Любуясь этим зрелищем, я облизываю губы. Оно очень даже неплохое и красивое для девушки, которая, проснувшись утром, имеет удовольствие это лицезреть. Лежа под покрывалом, я потягиваюсь, чувствуя себя совершенно замечательно. Совершенно… взволнованной из-за того, что готовит нам будущее.

Потому что, есть ли вообще у нас с этим мужчиной какое-либо будущее? Только мы с ним, вдвоем, против всего остального мира?

Меня… это вроде устраивает. Очень, очень даже устраивает.

РУХ

Путешествие, когда рядом идет Хар-лоу, очень отличается от моих путешествий в одиночку. Мне, конечно же, приходиться идти более медленным темпом. Я не могу уходить и охотиться всякий раз, когда пожелаю. Я должен постоянно помнить о характере окружающей местности и существах, которые обязательно нападут, или местах, которые могут представлять угрозу для ее хрупких лодыжек.

Но… я им наслаждаюсь. Каждое мгновение бодрствования является огромным счастьем. Каждую ночь я притягиваю ее к себе и даю ей своим мягким телом крепко прижаться к моему более крупному. Каждый день преисполнен чувством огромного восторга, и рядом есть кто-то, с кем его разделить.

Я даже вообразить себе не могу возвращение к моей прежней жизни, где нет ее. Она — мое все. Постепенно я ловлю себя на том, что мне удается приспособиться угождать ей. Если она отдает предпочтение в мясе, я стремлюсь его отыскать. Я приканчиваю свою дичь с большой осторожностью, зная, что Хар-лоу захочет сохранить шкуры или мочевые пузыри для готовки. Я постоянно ношу с собой свою сумку и обеспечиваю тем, чтобы у нас было достаточно топлива для ночного костра.

Я абсолютно всегда слежу за тем, чтобы она была в тепле и безопасности.

После целого дня ходьбы пешком мы ужинаем, устроившись у костра, и она проводит штуковиной, которую называет «расческой», по моим волосам. Ей нравится их расчесывать и, когда она прикасается ко мне, то издает тихие урчащие в горле звуки. А что касается меня? Я лишь желаю быть рядом с ней. Ее маленькое личико — последнее, что я вижу перед тем, как заснуть, и первое, что я ищу, когда просыпаюсь.

Иногда то, что она здесь, рядом со мной, по-прежнему кажется мне сном, и, боясь проснуться, я прижимаю ее к себе еще крепче. Боюсь, что проснусь и снова окажусь совершенно одиноким.

По мере того, как мы идем, окружающий нас мир меняется. Поверхность земли становится более плоской, а сугробы все менее глубокими. Я начинаю ощущать в воздухе запах соли больших вод, хотя понятия не имею, заметила ли это Хар-лоу. Деревья меняются, становясь колосовидными и более высокими, а стада двисти, которые в горах в изобилии, сводятся к немногочисленным одиночкам. Здесь теплее, и даже Хар-лоу, кажется, дрожит все меньше. Я рад этому.

Я прилагаю все усилия, однако до моей пещеры этим вечером мы не добираемся. Шаги Хар-лоу все больше замедляются, а когда мы останавливаемся на отдых, от усталости она валиться на землю, и поэтому я решаю сделать здесь привал на эту ночь. Мы можем добраться туда следующим утром. Мы заползаем в шкуры, и я тут же протягиваю руку к ее маленьким складкам, ожидая обнаружить ее уже влажной и полной желания.

Вместо этого Хар-лоу отталкивает мою руку.

— Нет. Плохосебячувствую.

Я хмурю брови. Она устала? Ее лицо кажется напряженным, а обычно она приветствует мои прикосновения, и не важно, насколько она устала. Вместо этого она от меня отодвигается, ровно настолько, чтобы наша кожа не соприкасалась, и, свернувшись в своих шкурах калачиком, пытается уснуть.

Я чувствую себя… странно. Не могу подобрать слово. Все, что я знаю, так это то, что все это кажется… неправильным, и это делает меня несчастным. Я перебираюсь к костру и сажусь там, присматривая за ним в течение нескольких часов и наблюдая за ней, как она урывками дремлет. Она кажется такой же беспокойной, как и я. Моя грудь пульсирует и напевает, настолько громко, что кажется, будто она подобно землетрясению сотрясает мои внутренности.

Что-то не в порядке. Но что именно?

Следя за костром, я уже начинаю клевать носом, когда Хар-лоу начинает кричать. Это звук боли и тяжелых утрат, и я тут же вскакиваю на ноги, ужасно испугавшись за нее. Я не уследил? Что-то укусило ее? Она что, ранена?

Но когда я притягиваю ее к себе, ее веки трепещут, словно она потерялась во сне, а ее грудь дико поднимается и опускается в том же самом бешеном ритме, что и моя собственная.

— Нет, — издает она слабым голосом. Хар-лоу не смотрит на меня. Вместо этого она трясет головой, словно спорит с невидимым человеком. — Тыговорилонаневернется!

— Хар-лоу, — я похлопываю ее по щеке, потом провожу по ней пальцами. Что ж происходит?

ХАРЛОУ

Она вернулась.

Я знаю, что опухоль вернулась, потому что имеются все симптомы. Я сажусь и осматриваю лагерь, но все размыто и у меня двоится в глазах. Два костра, два Руха, два дерева, когда должно быть всего лишь по одному. Никаких красок; мир состоит из черного и белого. Это еще один признак. Голова у меня трещит, и все мое тело вибрирует.

Все точно так же, как было раньше.

