антиподы человечества – там, в четырехмерном слое на изнанке земной коры.

Античеловечество.

8

Ввинчивающаяся в природу мысль скоро восстановит в правах вопрос о

метагеографии. Не сказочником был Дант; не лжецами – повествовавшие о

лестнице преисподних. Будет осознано бытие шрастров – четырехмерных стран

на изнанке каждой метакультуры, расы иноприродных существ на изнанке

каждого из сверхнародов человечества. Друккарг называется шрастр на

изнанке России. Скопление этих существ на изнанке компенсационных

выступов Урала называется так же: увеличенное подобие нескольких наших

городов, сросшихся вместе.

9

Друккарг, твержу я. И меня томит тупая тоска оттого, что в наши дни

другие не могут мне верить. Когда же это подтвердит, после медлительного

подползания, после недоверчивого ощупывания, метод науки, меня, вероятно,

уже не будет здесь. Игвы – повторяю я прозвище обитателей

античеловеческого мира: игвы. Это слово и другие, такие же странные, буду

я повторять, пока живу. Я это должен. Быть может, поверит один из

миллионов, быть может, один из тысячи. И тогда будет оправдано мое

существование на земле.

10

И кто-нибудь поверит, что там, перед огромнейшим конусом инфра-Урала,

царит; обращенное головою к гулкому центру земли, неимоверное сооружение.

Всадник?.. Но разве облик даже величайшего из людей можно увидеть

воспроизведенным там, над толпящимся античеловечеством? Нет: основатель

Друккарга – вот кто там неподвижно мчится на адском коне. Прямые крылья

коня распластаны по сторонам, чуть-чуть накренясь; складчатые крылья

всадника сложены за плечами. По две шлифованных, светящихся, выпуклых

красных глыбы вместо глаз у обоих.

11

Мчащимся – не на коне, – на воинственном существе ярой страсти и

грузного разума изображен основатель. Одним из нас такие кони привели бы

на память образ кентавров; летающие ящеры, но не птеродактили, а

тяжелохвостые динозавры, чудом поднявшиеся на воздух, пришли бы на память

другим из нас. Раругг! – Так кличут игвы этих существ, союзников своих и

соотечественников, войско Друккарга. Раругги: в этом звуке им чудится

грозный, грубый, непреоборимый напор, трубный призыв в ураганный налет

против врагов Друккарга.

12

Игвы – пришельцы. Раругги – древнее. Свирепая вражда разделяла обе

подземных расы, пока не убедилась каждая в непобедимости другой и

понемногу не выработался между ними некий modus vivendi*. – А еще раньше

раругги обитали в нашем слое на поверхности земли: алчные аллозавры,

хищные чудовища мезозоя. Бесчисленными инкарнациями в демонизированных

мирах, о которых мы только начинаем догадываться, достигли они

разумности. Колоссально возрос накал их чувств, но все-таки неповоротливы

и тупы их мозги, а темная душа осталась такою же темной.

=====================================================================

* Фактическое состояние отношений, признаваемое заинтересованными

сторонами (лат.)

=====================================================================

13

В единой системе разнозначных зеркал с Медным Всадником длит свое

бытие и третий подобный же исполин смежных миров. О, совсем другой,

подобно тому, как и суть его мира – иная, чем суть Друккарга: тот всадник

на клубящемся выгнутом змее несет в простертой руке бурно-чадящий факел.

И мутно-лунная мгла в мире том мерно сменяется только кромешной ночью. Но

рассказ об этом еще далеко впереди; и, быть может, не я буду

рассказчиком. Знание же о Друккарге томит меня и гнетет. Мне душно от

этого давящего знания.

