Думал ли он, что я пошла с Домиником добровольно? Думал ли, что Доминик сделал что-то ужасное со мной? Должна ли я говорить ему что произошло? Должна ли говорить про головорезов, пистолеты и угрозы? Знал ли он, что планировал Доминик? Знал ли он, что Доминик сказал мне? Что бы он подумал, когда узнал всё, что было между мной и Домиником? Хотел бы он всё ещё меня?
Это всё крутилось так быстро, что я не могла ухватиться за единую мысль и удерживать её достаточно долго, чтобы оценить должным образом. Слезы капали и страх – другой вид страха, оттого, как Доминик касался меня – загорелся у меня в груди.
– Мне жаль, – прошептала я, когда Майлз снял рубашку, которую я носила.
Его глаза слегка расширились, темнота в них, которая была там с момента, когда я впервые посмотрела на него в полицейском участке, расширялась и становилась темнее.
– Тебе не за что извиняться, – сказал он, его голос был глубокий и полон эмоций. – Я должен был защищать тебя лучше. Я должен был..., – он мотнул головой, его руки застыли в миллиметрах от моих голых боков. – Это не твоя вина.
Я только кивнула, не уверенная что нужно ещё что-то сказать.
Когда я разделась полностью, он помог мне залезть в ванную, снова очень осторожно, не прикасаясь ко мне таким образом, что эти действия могли быть оценены как сексуальные. Было больно видеть, как он удерживал контроль. Это заставило меня задуматься, пройдем ли мы когда-нибудь через это. И затем я задумалась, было ли вообще понятие "мы", куда можно было двигаться.
– Зачем ты привёл меня на ту яхту? – спросила я, когда Майлз вылил на мочалку гель для душа и повёл ею по моей тонкой коже. Он изучал мочалку долгое время, очевидно завороженный пеной на ней. И затем он посмотрел вверх, его лицо наполненное эмоциями, что было больно смотреть ему в глаза.
– Я думал, Доминик был под контролем. Мне и в голову не могло прийти, что он появится на той лодке.
– Что ты имеешь ввиду под "под контролем"?
Он просто пожал плечами. Потом он поднял мою руку и принялся меня мыть, будто я была инвалидом, или беспомощным ребенком. Он заворчал, когда увидел синяки на моей руке, которые я до этого не замечала, идеальные следы от пальцев там, где Доминик и его приспешники продолжали меня хватать в течение последних нескольких дней. Они не болели. В отличие от синяков на моем лице от ударов, которыми наградили меня Доминик и его головорез. Я уже видела своё отражение на двери лифта. Синяки были чёткие и тёмные, что делало мою бледную кожу еще бледнее. Может быть поэтому Майлз не мог смотреть мне прямо в глаза.
Или может быть, это было что-то другое. Кое-что глубже.
– Он рассказал мне про Ребекку.
Майлз кивнул, пока принимался за другую мою руку, двигая мочалкой по моей коже там.
– Я подозревал, что расскажет.
– Он сказал, что это ты взял на себя вину за тот несчастный случай.
– Это запутанная история.
– Но это правда? Роберт встречался с Ребеккой, и затем он умерла в результате автомобильной аварии?
– Да.
Я кивнула, слёзы наворачивались на глаза снова.
– И ты заступился за Роберта, а он в ответ женился на твоей невесте?
– Здесь кроется куда больше, чем это.
Но он был, очевидно, не заинтересован в том, чтобы рассказывать мне остальное. Он казался более заинтересованным в движении мочалкой по моим ногам, к сведению, он не двигал ею слишком высоко по моим бедрам или не прикасался к частям, которые могли быть скрыты под скромными трусиками или бюстгальтером с высоким вырезом. Я села и схватила мочалку из его рук, решив закончить за него. Я не могла больше смотреть на то, как он так старался быть приличным, не важно какие у него на то могли быть причины.
Я терла свою кожу, пока она не стала красной, затем нанесла на волосы шампунь – дважды. Я чувствовала себя так, будто не могла как следует смыть с себя запах вонючей толстовки или тяжёлый запах одеколона Доминика. Майлз сидел на унитазе и смотрел на свои руки, пока крутил ими снова и снова. Когда я встала, он вскочил и схватил полотенце, завернул меня в тяжёлое тепло, будто обнял.
Но затем он снова отступил, очевидно не в состоянии, или будучи не уверенным в том, чтобы пересечь какую-то черту, которую я не замечала. Он смотрел, как я чистила зубы – трижды, расчесывала волосы и использовала почти всю бутылку ополаскивателя для рта. Я не смогла убрать изо рта вкус Доминика тоже. Я знала, что это в основном было в моей голове, но... Я просто хотела, чтобы всё это закончилось.
Майлз положил руки на мои плечи и повёл меня в сторону спальни. Это была очень милая комната, в центре кровать размера кинг-сайз, мой знакомый чемодан, открытый на стойке. Я подошла к нему и порылась в поисках мягкой футболки, в которой могла лечь спать. Я услышала, как дверь открылась, и повернулась к ней, часть меня ожидала увидеть Доминика, стоящего там. Но там был Майлз, который пытался проскользнуть.
– Не уходи.
Он колебался, стоя спиной ко мне.
– Я думал, что тебе нужно пространство.
Я качнула головой, несмотря на то, что он не мог меня видеть, слёзы снова покатились крупными каплями по моим щекам.
– Пожалуйста... Я...
Он повернулся и злость, или всё остальное, что было написано на его лице, тут же испарилось. Он бросился ко мне, но, как и раньше, он не трогал меня. Он стоял в миллиметре передо мной, его взгляд двигался по мне, как ласка. Я шагнула к нему, отпуская полотенце, позволяя ему упасть, пока скользила руками вокруг его шеи.
Руки Майлза обвились вокруг моей талии, а затем все сомнения исчезли. Он крепко прижал меня к себе, его губы нашли мои с интенсивностью, которой не хватало – чего мне не хватало в нём – до этого момента. Я застонала, и боль рассекла мою челюсть, когда я открылась для него. Тем не менее, удовольствие от того, каким он был знакомым, его вкус, его прикосновения затмили эту боль.
Подхватив под попку, Майлз приземлился на кровать вместе со мной, в это время его губы спустились от моих губ, и начали исследовать мою шею. Я прижала голову к подушке, вдыхая, пока его ладони нашли один из моих сосков, описывая по нему прекрасные круги, которые посылали волны удовольствия по всему моему телу. А затем его зубы оказались на другом моём соске, как будто он был самым вкусным, что он пробовал. Покусывания превращались в прекрасное давление его рта.
Впервые за долгие дни мой разум полностью отключился. Все эти мысли, что крутились в моей голове, теперь внезапно замедлились, а затем и вовсе исчезли. Мои руки в его волосах, дерганье за его рубашку – были только эти мысли, только мои потребности. Я нуждалась в его плоти в моих руках. Нуждалась в ощущении его веса на моём теле. Я нуждалась в чувстве безопасности, что дарило его так хорошо знакомое тело. Мне придавали уверенности его прикосновения. Я нуждалась в жизнеутверждающем удовольствии от этого секса, занятий любовью, или что бы это ни было. Я нуждалась в Майлзе.