Она не исчезла. Компьютер корабля солгал мне. Мой кхай не уничтожил опухоль мозга. Она пребывала в дремлющем состоянии, выжидая, когда моя защита ослабеет. Я поднимаю руку перед своим лицом. Та дрожит. Я осознаю — это еще один симптом опухоли, оказывающий давление на мой мозг.

— Нет, — кричу я, сжимая свою руку в кулак, пытаясь заставить ее перестать дрожать. — Ты говорил, она не вернется! Ты говорил, что опухоль уничтожена! Что ее там больше нет!

— Харлоу, — компьютер упрекает меня. — Существуют определенные правила, а ты их не соблюдаешь. Ты очень многое требуешь от своего кхай, но взамен ему ты не даешь ничего. Чего ты ожидала?

— Что ему нужно?

— Харлоу.

— Что?

— Харлоу, — голос компьютера окружает меня повсюду. Он в моей голове, рядом с опухолью, которая полна решимости убить меня. — Харлоу. Харлоу…

Испустив отчаянный крик, я резко просыпаюсь, словно мне плеснули водой в лицо. Пытаюсь заставить глаза сфокусироваться на лице — одном, четко очерченном лице — которое находится в считанных дюймах от моего. Нет никакой размытости. Никакого двоения в глазах. Я похлопываю языком по своему нёбу. Никакого приступа. А тряска, которую я ощущаю? Это — моя вошь, напоминающая мне, чтобы я спарилась с Рухом. Она вибрирует настолько сильно, что такое ощущение, будто внутри моей груди, как в ловушке, заперта моторная лодка.

У меня выворачивает живот, и я вырываюсь из рук Руха за секунду до того, как меня рвет.

«Это был всего лишь ночной кошмар», — убеждаю себя в то время, пока, закашливаясь, выблевываю ужин в снег перед собой. У меня всего лишь разыгралось подсознание. Интенсивные вибрации моей воши напугали мой погруженный в сон рассудок и ввели в заблуждение, что это припадок.

Вообще-то, я сама себя напугала.

Откинувшись назад, я сажусь на пятки и вытираю рукой со лба пот. После того, как меня вырвало, мне не особо полегчало. Отчего-то я чувствую себя еще хуже, если честно. Что-то мне не верится, что это был просто кошмар. Может быть, это что-то вроде предупреждения. Я избегаю резонанс с Рухом, потому что не хочу забеременеть. Неужели мое подсознание дает мне понять, что я должна принять меры и выполнить то, что требует мой кхай? За исключением того, чтобы страдать еще больше, понятия не имею, что произойдет, если буду и дальше продолжать игнорировать реальность. Кожа у меня уже настолько сверхчувствительна, что почти… неприятно прикасаться к Руху. Такое ощущение, что просто не перенесу этого.

И мой бедный Тарзан. Он ничего не понимает. Я оглядываюсь и смотрю на него, и меня пронзает чувство вины. Все, что нам нужно, так это кое-где всласть поваляться, одурманившись до чертиков, чтобы мы могли — я могла — потерять всякий контроль.

Рух подходит ко мне и убирает волосы с моего лица.

— Хар-лоу?

— Со мной все в порядке, — говорю я ему, пытаясь улыбнуться. — Серьезно.

Рух лезет в свою сумку и достает оттуда веточку со свернувшимися листьями. Я срывала их с кустов, пока мы шли, признав в нем растение из тех, что росли возле пещер. Из него получается очень хороший чай, а еще он оказывает успокаивающее действие на желудок. И, судя по всему, Руху тоже об этом известно. Я беру у него эти листья и, размышляя, пережевываю их.

Может быть, когда мы доберемся до нашей конечной цели, где-то там можно будет разыскать чего-нибудь спиртосодержащее. Или, может, мне стоит просто собраться с духом и наброситься на этого мужчину. Не то, чтобы с ним что-то не так физически. Он красив, он чистый, к тому же волосы у него больше не спутанный ужас. Он до глубины души мне предан, и совершенно очевидно, что в его глазах я — чудо из чудес.

Я просто… очень испугалась самой мысли о том, чтобы стать матерью. Мать, выживающая в дикой местности, да еще когда рядом со мной нет никого, кроме Руха. Мда, это именно та часть, которая пугает меня.

Пока я жую горькие листья, Рух берет мой плащ и, суетясь вокруг, укутывает его вокруг моих плеч. Он приводит меня обратно к тому месту, которое я провозгласила своей постелью, и я ложусь и притворяюсь, что заснула. Может, я и не хочу стать матерью, но разве у меня есть какой-то другой выбор?

РУХ

Ну вот, мы пришли.

Разволновавшись, я беру свою уставшую женщину за руку и веду ее вперед. Я хочу, чтобы она полюбила наш новый дом, куда я привел ее жить. Тут безопасно. Те, плохие, очень редко приходят к соленым водам. И потому что они так далеко отсюда, эти воды подходят нам просто отлично. Здесь неподалеку несколько больших пещер, и у меня на заметке есть одна, которая идеально подойдет для моей хрупкой женщины.

Я прикасаюсь к ее щеке, и она улыбается мне, хотя ее лицо все еще отражает беспокойство. Что бы там прошлой ночью ни случилось, пока она спала, сегодня это несколько потушило в ней ее внутреннюю искру. Ведет она себя очень тихо и менее общительна, чем обычно. Обычно я слушаю ее болтовню и стараюсь запоминать слова, но сегодня Хар-лоу молчит, и я обнаруживаю, что скучаю по нашим забавам. Я скучаю по жизнерадостному и веселому звучанию ее голоса.