СМЕРТЬ ВОЖДЯ

«Охлаждение между Лениным и Дзержинским началось тогда, когда Дзержинский понял, что Ленин не считает его способным на руководящую хозяйственную работу, — пишет Троцкий, — это и толкнуло Дзержинского на сторону Сталина. Со смертного одра Ленин направлял свой удар против Сталина и Дзержинского…»

Но — поздно. В кремлевской склоке вождей ставка Дзержинского оказалась правильной. Паралич Ленина прогрессировал. На пятом году революции Ленин уже лишился речи, а на шестом умер. Дзержинскому выпала честь хоронить вождя.

Перед моим взором предстает пропахшая кислыми щами (за стеной — столовая) кремлевская квартира «наркома невидимого фронта». Софья Сигизмундовна Дзержинская пришла с работы, проверила уроки Ясика, поужинала вместе с сыном, уложила спать и принялась приводить в порядок его одежду. Мальчик есть мальчик — то придет с оторванными пуговицами, то пятно где-нибудь посадит.

Около полуночи пришел Феликс. Молча опустился на стул, даже фуражку не снял и замер, словно окаменел. Софья Сигизмундовна испугалась. Что с ним? Никогда не видела своего мужа в таком угнетенном состоянии.

— Феликс, что с тобой?

— Владимир Ильич умер, — ответил Феликс, не меняя позы.

— Что ты говоришь, Феликс?

— Ленин умер, — повторил Дзержинский.

Софья Сигизмундовна заплакала.

Как жить без любимого вождя? Что же теперь будет? Ведь это так приятно, когда тобой умело руководят. И вдруг — руководителя не стало…

Ночью экстренно собрался Пленум ЦК. Он принял обращение ЦК РКП (б) «К партии. Ко всем трудящимся». Президиум ЦИК СССР образовал комиссию по организации похорон Владимира Ильича Ленина. Председателем комиссии назначен Дзержинский.

Феликс должен был организовать все!

Шесть суток непрерывного действия. Поток делегаций в Горки, траурный поезд с телом Ильича из Горок в Москву, девятьсот тысяч человек, прошедших перед гробом Ленина в Доме Союзов, подготовка Мавзолея и сами похороны — все требовало глубоко продуманной организации, четкого выполнения принятых решений.

Эти решения были обсуждены неоднократно.

Из стенограммы заседания комиссии 23 января 1924 г.

МУРАЛОВ:

…Кроме трудящихся нашего Союза Республик, естественно, желание возникает и у всего пролетариата увидеть своего вождя. Я полагаю, вполне целесообразным, поскольку позволят обстоятельства, с точки зрения врачебной и физиологической, устроить склеп так, чтобы все делегаты, откуда бы они ни приезжали, могли видеть Ильича. С того момента, когда будет опасность в смысле разложения, ведь мы сможем заделать склеп наглухо.

САПРОНОВ:

Как желательно: чтобы гроб только видели или гроб будет открытый?

ДЗЕРЖИНСКИЙ:

Конечно, только гроб…

ВОРОШИЛОВ:

Вся речь Н. И. Муралова — это чепуха. Я бы сказал позор. Он говорит, что выгодно, когда будут приезжать массы и поклоняться праху Ильича. Дело не в трупе. Мне думается, что нельзя нам прибегать к канонизированию. Это — эсеровщина. Нас могут просто даже не понять. В чем дело? Мы перестали быть марксистами-ленинцами. Если бы Владимир Ильич слышал речь Муралова, он не похвалил бы за это. Ведь культурные люди сжигают труп, и остается пепел в урне… Я был на могиле Маркса, чувствовал подъем… нужно устроить склеп, сделать хорошую могилу, но не открытую. Все будут знать, что здесь лежит то, что осталось от нашего великого учителя, и сам он будет жить в наших сердцах… Не нужно превращаться под влиянием величайшего горя, которое настигло, в ребят, которые теряют всякий политический разум. Этого делать нельзя. Нас начнут травить наши враги со всех сторон. Крестьяне это поймут по-своему — они, мол, наших богов разрушали, посылали работников ЦК, чтобы разбивать мощи, а свои мощи создали. Кроме политического вреда, от этого ничего не получится. Я оставляю за собою право заявить Политбюро свое мнение.

БОНЧ-БРУЕВИЧ:

Политбюро постановило сделать склеп… Что касается того, чтобы оставить гроб открытым, это — вопрос очень большой. Политбюро этот вопрос не решало, был разговор только о склепе. Что касается канонизирования, то я не боюсь. Мы можем написать целый ряд статей, брошюр и т. д. по этому поводу. Я считаю, что нужно устроить просто склеп, как, например, имеется могила Достоевского, Тургенева…

ДЗЕРЖИНСКИЙ:

Быть принципиальным в этом вопросе — это быть принципиальным в кавычках. Что касается мощей, то ведь раньше это было связано с чудом, у нас никакого чуда нет, следовательно, о мощах не приходится говорить. Что касается культа личности, это не есть культ личности, а культ в некоторой степени Владимира Ильича… Здесь говорили, что В. И. протестовал бы против этого. Да, такие люди, как В. И., отличаются величайшей скромностью. Ведь мы другого Ильича не имеем. Он лично не мог бы здесь сказать что-либо, так как сам для себя он не судья, а второго, подобного ему, к кому бы это можно было применить, нет. Если наука может действительно сохранить его тело на долгие годы, то почему бы это не сделать. Царей бальзамировали просто потому, что они цари. Мы это сделаем потому, что это был великий человек, подобного которому нет. Для меня основной вопрос — можно ли действительно сохранить тело…