14

Может быть, спросят: откуда ж могу я знать? и чем докажу? – Не докажу

ничем. Средство искусства – показ, средство религии – рассказ;

доказывание – средство одной лишь науки. Докажут; но не раньше тех дней,

когда и научный метод доберется мало-помалу до шрастров, опереженный, как

это бывает столь часто, другими методами познания. А в том, откуда

шрастры известны мне, буду отчитываться потом: это – задача другой, вне

искусства рождающейся книги. Поэзия же – и с рифмами, и без рифм – не

терпит подобных заданий.

15

Думают часто: если есть иные миры, то в них – тончайшая, сравнительно

с нашею, духовность; и ждать человекоподобия от тех, кто там – значит

обнаруживать умственную незрелость. Но зачем сужать бескровною схемой

необъятное разнообразие миров? Да, есть и такие; другие тоже есть. В

одном только Шаданакаре их 242; странно ли, что в некоторых из них

найдешь отчасти и человекоподобие? Иногда – даже человекоподобие,

способное поразить и потрясти, куда более точное, чем в угрюмых

шрастрах.

16

Некоторые зададут еще и другой вопрос: какое нам дело до этих мрачных

миров, даже если они – нечто большее, чем взрывы субъективной фантазии? –

Нам есть дело до них потому, что им есть дело до нас; им есть дело до

каждого из нас, детей человеческих. В Шаданакаре нет слоев, чье

существование не затрагивало бы остальных; некоторые же связаны с нами и

между собой миллионами нитей. В искусстве не все договаривается до конца,

даже в том необычном стиле, к которому я прибег и который можно назвать

мета-реализмом.

Часть вторая

1

Медленно приближается мерным маятником раскачивающаяся мысль к чуждым

феноменам по ту сторону отнюдь не фантастического Флегетона. Не путай,

плутая в каменной плоти планеты, плотные скалы конуса, опрокинутого в

магму челом, с его двойниками в четырехмерном пространстве. Там

эквивалента мировой магмы нет, нет даже эквивалента земного ядра, и над

Друккаргом (а с нашей точки зрения – под ним) раскинулась пустота:

гигантская, громыхающая грозовыми разрядами, ржаво-рыжая,

бледно-оранжевая полость.

2

Два притяжения: к подземному солнцу и к толще коры... научишься

представлять их упругое взаимодействие. И мне больше не странно знать

способы передвижения игв, их молниеносный, почти неуследимый для глаза,

зигзагообразный полет, их неустойчивую, как бы поскальзывающуюся поступь.

Не странно уже и другое: как, опрокидываясь в петляющем полете головой то

к почве, то к центру планеты, они садятся на скользкие стены своих

своеобразных сооружений с цепкою ловкостью, как летающие насекомые на

стены наших домов.

3

Странно не это. Вместо солнца видеть всегда над собой – в надире для

нас, в зените для игв – тусклый, пульсирующий, инфралиловый диск и три

шарообразные, слегка озаренные луны по дороге к нему – вот что странно.

Недвижное, неизменное, всевидящее, всеслышащее: таким царит над городами

игв, над озерами лавы, над вздыбленными утесами взгорий и шероховатой

ширью равнин это противоположное солнце. Так виден оттуда глубиннейший

мир, созданный Противобогом, – Гашшарва.

4

Луны? Это не луны: так воспринимаются оттуда некоторые миры великих

страдалищ и сам Суфэтх – духовное кладбище Шаданакара: суховатый шорох

жизненных тканей, покидаемых духом навсегда, в этом прозвище мира вечной

погибели. Именно там притаилось, тихо зияя, устрашающее жерло: монады,

чьи души падали на Дно Шаданакара трижды, здесь извергаются, наконец, из

нашей брамфатуры прочь, на лишенное каких бы то ни было времен Дно

Галактики. А черные луны мучилищ маячут, никогда не закатываясь, над

порабощенным разумом игв, неспособным ни к какому мятежу.

5

Инфралиловое солнце (не ультрафиолетовое, а именно инфралиловое,

цветом напоминающее больше всего нашу угрюмую, угрозами веющую лиловость)

- чем могло оно стать для этих сознаний, как только незыблемой осью? Осью