцом, она взглянула вниз на большую площадь, которая разделяла Силийский и Ансилийский Суды. Силийский Суд назывался Розовой башней, поскольку был построен из розового кварца. Ансилийский Суд именовался Черной башней, потому что был выполнен таким образом, чтобы никогда не превзойти Розовую башню, и был построен из черного кварца. Поставки большого количества для каждого из них были разрешены общественностью и Фандиром, и магия дала возможность использовать его в качестве строительного материала.

Ниже нее она едва смогла разглядеть две фигуры — похожие на шоколадное пирожное с орехами, — подумала она, ей хотелось веселиться, прыгать и играть в тихо падающем снегу. Весь город веселился во время Йоля, развлекаясь во время этих празднецтв. Вино из бузины, традиционно почитаемый напиток фей, лился быстро и неистово. Даже смертные решались покидать пределы города, чтобы принять участие в праздничных мероприятиях, хотя и не все могли вернуться обратно. Это было правило Пайффербурга, тюрьмы, иногда называли «Чистилищем», позаимствованное из человеческих христианских традиций, теми, кто жил здесь. Феи не могли покинуть город, но люди могли войти, до тех пор, пока они понимали, что станут жертвой для всех, кто здесь жил, после того, как пересекут границу.