АВАНЕСОВ:

…Дело не в культе личности и т. д. Но тяжело все-таки видеть все время Ильича мертвым. Мне казалось, что было бы лучше на этом месте поставить памятник, хорошую скульптуру, изображающую его могучую фигуру. Почему она не может удовлетворить больше, чем мертвое тело? Мне кажется, что все обстоятельства и наука и т. д. все-таки не дадут гарантии сохранения живости тела, придется создавать искусственную маску, почему же не сделать это в виде памятника?..

АБРИКОСОВ:

…Тот метод, к которому мы прибегли, — метод общепринятый. Он очень хорош и может явитья ручательством за то, что труп предохранится от гниения в течение нескольких лет, но в том случае, если не делается вскрытие, если кровеносные сосуды наливаются этой жидкостью и труп оставляется в таком виде. Так как в данном случае была необходимость сделать и вскрытие, то это вскрытие всегда несколько нарушает эффект бальзамирования. Это вполне понятно, потому что при вскрытии перерезаются сосуды, и из сосудов часть консервирующей жидкости вытекает, теряется… Резюмируя, я должен сказать, что будут происходить процессы высыхания и изменения внешнего облика. В дальнейшем могут присоединиться и процессы разложения, когда кожа высохнет как следует, сделается пергаментной, как это бывает на мумиях, а в тех частях, где не высохнет, подвергнется распаду. Имеется еще один способ… Теперь же наложить на лицо тонкую восковую маску, которой придать облик, соответствующий нормальному облику.

ДЗЕРЖИНСКИЙ:

Это нам нужно было все для сведения. Просить проф. Абрикосова послать нам справку о лучших специалистах по маскам и сообщить тов. Семашко.

МУРАЛОВ:

Можно ли разрешить снимать маску скульпторам? АБРИКОСОВ:

…Сейчас я бы советовал совершенно не касаться лица.

ДЗЕРЖИНСКИЙ:

Запретить снимать какие бы то ни было маски и каким бы то ни было образом прикасаться к лицу. Не держать цветов около лица.

Из стенограммы 28 января.

БОНЧ-БРУЕВИЧ:

Вчера был вызван Абрикосов для осмотра тела Ильича, после того, как он был внесен в склеп. Он нашел, что тело замерзло, в особенности правая рука и, образовались красные жилки. Но это незаметно, как бывает у живого человека. Замерзло одно ухо и лицо. Он принял меры…

МОЛОТОВ:

Я не в курсе дела. Абрикосов является специалистом по бальзамированию и сохранению тела. Нет ли других специалистов? Является ли он наилучшим и единственным, или он второпях так сделал, а теперь нужно более обдуманно это сделать и организовать более правильно? Можно специалиста пригласить из-за границы.

БОНЧ-БРУЕВИЧ:

Проверить всегда не мешает. Но я сам лично знаю Абрикосова. Это — крупнейшее имя в Европе.

МОЛОТОВ:

Можно ли ему довериться?

ДЗЕРЖИНСКИЙ:

Я думаю, не стоит сегодня поднимать этого вопроса. Нашу комиссию нужно будет ликвидировать, и ликвидация ее должна заключаться в том, чтобы создать целый ряд комиссий, которые бы занялись этим вопросом. Между прочим, вопрос о Мавзолее и сохранении тела является вопросом основным, над которым придется долго всем работать. Поэтому я думаю, что та комиссия, которую мы наметили на прошлом заседании, у нас 4 члена комиссии были, нужно в Политбюро внести, чтобы это была постоянная комиссия.

МОЛОТОВ:

У меня такое предложение. Пока комиссия пройдет в Политбюро, я предлагаю немедленно избрать продкомиссию в составе Енукидзе, Бонч-Бруевича и Семашко… А эта комиссия должна свое сообщение сделать в ту комиссию, которая будет постоянной. Я лично не знаю Абрикосова, может быть, он черносотенец, может быть, кто другой, который сделает это не с полной гарантией. На одного человека положиться в высшей степени опасно.

ЕНУКИДЗЕ:

…У меня общее опасение. Я по опыту лечения Владимира Ильича знаю, что чем больше врачей, тем хуже. Как бы еще не напортили!

Каких экспериментов только не проводили над Владимиром Ильичом… Ферстер и др. У них вечные споры и раздоры. А оказалось, что толком никто не лечил…

Из протокола заседания подкомиссии 29 января.

1. Доклад Н. А. Семашко. «Была вскрыта восходящая часть аорты и в отверстие из большого шприца под сильным давлением была влита по току крови консервирующая жидкость (раствор спирта, формалина, глицерина). Жидкость эта под напором шприца — точно так же, как кровь под напором сердца, — прошибла по всему телу и наполнила его. Видно было, как наполняется височная артерия… как свежеет лицо…

2. Об измерении температуры в склепе.

Просить т-ща Н. Семашко предоставить точный термометр из учреждений Наркомздрава (с десятыми долями градуса).