– Зачем мне это делать? Зачем мне летать с таким количеством кокаина в самолете в чужую страну? Это было бы самоубийством.

Мужчина пожал плечами, опуская пистолет, но держа его наготове. Затем он зажестикулировал другой группе мужчин, которые также убрали пистолеты в кобуру и подошли к нам.

– Нам нужно приковать вас наручниками, пока мы ищем, – сказал мужчина, – для нашей безопасности.

Доминик протянул свои запястья, его глаза внимательно наблюдали за полицейским, который подошёл ко мне.

– Аккуратнее с ней – сказал он.

Я задалась вопросом, должна ли я быть польщена тем, что он так беспокоился.

Полицейский защёлкнул наручники на моем правом запястье, затем вывернул его за мою спину, дёргая другую руку назад.

Боль вспыхнула в плече, но я почувствовала странное облегчение. Если я проведу эту ночь в тюрьме, Доминик не сможет мне сегодня навредить. Это было как короткая передышка от неизбежного ужаса.

– Блять! Обязательно быть таким грубым? – проворчал Доминик, когда другой полицейский застегнул наручники на нём. Его громила тоже жаловался, спокойно выражая проклятия под нос, когда они надели наручники и на него.

Мы стояли и ждали, пока закончится обыск. Доминик улыбнулся, когда полицейские вышли с самолета ни с чем и пораженным взглядом в глазах. Но затем приехала другая машина с несколькими собаками. Большой, грузный полицейский повел собак к самолету. Я увидела вспышку страха в глазах Доминика, когда собаки сразу начали лаять.

Я была не удивлена, когда грузный полицейский вернулся с огромным пакетом кокаина в его руке.

– Похоже, вы выбрали самоубийство, господин де Лука, – сказал полицейский по обмену, когда схватил его за руку и повёл к одной из машин.

Доминик посмотрел на меня:

– Если я узнаю, что за этим твой муж...

Холод плясал вверх-вниз по моему позвоночнику. Если бы была одна вещь, которую я узнала о Доминике к этому моменту, это было бы то, что он не дает пустых угроз.

Они посадили меня в другую машину. Я больше не видела Доминика, его громилу, или кого-нибудь ассоциирующего с ним. Машина, в которой была я, заехала в подземный гараж, и меня повели в комнату, в которой были только узкий стол и пара складных стульев. Мне сказали, что придут поговорить со мной через несколько минут, но чувствовалось, будто прошли часы. Я на самом деле не знаю, как долго я была там. Возможно, меньше часа. Время, казалось, изменилось для меня, по крайней мере, так я воспринимала это. Я сидела на стуле и ковыряла тонкую плёнку лака на своих ногтях. В голове была пустота.

Опять же, думаю, это был шок. Так много вещей произошло за последние несколько дней. Я должна была поехать в милый, расслабляющий круиз, чтобы залечить своё разбитое сердце. Но это приключение вышло не таким расслабляющим.

Зато теперь эта ситуация показала мою жизнь в перспективе. Моя борьба в поиске приличной работы стала внезапно пустой. Работа в Старбаксе была не такая уж плохая. Мой босс предположил несколько недель назад, что я могла бы стать управляющим. Это не была исполнительная работа, о которой я мечтала в колледже, но это оплачивало счета. Деньги были не такой уж проблемой. У меня до сих пор был счет в банке с суммой чуть более миллиона долларов, благодаря доле. Я не трогала его месяцами. Даже после того, как Майлз выкинул меня. Точно так же я оставила машину, которую он мне купил, телефон, который он мне дал, и список предложений работы, которые он организовал для меня. Но теперь... Я сдержала свою часть сделки. Я должна пересилить себя и использовать то, что он мне дал, чтобы улучшить свою жизнь и жизнь моих тётушек.

И затем был ещё Майлз.

Моё сердце болело, когда я думала о нём. Я любила его. Я знала это до того, как он выкинул меня, и знала это сейчас. Воспоминания о фотографиях, которые показал мне Доминик, делали боль еще сильнее. И осознание того, что он мог всё закончить в мгновение ока, что он мог оттолкнуть меня, как только я стану бесполезна для него, оставляло во мне немного усталости от доверия к нему. Но я любила его. Вся логика мира не могла заставить меня отказаться от этого чувства. Я любила и хотела всё, что он готов был мне дать. Даже если это было временно.

Если я когда-нибудь его увижу.

Вдруг мне пришло в голову, что я могла попасть в тюрьму. После того, как меня приковали наручниками и привели в это место, после того, как я просидела здесь неизвестно сколько времени, до меня, наконец, дошло, что я могла провести годы в итальянской тюрьме просто за то, что путешествовала в самолете. Сколько лет сидят сообщники? Увижу ли я снова тётушек?

Я вздрогнула, когда представила себе, на что будет походить тюрьма. И была уверена, что это не будет похоже на «Оранжевый - хит сезона». Но насколько хуже это будет? Выживу ли я?

Паника начала зарождаться в моей груди, когда в дверь постучались.

– Миссис Торн? – позвал мягкий женский голос.

Я взглянула наверх. Джоан Тарек, директор офиса Майлза и друг семьи, стояла на пороге. И за ней стоял Майлз собственной персоной.

Я даже не помнила, как двигалась. Всё, что я помнила, это чувство, когда его руки окружили меня, чувство безопасности, вселившееся в меня, когда я положила голову ему на плечо и зарыдала, отпуская весь страх и боль и смятение, которое держала под контролем, с тех пор как громилы вытолкнули меня из обеденного зала.

– Теперь все закончилось, – прошептал он, пока водил рукой по моему затылку. – Все закончилось.

Глава 6

Были вопросы.

Вопросы, которые полиция хотела задать о Доминике. Вопросы, которые я хотела задать Майлзу. Вопросы, которые Майлз хотел задать мне. Но вмешалась Джоан, с командой адвокатов, которых она неизвестно откуда добыла, и договорилась, чтобы это все было потом. И вот Джоан посмотрела на меня с грустной улыбкой на лице и сказала слова, которые я хотела услышать весь вечер: "Ты можешь идти".

Майлз отвёз меня в ближайший отель, где кто-то уже забронировал номер для нас двоих. Шок, или что бы это ни было, который обосновался в моей голове, когда Доминик толкнул меня в тот самолет, всё ещё окутывал меня, делая невозможным для меня обращать внимание на что-либо вокруг. Я понятия не имела, где был отель, город в котором он находился, или даже в какой стране. Я все ещё была вполне уверена, что люди вокруг меня говорили на итальянском, но я не особо хороша в языках, так что это мог быть какой-нибудь другой основанный на латинском язык. Если бы не Майлз, я бы ходила по улицам, без денег, без ориентировки, или даже не зная своего собственного имени.

Он осторожно отвёл меня в ванную, как только мы оказались в комнате, и включил воду в ванной. Мои руки тряслись, пока я пыталась раздеться. Без единого слова Майлз помог мне с пуговицами и кнопками, осторожно без прикосновений к местам, где это не было необходимо. Слёзы навернулись на глаза. Воспоминания крутились в голове снова и снова, пока я смотрела на Майлза.